Гений грусти

Посвящается заслуженному артисту России, кандидату искусствоведения, профессору Михаилу Юрьевичу Кустову.

На том концерте Михаил Юрьевич был совсем не похож на себя. По обыкновению сдержанный и лаконично-строгий, он переменился до неузнаваемости в один из холодных неласковых зимних вечеров; словно волшебник, превратив ничем не примечательный день в самое доброе, чУдное воспоминание...
Его лицо, подёрнутое пеленой вопиющей грусти, одновременно выражало и щемящую боль, и горькую тоску, и всепоглощающее разочарование; но в тот же момент озарялось льющимся изнутри светом безграничной доброты, покорного смирения, искренней любви к Музыке, словно святой лик, в котором воссоединились несчастье и сила несгибаемого духа, глубокое сожаление и бескрайняя надежда. Он был настолько открыт залу и так беззащитен перед ним, что мог показаться удивительно слабым, но в этом как раз и состояла огромная скрытая сила музыканта, поражающего в самое сердце раз и навсегда. Заставляя свою виолончель рыдать, он сочувствовал ей, но при этом вынуждал ещё пронзительнее выражать непостижимое страдание. В его исполнении читалось полное самоотречение, эмоционально обнажающее тонкую душу; беспощадное отношение к себе, желание во что бы то ни стало раскрыть произведение на пределе существующих возможностей. Всецело отдаваясь инструменту Михаил Юрьевич наверняка не думал, смогут ли зрители оценить его творческий порыв. В воздухе постоянно витало ощущение бессмысленности происходящего. Казалось, Профессор зря вышел на сцену, ведь никто и никогда не станет добровольно погружаться в бездонную тоску; а лишь следуя за человеком по извилистому лабиринту переживаний, можно проникнуться его скрытым великолепием. Цветы и аплодисменты были ничтожной наградой за столь благородный, но крайне тяжёлый труд. Такое яркое воплощение идеи композитора сквозь призму собственной мудрости нельзя назвать игрой. Если только игрой в жизнь. Или жизнью в игре. Благодаря бесподобному таланту виолончелиста творения Великих композиторов обретают вечную актуальность, приобретая всё новые и новые оттенки и детали, но сохраняя при том первоначальное настроение и эмоциональную наполненность. На стыке двух разных судеб, двух полярных мироощущений порой рождаются подлинные шедевры живого искусства.