Наивное детство, вернись!

Главным девизом моей жизни стало высказывание Ж.-Ж. Руссо: "Любить глубоко – значит забыть о себе". Правда, эта мысль доминировала в моём мировосприятии ещё до того момента, когда я прочла мудрую фразу в какой-то книге. Мне тогда было 14, и я очень обрадовалась, что у меня есть единомышленник. Казалось, что совсем скоро я буду совершенно счастлива. Знала бы, к чему меня это приведет!!! Хотя... если бы и знала, всё равно не смогла бы ничего поделать. С самого раннего возраста я как-будто не существую сама для себя. Вроде бы я есть – и в то же время меня нет, есть лишь окружающие люди, которыми заняты все мои мысли. Получается, я всегда отвергала себя.
В детстве у меня было несколько подруг, и все гораздо меньшего достатка. Игрушек у девочек почти не было, а моя комната, напротив, напоминала "Детский мир", родители страшно баловали меня. Мне всегда было ужасно стыдно за свою "зажиточность". Я считала, что ничем особенным не отличаюсь от подруг, а значит, кукол у нас должно быть поровну. Мне запомнился случай, когда я оставила у соседки огромный мешок с игрушками, а её отец по ошибке отнёс его на помойку. На бедняжке лица не было, она со слезами на глазах рассказывала о случившемся... Мы сидели на скамейке во дворе, был солнечный летний день, и я думала: "Да Бог с ними, с этими дурацкими игрушками! Играть одной – скука смертная, а вдвоём с Ксюшей нам и без них будет хорошо и весело!" А вслух сказала: "Ксюш, да не переживай ты! Это всё ерунда. Пошли в прятки!" Она удивленно посмотрела на меня: "Ты правда на меня не обижаешься? Совсем-совсем?" У меня стало сразу так легко-легко на душе, и тогда я впервые поняла, как может сближать совместное "горе". Да, я знала, что мне влетит от родителей за пропавшие игрушки, но так счастливо и заливисто, как в тот день, я никогда не хохотала. С Ксюшкой мы стали не разлей вода, как родные сёстры. Я каждый день приглашала её в гости и откармливала сладостями. Дома она видела конфеты разве что по праздникам. Для меня не было большей радости, чем видеть, с какими счастливыми глазами эта маленькая девочка ест обычный мандарин. Она училась в первую смену, я во вторую. Стоило мне одной ногой ступить во двор, возвращаясь из лицея, как Ксюша молнией мчалась с противоположного конца обнимать меня. За три года дружбы мы ни разу не поссорились. Однажды во дворе собралась большая компания, и все стали играть в мяч. Вдруг кто-то со всей силы заехал этим грязным мячом прямо мне в глаз. Голова закружилась, я едва устояла на ногах, было очень больно, а все вокруг смеялись, и моя "почти что сестра" – громче всех. Я села на траву, а ребята продолжали игру, никто ко мне даже не подошёл. Я поплелась домой, и, как тогда думала, "обиделась навсегда". Но уже на следующий день моя обида испарилась, и мы резвились, как ни в чём не бывало. А как-то раз в нашу компанию пришла новая девочка, и стала ехидно меня высмеивать. К моему великому удивлению, её поддержали все мои подруги. Это довело меня до слёз, но я и в дальнейшем старалась всячески сохранить былые отношения. Но напрасно. Девчонки постепенно отдалились от меня, а к восьмому классу наши отношения практически сошли на нет. Именно благодаря им у меня было счастливое детство, и большое спасибо за это!
Вот ещё пример. С 5-го по 7-ой класс я училась в физико- математическом лицее. В 6-ом к нам пришёл новичок. Его возненавидели всем классом. Травля была просто жуткая: как только мальчика не обзывали, каких только издевательств не придумывали, даже девочки били беднягу! Нередко он плакал.

