Эхо Хорасана... Вместо заключения

          ЭХО ХОРАСАНА СКВОЗЬ ВЕКА И ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ



     ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ:

     НАСЛЕДНИКИ ХОРАСАНА

     Традиционализм на Востоке всегда был силён. В "Большом Иране" он имел особый вес. Это явление как удерживающий фактор в течение длительного времени не позволяло обществу выйти из состояния общинно oikos родового строя, а производственные отношения на фоне неразвитого многоукладного хозяйства удерживало в рамках мелкохозяйственных, узкопрофильных структур. Дальнейшее расслоение социального механизма происходило на фоне своеобразия восточной жизни, главными атрибутами которой выступают незрелое, "феодализированное" состояние гражданского общества, с одной стороны, и традиционная раздробленность населения и многоукладность хозяйственной жизни, – с другой.
 
     Взаимоотношения между государством и обществом оставались архаичными. В силу многоукладности хозяйственной жизни и социокультурной среды на Востоке, гражданско–правововые институты и структуры, присущие правовому обществу, не могли, да и не будут складываться в течение долгого времени. Видимо, поэтому государству здесь изначально было суждено выступать как выражение концентрированного организованного общественного насилия, создавая при этом ореол божественности вокруг себя, чему способствовали такие апологеты как этнорелигиозный фактор и традиционализм. Кстати, ситуация с рождением института власти в России тоже указывает на некоторые особенности "феноменального характера": согласно некоторым оценкам, государственный строй, исторически сложившийся в России, квалифицируется как "агродеспотический", присущий, по определению Карла Витфогеля, странам Азии и Центральной Америки. Однако в России не было нужды в том, чтобы власть помогала извлекать богатство из земли. Россия традиционно была страной широко разбросанных мелких хозяйств, а не латифундий, следовательно, не имела представления о централизованном управлении экономикой до установления, конечно, военного коммунизма в 1918 г. По мнению Ричарда Пайпса, государство в России не выросло из общества, не было оно ему и навязано сверху. Оно, скорее, росло рядом с обществом и заглатывало его кусочку. Первоначально средоточием власти было личное поместье князя или царя, его oikos [др.–греч. слово oikos – домохозяйство], или двор. В пределах этого поместья князь был абсолютным повелителем, отправляя власть в двух ипостасях – суверена и собственника. Здесь он распоряжался всем и вся, будучи эквивалентом греческого despotes’а и римского dominus’а, русским государем, т.е. господином, хозяином, полным собственником всех людей и вещей.

     Ситуация с формированием государства в рассматриваемой нами географической среде несколько отличается. Здесь государство традиционно было призвано играть активную роль на всех стадиях развития общества, регулировать любые процессы на всех этапах и во всей инфраструктуре общества, вопросы национально–этнических взаимоотношений, а также формирования и внедрения господствующей идеологии. Такое государство в большинстве случаев покоилось на основе традиционного уклада: переплетении общинных, этнических и конфессиональных взаимосвязей.

     Типичными примерами такой государственности могут выступать Сасанидское царство, Газневидское правление и нынешний политический строй в Исламской Республике Иран. Сасанидская империя давно стала достоянием истории, как и Газневидская держава, явившаяся вершиной могущества и славы Великого Хорасана. Первая стала предметом подражания арабов после завоевания арийских просторов, при Аббасидах. Слава второй, Газневидской державы, навела тоску на Талибов, претендовавших на трон в развалившейся части Великого Хорасана – Афганистане. Похоже, эта тоска вселяла в них надежду на возможность воссоздания собственного "исламского эмирата" наподобие Великого Хорасана, раскинувшегося при Газневидах от Мавераннахра до глубины Индии. Аббасидам, опиравшимся на мощь и поддержку Хорасана, удалось переустроиться "на сасанидский лад". Вероятно, поэтому французский востоковед Рене Груссе отзывался о них как об "арабских Сасанидах". Как бы то ни было, арабы на протяжении 500 лет своего Халифата (750–1285 гг.) на Багдадском престоле целиком и полностью (как материально, так и в смысле подражания организации и управлению) ориентировались на Сасанидскую империю. Талибы, однако, вскоре были свергнуты коалицией войск мирового сообщества, так и не успев осуществить свои амбиции. Видимо, создание Великого Хорасана в конце XX века и начале III тысячелетия было им не по зубам. Править миром на "газневидский манер", по аналогии владык Хорасана, оказалось нереальным. Тем не менее, нынешняя власть в стране Сасанидов во многом олицетворяет общественно–политическое устройство, да и, по некоторым оценкам, конфессиональную структуру периода Сасанидов. В этом качестве его можно считать новым воплощением Сасанидской державы.

