Рассказы Создателя 4. Смерть Мыслителя

     Давно я не печалился так, как всю прошлую неделю. Мой кузен теперь уже не с нами. Мыслитель держал на себе всю Землю, и даже на Солнце без страха замахивался, как Антей в мифах людей , что последовали за атлантами. Сразу после рождения своих добавочных голов он сильно сдал, начал расплываться, стал просто тушей, всё увеличивавшейся. Это я замечал, являясь к нему всегда нежданным. И почти все случаи посещения его мною были вынужденными: то мор какой-то, то природные катаклизмы угрожали нам всем, мутантам. Хоть я не привидение, но именно являлся к нему. Вы уже знаете, что мои ноги растут не в наших измерениях, где я принуждён был бы лежать, как колода. Поэтому я перескакиваю, используя неведомые мне силы.

     Мыслителю недавно исполнилось 18 лет, задолго до того он узнал точную дату своей смерти, и стал тщательно готовиться. Многоюродные племянники по его требованию все прошли перед ним, он выбирал из них своего преемника. Но виноград был ещё зелен, и тогда кузен занялся Третьей, своей головой, которая на самом деле была полусамостоятельным организмом, тянувшимся к Мыслителю, словно дитя к своей матери. Мыслитель за неделю до кончины позвал меня к себе, на что я сильно удивился в душе. Ведь раньше мы, мутанты, нуждались в нём, и добивались принять нас, на что он неохотно шёл, только во время отдыха от своих «космических» занятий. Вот сказал я космических, а какие на самом деле считал кузен самыми важными, я так и не узнал. Он стремился вокруг себя организовать материю, ну там, планеты, солнца, галактики, чтобы его внутреннее чувство симметрии, что ли, было удовлетворено наилучшим образом. Это я усвоил своей ветреной головой, не собиравшейся погружаться в тёмное море его дел, интересов, предпочтений.

     Мыслитель разрешил навестить его в последние часы жизни двадцатого числа Шестого месяца 49-го года по Календарю, который он же и дал нам ещё будучи пятилетним. Да, тогда он был ещё шустрым малым, и мы, малыши, ещё только пытавшиеся выбираться на улицу из наших пещер, уже бегали за ним в другие измерения – это было нам несравненно легче, чем ползать в пыли, извиваясь, как червяки. Случайно, заигравшись, попадая наугад в чужие пещеры нашей Земли, мы стайкой попали в Хранилище Мудрости. С того раза и началось знакомство кузена, будущего Мыслителя, со знаниями Ушедших. Остальные, помнится, быстро удрали оттуда, от пугающе высоких потолков больших и просторных залов, непонятных приборов, резкого света больших матовых шаров освещения, только сбивавших нас с толку, ибо мы прекрасно видели в темноте. А Мыслитель уже сидел за высокими, не для него сидениями перед ярко светившимися экранами с непонятными рисунками и крючечками, идущими рядами на нём, нажимал на какие-то кружочки и квадратики, и экран расцветал новыми узорами.

     Я долго тогда был около него, не зная, как и куда мне надо «прыгнуть», чтобы попасть домой. Я ведь всегда был ведомым в детстве, буквально хватался моими другими руками за кузена, или кого-то постарше при прыжке. И так скакал с места на место. Когда мне стало невмоготу от голода, жажды и обратных желаний, я отважился его оторвать от его непонятной игры. Он кивнул мне головой, мол, я вижу тебя, и понимаю, скоро пойдём домой, и просидел так ещё немного. А потом взял мою невидимую руку своей такой же, и бац – мы уже дома!

     Мы все, «прыгающие» мутанты, всего нас набралось четыре со мной, были у кузена за час до его Ухода, как он нас попросил. Он уже не сидел, а лежал, его туша расползлась по каменному полу пещеры. По его коврам Серпинского прыгали мерцающие искры, и я заметил медленно наползающий на кузена туман праны. Странным свистящим голосом он обратился к нам с последними напутствиями, как будто уходили мы, а не он.

-Ты, Меркурий,- обратился он ко мне,
- унаследуешь мою Третью голову, она ведь, хотя и предприимчивая без меры, но жить может только в симбиозе с нами. А теперь она твоя.-

Облако праны стало наливаться красным, из кузена вышла Третья, и поплыла ко мне. И вдруг я почувствовал её уже внутри. Я сразу же почувствовал прилив сил, и от радости скакнул на край Вселенной, но тут же Третья мягко кинула меня обратно, словно мячик. Мыслитель, потеряв Третью голову, стал мягко раскачиваться волнами праны, чуть приподнявшись над полом пещеры. Тройка наших племянников, которая тоже подключилась к Хранилищу Мудрости по настоянию кузена, ждали его последних слов, обращённых к ним. Но Мыслитель только начал фразу:

-Держитесь Меркурия, теперь он...,-

и растаял, смываемый волнами праны.

