2. Величие и трагедия Агринских!

    

              Начало -очерк ГЕРОЙ СВОЕГО ВРЕМЕНИ


  ...Окончание судьбы красавиц дочерей Агринского я нашел там, где совсем не ожидал.

     Из далекого Иркутска вдруг прилетело письмо от правнучки К. Агринского — Надежды Носовой.
 
    По странному капризу судьбы волгоградская газета «Интер» с моим очерком о их отце Константине Агринском попала в ее руки. Случилось невероятное совпадение.

  Из  нашей взволнованной переписки высветилась яркая жизнь этого семейства.
Потрясения и катаклизмы России-матушки прошлись тяжелым катком и по дочерям. Несмотря на тернистый путь, чести своей они не уронили. Достойные дети достойного отца. Такими они видятся мне сквозь пепел  тех   суровых  лет.

      Внезапная смерть Агринского в 1903 году принесла семье какой-то жестокий рок. Он неумолимо и незаслуженно зло преследовал потомков во все времена, правления и партии.

    Ведь Агринскому завидовали — крепкому фермеру, да и богатому дочерьми-умницами. Отец вкладывал в них, пятерых, всю свою душу, как и мать. Милые Надежда, Софья, Ольга, Вера и Любовь — прекрасные люди с трагической жизнью.

    В округе любили их, добрых и отзывчивых, а косоротились только сплетники и злопыхатели. Дружные сестры не страшились грязной работы, баклуши не били, скуки не терпели и праздной жизни не искали.

    «Труд в хозяйстве отцом был распределен между нами — по возрасту и силе. В праздничные дни весной давали всем отдых, но мы строго исполняли свои обязанности, а потом могли и поиграть. Соседские помещики со злобой смотрели на Агринского, потому что он жил в дружбе с народом и нас грубо воспитывал мужичками», — вспоминала на склоне лет Вера.

   Во время революции 1905 года недруги Константина Агринского сплотились, чтобы отомстить этому правдолюбцу, даже мертвому, да опорочить его дочерей.

     За участие в демократических волнениях Веру и Ольгу безжалостно выслали в заснеженную Архангельскую губернию, в стылую Пинегу (там мучились в ссылке А. Грин, А. Серафимович).
     И смотрят на меня со старых фотографий вечно юные сестренки, укутанные в меховые малахаи, веселые, брызжущие здоровьем и красотой. Кажется, вот-вот
дрогнут их губы и мы услышим их смех, отзвучавший в далеком былом.
В ссылке под яростные завывания метелей и волчьих стай летели годы быстрокрылые в спорах о прекрасном будущем, о светлом коммунизме затюканной России...

   Третью дочь К.Агринского Софью — революционерку — суд присяжных под рыдания толпы беспощадно приговорил к смертной казни. Да видно в рубашке она родилась. В последний момент выдворили ее из тюрьмы-крысятника: «Катись, гидра, отседова, заменили тебе казнь поселением под надзором полиции». Так в доме отца до дней Октябрьского переворота и проживал соглядатай-полицейский.
П    осле ей, большевичке, выделили неплохую персональную пенсию. Обжилась она с мужем-лесником да ребятней в тихой сторожке под Аткарском близ Саратова. Да выходит на роду ей было выведено черной краской.

     Время царского режима кануло в бездну — и наступила (так всем казалось) эра светлая, советская! Да опять же с мучениями ужасными для сестер, их семей под звон лозунга «Вперед нас партия ведет!».

    Войны мировая и гражданская разрушили практику земледелия Агринского. Крестьян округи замучили неурожаи, засухи, голод. Старики-хуторяне умоляли власть возродить шестипольную систему, передовые приемы сельского хозяйства Агринского. Да не тут-то было! Грянула хваленая коллективизация. И стали тех крестьян загонять насильно в красные колхозы.

  Могила земледельца Константина Агринского на высоком холме и зеленая рощица вокруг помешали кому-то из активистов красных оголтелых. В один день вырубили топорами под корень трепещущие березки и сожгли народный памятник К. Агринскому (аки в средневековье)! Распахали все и пошли, довольные, горланя агитки.

    «Могилку его теперь не найти, — печалились потомки. — Но и это изуверство не помогло, урожаи не стали лучше. Что чувствовали его дочери, можно только представить. Над деревней стон стоял...».

    Жена Агринского, страдалица Ольга Сергеевна, пережила мужа любимого, лихолетье кровавой гражданской, но... обугленная горем душа больше не выдержала и, тая, скончалась она с именем Константина на устах. Воистину «не видел мир такой любви, не ведал мир такой печали».

  Дочери остались совсем одни. А тут как раз подступил 1937 зловещий год. Власти взялись вплотную за дочерей. Великую нужду приняли они в лютые годы сталинских репрессий. Рушился и калечился их большой женский мир. Рассказать все невозможно, как бедствовали, как выходили детей.

    Ольга — упомянутая дочь Агринского, еще в 1907-10 гг. отбывала ссылку с безвестным тогда К. Е. Ворошиловым. А когда в 1937 году начались массовые репрессии, она — святая наивность, надумала ехать за правдой к нему, в Москву. Ей удалось пробиться к знаменитому маршалу Ворошилову и поведать о творимых беззакониях. В столице решила она все вопросы, даже позаботилась о могилке отца. Радостью дышало ее письмо домой, что возвращается с добрыми вестями. Не доехала... В поезде ее и арестовали.

Больше ее никто и никогда не видел и о ней не слышал. Канула Ольга на веки веков в бездонной пропасти архипелага ГУЛАГ.