     Как известно, именно Сасанидам удалось добиться "канонизации власти" выдвижением модели государственного строя, основанного на религиозно–мировоззренческих постулатах Пророка Ирана, Зороастра. Тем самым они узаконили по всей территории империи верховенство храма огня над другими конфессиями. Внушительная мощь маздаяснийского жречества в эпоху Сасанидов опиралась на господствующее положение этой веры в масштабе всей страны. Фактически эта исключительная возможность подтолкнула зороастийское духовенство к интегрированию своей иерархии в вертикаль власти, возносясь над императорским двором и не теряя при этом своей неограниченной суверенности как "государство в государстве". Что касается феномена "государственности" в постмонархическом Иране, то, судя по "богообращенческой" заданности правления, согласно трактовке правящего шиитского духовенства, власть в стране, объявленная новым руководством как "Велайат–е факих" (наместничество законоведа), может быть квалифицирована как "богоцентристская". Ибо, подобно Сасанидам, видевшим в феномене власти небесное происхождение и потому считавшим себя сошедшими с небес, апологеты "Велайат–е факих", признавая божественное начало власти, считают её атрибутом Господа, утверждением повсеместной обусловленности земного существования, стало быть, и земных деяний человечества, божьим благословлением. Именно поэтому, – твердят они, – "Велайт–е факих" твёрдо заявляет о себе как о "богоцентристском" правлении, призванном, согласно своему "необычному" (с позиции известных мировой практике типов государств) предназначению, управлять мусульманским обществом – возвратиться к трансцендентному началу.

     Выдвинутая правящим шиитским духовенством Ирана концепция правления нуждается в некотором освещении, всвязи с чем целесообразно к сказанному выше добавить: рассмотрение правления "Велайат–е факих" общепризнанного богослова–правоведа с позиции историко–конфессионального подхода даёт ключ к разгадке сакральной сущности власти в мусульманском обществе. Причём историчность этого подхода указывает на истоки рассматриваемого явления, а религиозность раскрывает неземное происхождение власти. Гносеологически феномен "Велайат–е факих" опирается на принцип преемственности правления имамов, являющийся одним из устоев шиизма как самого ортодоксального течения ислама. Теоретические основы затронутой концепции разработаны лидером Исламской революции, имамом Хомейни, и при нём были зафиксированы в нынешней Конституции страны.

     В общих чертах феномен "Велайат–е факих" может быть расценён нами как сакрально-политизированное выражение духовности в виде интегрированной воли шиитского духовенства, нацеленной на институализацию исламского канона путём проведения целого ряда коренных преобразований в обществе. Это – субстрат нового общественно–политического строя, воплощённый в канонизированной власти общепризнанного справедливого "факиха", т.е. богослова–правоведа, представляющего собой высшую инстанцию духовной, шиитской авторитетности – "марджа–ат таклид" – и назначенного руководящим советом страны (Совет экспертов – Конституция Исламской Республики Иран, ст. 107). Это и есть вершина власти, управляющей страной и олицетворяющей организованное единодушие мусульманского народа в признании неоспоримого лидерства духовенства над обществом. Согласно Конституции, управление страной осуществляется тремя ветвями власти, функционирующими под контролем имама [неоспоримого "влайат–е амр" и "имамат–е" нации (Вали–йе факих)].

     Структура власти в нынешнем Иране представляет собой целую иерархию. Пирамида правления построена на основе вышеизложенной концепции и может быть квалифицирована как всевозможное структурирование направляющей роли духовенства, несущего предписания Корана, проникновение его политизированной воли во все сферы жизни общества. Вместе с тем, концепция "Велайат–е факих", подчёркивая "небесное" происхождение власти, исходит из положения о слиянии духовной и мирской власти, с одной стороны, и неотделимости религии от политики – с другой. В то время как при Сасанидах жрецы, интегрируясь в вертикаль власти, признавали самостоятельность субъекта мирского правления. Согласно первому из этих принципов, пирамиду власти в Иране венчает "Вели–йе факих", титулованный (в соответствии с Конституцией) Лидером Исламской революции. Согласно второму же, духовенство твёрдо заявляет о себе как о неизменном субъекте всех политических процессов страны. При этом вертикаль власти на всех уровнях сохраняет строго зеркальное отражение.