Я, скажу без преувеличения, была единственной, кто не сказал ни единого злого слова в его адрес. Мне было искренне жаль Сашу, больно было смотреть на его мучения. Прошёл год, и всё резко перевернулось. Вчерашний изгой стал безусловным лидером. И... организовал травлю на меня. Стоило открыть рот на уроке, как он и все его друзья начинали гоготать так, что меня уже и слышно не было. В результате дошло до того, что я отлично знала урок, но не поднимала руку, потому что боялась в очередной раз быть высмеянной. Мои вещи на каждой перемене разбрасывали по всему классу, и я ползала на коленях, собирая их по грязному полу, на тетрадях зачастую оставались отпечатки ботинок, а ручки превратились в расходный материал, потому что просто терялись. Один раз Саша засунул в мою сумку с учебниками несколько грязных дохлых дождевых червей, с тех пор я стала дико бояться их, даже на улицу старалась после дождя не выходить без особой надобности. Я тогда думала: "Ну за что? Я же ничего, совсем ничего плохого не делала этому человеку! Как можно платить злом за добро?" Приходила домой в слезах, мама предлагала разные способы поставить обидчика на место, но я всегда отвечала: "Нет, не надо ничего предпринимать!" Мне было по-прежнему его... жаль. Жаль того, кто не давал мне проходу, из-за кого я съехала на двойки и постоянно ходила вся издёрганная. Когда Саша заболел гриппом и не появлялся в лицее больше месяца, я волновалась за него, как за лучшего друга. Его будто бы не хватало. А когда он вернулся, принялся за своё с новой силой: перед уроком толкнул так, что я чуть не сломала руку, налетев на стену; был болезненный синяк и треснуло стекло на часах, подаренных мне папой ещё в 1-ом классе. Я так дорожила теми часами! Целый год я страдала от его издёвок, а в конце 7-го класса, на уроке английского, учительница заставила весь класс играть в детскую игру "Ручеёк". По правилам игры, участники должны по очереди выбирать себе пару. Когда я осталась одна, Саша взял меня за руку и повёл в игру. На него тут же посыпался шквал шуток и подколов. Он спокойно сказал: "Кого хочу, того и выбираю. Бьянка что – не человек что-ли?" Посмотрев на меня, он впервые по-доброму, без злорадства, улыбнулся: "Не слушай их, дураков, Бьянка!" Он крепко сжимал мою руку, и я вдруг почувствовала, как ему на самом деле плохо; в его взгляде была такая боль и скорбь, и нельзя было поверить, что этот взгляд принадлежит 12-летнему ребёнку, а не седовласому старику. Мы стояли вмести три минуты, и за эти минуты я простила ему все пакости, которые он совершал в течении года. Когда урок закончился, и ребята вышли в коридор, я ощутила, что дрожу от переизбытка чувств. Меня, совсем еще девчонку, знобило, трясло, я не знала, что делать с собой и отправилась в самый дальний коридор, стояла там прижавшись к стене, отдаваясь ощущению полёта и была, может быть, даже счастлива от того, что смогла скинуть с плеч груз тяжёлых обид. Я смогла простить! В тот момент я осознала, что не одна на этом свете, и есть человек, который в душе тоже является изгоем, несмотря на то, что для всех он лидер. Мы оба были так несчастны, и это было такое счастье! После того чудесного дня мы не сказали друг другу ни слова. Вскоре разошлись по разным школам. Через 2 года я увидела его в церкви. Он был... послушником! Саша узнал и долго смотрел на меня. Тогда я не подошла к нему, мне просто было нечего сказать. Лишь недавно я осознала все мотивы его поведения. Представьте себе, я поняла, что истоптанные грязными ботинками тетради могут быть настолько искренними, выражающими столь громкий крик души, что по степени выраженности чувств не сравнятся и с тысячей изящных поэтических строк.