    Упомянутую дочь Софью, большевичку, арестовала ЧК внезапно 29 августа 1937 года, в их тихой лесной сторожке, вместе с мужем, на глазах у ревущих мальцов.

    «За то, мать твою, — рявкнули чекисты, — что газеты читала, да Молотова грязью поливала». Заложили их знакомые: «Ах, лучше вовремя настучать, чем потом перестукиваться».
    При обыске отняли у нее старые фото, где сестра ее снята была рядом с Ворошиловым и Кировым. И никто не подумал, что ей уже под 60 и что гомону внуков, а не политике радуется она.

   «Этих чекистов в черных костюмах я узнала бы и через 50 лет, — вспоминает одна из внучек, будучи взрослой. — Когда ее увозили, мы плакали, она обняла нас и сказала: «Не плачьте, детки, я скоро вернусь и доварю варенье...».

   Вернулась она... спустя десять лет мытарств, высохшая и неузнаваемая. А мужа ее, лесника, обвинили облыжно в сговоре с эсерами и кинули в Рыбинскую тюрьму. О таковых печалились горькие   строки:
      Потом его поставили к стенке
      И расстреляли его.
      И нет на его могиле
      Ни креста, ни холма — ничего.

    А их дочь Ольгу избивали добросовестно на допросах. Изгалялись и вышибали зубы и признания ложные — где ее родители хранят склады с оружием супротив власти советской.
Еле живую выбросили ее прямо в талый снег, на улицу. Хворала от побоев долго, смерть упрямо стояла за ее спиной. Еще удар — исключили ее и мужа из партии, поэтому учиться дальше запретили как детям «врагов народа». Хоть вешайся — нет выхода. Однако в армию мужа забрали — надо же  кому-то воевать  с японцами на Халгин-Голе,   с финнами, а потом с фашистами.

     Осталась тогда Ольга одна бедовать с малышами в жуткую военную годину. Пока в 1947 году не вернулась мать Софья.

   Семейство это претерпело все невзгоды, выжило всем смертям назло и забралось далече, в Иркутск, где их и нашел мой очерк о К. Агринском. Впоследствии Софью и мужа, без вины виноватых, реабилитировали. Но спустя 20 лет... и немощных.

     Четвертую дочь К. Агринского Надежду с сыном вывезли в лагеря как ярых «врагов народа». Дали срок — по 10 лет. Каждому. Прозябали они где-то в Кузбассе. Надежда там и скончалась с улыбкой на лице, не потеряв и перед смертью, как в молодости, веры в светлое будущее. Костя, «отмотав срок», пропадал в черной пасти шахт, где вкалывал до самой смерти. Двое их детей чудом остались на свободе — подоспела война. Сын там и голову сложил, а дочь, наглотавшись на фронте дыма и огня, возвратилась полуживой в Кузбасс. Горькая судьба.

    Остальные дочери — Вера (1885-1963) и Любушка (1887-1960) — долго прятались, бродили по глухомани российской, ютились в сараюшках и чуланах, а с годами власти то ли следы их потеряли, то ли о них позабыли. Так они и бедовали вдвоем горемычные, в тревоге, потому и семей своих, и ребятишек не заимели.
Люба на закате дней своих истосковалась и вернулась в отчие края, в город Аткарск. Вера осталась одна и ее взяли доживать к себе в Иркутск дети сестры Софьи. В кругу родных она оттаяла душой, да и простилась с жизнью, оставив удивительно проникновенные записи о своем отце К. Агринском.

    Так от огромного крестьянского рода демократа К. Агринского осталось лишь  несколько правнуков. Сталинские репрессии раз за разом смывали культурные слои россиян. А репродукторы захлебывались по городам и хуторам: «Жить стало лучше, жить стало веселей!»

    Добротный дом фермера Агринского выстоял во все времена.
 Сейчас в нем, говорят, размещаются детишки потомков славных крестьян — друзей К. Агринского.

     Все дочери очень любили отца, который учил их радоваться каждому прожитому с пользой дню.

     «К. Агринский был очень сильным человеком, и не только физически. Он много знал, умел, и детей так своих воспитывал. Так, наша бабушка (его дочь Софья) все умела: пахать и сеять, ухаживать за скотом и птицей, ткать, вышивать, а вкус ее пирогов я помню до сих пор, — пишет мне правнучка Н. К. Носова. — И я хотела бы, чтобы она жила вечно. Про нашего прадеда ходило много легенд, он за версту видел пакостников, воришек, его трудно было обмануть, и горе тому, кто пытался это сделать. Он мог подчинить себе даже огонь. В селе бывали часто пожары. Если загоралось, бежали к Агринскому. Он приходил, большой, красивый, в красной косоворотке, обходил место пожара — и пожар стихал. Так рассказывали старые люди, которые его помнят».

Может, самобытный Агринский обладал какими-то экстрасенсорными способностями и высокой биоэнергетикой — ведь не случайно народ толпами так сильно тянулся к нему.

   Таковы непростые строки воспоминаний. А сколько за ними пролито слез и крови, страданий и горького недоумения: за что эти безмерные наказания и терновый венец?

     Столько близких потеряли, устояли в сражениях с царизмом, фашизмом, а оказались заживо погребенными своей же властью.
     А дочерям К. Агринского мы воздадим должные почести! Ведь они стали легендой!
     И в жизни, и в смерти —  светлые матери и женщины березовой России. Свято любящие и свято любимые.

   И вечно живые. Надежда, Софья, Ольга, Вера и Любовь.