     Подводя черту под вышесказанным, отметим: на фоне высокой религиозности иранского общества, в условиях, когда общественно–политическое устройство целиком и полностью регулируется Божьим каноном, интегрирование духовенства, "проконфессиональной" интеллигенции в структуру власти, их "присутствие" в правлении разного уровня – исполнительная власть, депутатский корпус, судебная коллегия и т.п., – явление закономерное, не вызывающее сомнений у аналитиков и исследователей.

     Вследствие мощнейших социальных потрясений, произошедших как в стародавние времена, в эпоху Сасанидов, в масштабе «Большого Ирана», так и в средневековье в Хорасане, а также позднее, это огромное пространство, некогда представлявшее собой единую историческую родину арийских племён, прародину арийцев, перестало существовать. Точнее, здесь имела место своеобразная парцелляризация – разбиение этнокультурного сообщества на достаточно автономные регионы в пространстве и на автономные группы в социуме. Парцелляризацию прародины арийцев, однако, нельзя воспринимать как утрату родства между ними (как этнического, так и социокультурного свойства). Деление арийских просторов на самостоятельные государственные образования не могло не привести к формированию отдельных исторических общностей людей, проходивших собственную эволюцию. При всём этом, самостоятельное развитие народов как "Большого Ирана", так и Хорасана, как и тех областей, которые длительное время были включены в состав российского царства и советского государства, никоим образом не отрицает факта наличия у них общих корней. Прошлое наследие нельзя перечеркнуть. Дальнейшая эволюция народов самостоятельных государств не могла произойти на голом месте, в отрыве от этого прошлого наследия. Иначе совершился бы здесь акт бесследного исчезновения древней цивилизации. Можно говорить только о перевоплощении древней цивилизации в виде передачи наследия прошлого новым поколениям.

     Как видно, жизнь у нынешних жителей некогда славного Хорасана сложилась далеко не одинаково. Более того, обитатели этой огромной географической среды на протяжении дальнейшей своей эволюции чего только не пережили! Кто мог подумать, что наследникам распавшегося Хорасана самой жизнью были уготовлены столь разные судьбы. Как бы то ни было, однако, все они объединены общим цивилизационным понятием "иранофильство" и, соответственно, принадлежат единому историко–культурному ареалу, охваченному только этим духом. В таком ракурсе следует рассматривать и их представление о своей прародине как об историческом наследии.

     Слово "Большой Иран" как понятие об историческом наследии должно ассоциировать феномен многозначной общности, не вызывающей обособленное отношение к себе. Это слово не может и не должно быть объектом геополитизации. Оно должно фигурировать как культурно–цивилизационное понятие, обозначающее огромное пространство, охваченное ирано–арийским духом, культурой, цивилизацией. Нынешнее его применение в политической сфере никак не тождественно монополии на полноту его исторического наследия и поэтому не может вызывать у остальных наследников либо приобщённых к нему (к этому историко–культурному наследию) народов ассоциацию с "актом узурпации". Понятие "Хорасан" неотъемлемо от этого исторического наследия. Скажем больше: оно является продолжением самого наследия и олицетворяет его в иных исторических обстоятельствах, в ином цивилизационном пространстве, появившемся в результате синтеза системообразующих сегментов и ценностей исконной, зороастрийской, и привнесённой, мусульманской культур.

     Попытка вернуть былую славу равноценна устремлениям стать очередным владыкой мира, который бы диктовал свою волю всей планете. Мировое сообщество вступает в эпоху диалога. В условиях становления нового мироустройства главным мерилом устойчивого развития международных отношений не должно выступать доверие, основывающееся на кланово–родственной, национально–этнической, расовой общности либо опирающееся на идейно–религиозную общность или принадлежность к единой партии, а исключительно доверие, основанное на взаимопонимании, выработанном цивилизованно и олицетворяющем такого свойства ценности. Пренебрегать этим значит впасть в другую крайность – изолировать себя от остального мира. Надо готовиться к новому веянию времени: воспринимать культуру интеграции, быть инклюзивным, открытым к диалогу.