Я вспоминаю те школьные годы с ностальгией, я тоскую по ним. Меня каждый день ждали, пусть даже для того, чтобы жестоко обидеть, но всё равно: МЕНЯ ЖДАЛИ!!! Со мной никогда не здоровались, но моё появление редко оставалось незамеченным. Я, по крайней мере, не чувствовала себя прозрачной, как годы спустя. Бывает, поступки кажутся верхом абсурда, но проходит время, и понимаешь, что это не поступки были абсурдными, а их восприятие столь поверхностным, что ты не только не увидел правду, но ещё и умудрился разглядеть то, чего на самом деле никогда не было. Только, увы, в большинстве случаев, уже слишком поздно что-либо исправлять. Меня молили о помощи, но я не слышала. Была слишком глупа, мой ум был примитивен и воспринимал всё буквально. В жизни ничего не бывает буквально, в ней множество головоломок, которые мы вынуждены решать на разных этапах жизненного пути и в строго определенный срок. Иногда грубое оскорбление, высказанное самым нахальным тоном, всего лишь плач, невинный плач отчаявшегося, потерянного, брошенного человека. Как важно услышать этот плач и остановиться, не проходить мимо! Я не сделала Саше абсолютно ничего плохого, я молча всё сносила, избавляя его тем самым от заслуженного наказания. Но заслуженного ли? Незадолго до того, как он пришёл в наш лицей, мальчик потерял отца. Конечно, он очень переживал. И тут на него набросились без малого 30 человек, а он был один. Один против всех. Все против одного. На него обрушилась лавина злости и ненависти, хотя поначалу он никого не обижал, просто был ни на кого не похож, являясь яркой индивидуальностью. Но нельзя же вечно копить в себе всё зло жестокого мира! Ожесточенность придала ему сил, и он смог стать главным и заслужить уважение. Он добился невероятного успеха... и остался несчастным. Он победил в войне, затеянной против него. Но хотел ли он воевать? Нет. Просто ему стало невыносимо оставаться один на один со своей нелегкой судьбой. Саша тоже был еще глуп, чтобы заранее понять, что иметь целую школу друзей - еще не значит обрести желанный покой. Он познал это на собственном опыте, и уже потом вспомнил про меня. Я оказалась избранной, именно мне он решил показать то, что испытал на собственной шкуре. Что-то наподобие экстремального аттракциона. Он хотел поделиться со мной самым сокровенным, и сделал это, как мог. Он просто рассказал мне о своей жизни, и так талантливо, что из него наверняка получился бы великий режиссёр. Он поставил в нашем классе отличный драматический спектакль и отдал мне главную роль в нём, даже не спросив моего согласия. Он хотел быть услышанным и понятым. Я была обижена, и погруженная в свои обиды, не заметила, что нанесла ему ещё одну рану. Я показала равнодушие. Ну что мне стоило, вытряхнув из сумки дождевых червей, подойти к нему и произнести: "Саша, зачем ты это сделал? Мне очень плохо из-за твоего ко мне отношения. Я никогда не желала тебе зла. Даже сейчас. Скажи, тебя что-то тревожит? Я могу чем-нибудь помочь?" Тогда, в 7-ом классе эти слова показались бы мне самыми глупыми из всех, которые только возможно произнести. А он хотел услышать именно их. Я поняла это только сейчас, когда, наконец, прочувствовала до самой глубины когда-то навязанную им роль. Но я не знаю, где он сейчас. Я не имею возможности всё ему рассказать. Да, наверное, и не хочу. Прошло уже столько времени... Я стала слишком часто его вспоминать. Проходя мимо лицея, осознаю, что Саша – единственная живая ассоциация, связанная с этим неприметным жёлтым зданием. Часто вижу его во сне. Я безмерно виновата перед ним. Если Ксюша была мне, как сестра, то Саша – словно брат-близнец. Мы с ним похожи, как две капли воды.
Он меня научил, пусть и неосознанно, всему самому главному, что я знаю о жизни. Он смог донести до меня: истинные жизненные ценности могут быть сколь угодно неприглядными, даже отвратительными, но именно они остаются с нами на протяжении всей жизни, не обесцениваясь со временем, в отличии от ярких и красивых подделок под искренность, которые продемонстрировала Ксюша. Их нельзя сравнивать, так же как не ограненный алмаз и сверкающие стразы из цветного стекла. Первый, хоть и не блестит, всегда будет стоить целое состояние, а стекло, хоть и сияет на солнце – копейки. Если бы мне довелось встретить Сашу, я сказала бы только два слова: "Спасибо тебе".
Я написала про Сашу и свою подругу вовсе не потому, что хотела рассказать о них. Просто они – это и есть моё "я", основа моей личности (если, конечно, меня можно назвать личностью). Естественно, в моей жизни были и другие люди, но их влияние несоизмеримо меньше. По моим рассказам можно решить, что в детстве я была добрым человеком. Это не так. По-моему, я была эгоистичной: угощая Ксюшу и прощая Сашу, я делала это, прежде всего, для собственного удовольствия. Мне так нравилось быть полезной, проявлять кротость! Полностью растворяясь в другом человеке, я обретала себя и смысл своей жизни. Была ли эта жизнь счастливой или мучительной, не столь важно. Главное, я жила!