     После ухода Мыслителя я обратился к племянникам:

-Сейчас идите, а когда я разберусь с его наследством, мы с Третьей вас позовём.-

И троица племянников мигом растворилась, а я остался в его пещере, чувствуя, как Третья властно переделывает меня, и мою рассеянную голову организует по-новому.
Я вдруг понял, что коврам Серпинского тоже нужно питание, и Третья заботилась о них без моего вмешательства, но мягко просила меня одобрить её действия. Ну, конечно, я все её действия одобрил, не разбираясь, но она настойчиво советовала мне тоже решать что-то. Я впервые задумался, и с помощью Третьей понял, как можно пользоваться коврами Серпинского для ускорения принятия решений. Это было великолепно, наконец-то думать, почти как Мыслитель. Да я теперь и есть Мыслитель, и отвечаю за все наши колонии на Земле. Я мысленно обратился к Третьей, и она впредь потребовала от меня звать её Экселент, так она называла саму себя. Но когда я попросил Третью называть меня Создателем, она не согласилась, и объявила мне, что согласно последнему слову Мыслителя, она будет меня звать Меркурием. Конечно, я не забыл своего первого имени, которе мне дали родители, но всё же мне льстило, когда в других общинах меня называли Создателем.

     Теперь, когда мы с Третьей так породнились, я узнал её секрет: это она была той незнакомкой, кторая оставляла тень в наших измерениях. Да, Третья была выдумщица, что надо. Она знала, что дни Мыслителя сочтены, и завлекла меня своим нежным профилем, чтобы я уже без неё не мог. От неё я узнал, что она – это будущее мыслящих организмов на Земле, но они могут жить только в нас, мутантах, для чего-то мы им всё же нужны, как ласковые домашние животные, которые живут снаружи их. Как раньше у людей кошки были. Сейчас эти мурлыки полностью одичали, с нами, мутантами дел иметь не хотят, им для еды крыс хватает, которые почему-то совсем не изменились, никаких рогов не приобрели, так и остались маленькими зубастыми зверьками, подчиняющимися нашим мысленным приказам. Кроме того, только в нас, мутантах, да и то не у всех, а только у «прыгунов», вроде меня, и моих племянников, они могут создавать себе подобные организмы. И только с прыгунами могут телепортироваться. Жутко сложное слово, телепортация! Третья теперь меня образовывает, сама того не ведая. А может, ведая?

     Потихоньку я решаю насущные проблемы наших колоний, теперь я больше сижу, а племяш Птолемей, которому исполнилось уже шесть лет, «прыгает» за меня. Циклоны что-то в Америке разыгрались, так я праной управляю из бывшей пещеры кузена, а племяш на месте мутантов направляет, укрытия показывает, где им прятаться можно от надвигающихся циклонов. И браки им организует, которые я теперь полностью предсказываю, чтобы потомство могло выжить. Птолемей оказался самым способным и усидчивым из всех племянников. Теперь мне надо его готовить, чтобы он следующим после меня Мыслителем стал. Без нас, таких, как мой кузен, наш род вовсе может прекратиться, все мутанты вымрут. И кто же тогда знания ушедших людей сохранит? Что же, они и мы жили напрасно? Мой срок тоже подходит. Ясно вижу дату своей смерти, осталось мне чуть больше двух лет жизни, и теперь я встать с места не могу. Уж очень много работы мне каждый день нужно выполнять: земную кору и воздушные потоки в атмосфере в норме держать, фон радиоактивный рассчитывать для всех 200 колоний. А урожаи для тех, кто крестьянами оставаться хочет. Но Птолемей уже часть работы самостоятельно может делать, учится прямо на ходу, один раз со мной задание выполнит, а вторично уже сам, и без напоминания.

     Мы с Третьей головой решили, что у меня ещё одна такая, как Третья, вырастет. Третья даже считает, что Четвёртая и получше её будет. Лишь бы хватило времени, ведь Мыслитель свою Третью как раз два года и выращивал. Жаль будет, если не успею. Правда, Третья сможет после моего ухода с Птолемеем попробовать. А второй мой племянник Эней, тот, что попроворнее, вроде меня, тоже стал наведываться, пока только издали интересуется, что же мы с Третьей и Птолемеем делаем, но делом заняться ему недосуг: не напрыгался, не набегался в нашем мире ещё. Ведь у него две руки и две ноги, он выглядит почти совсем как вымершие люди, только пальцев на каждой руке у него по три, а на ногах по четыре. И голова вроде как нормальная, только нос почему-то у него сзади вырос, и ещё один глаз на затылке. Но во всех  измерениях, в которые мы с Третьей и Птолемеем попадать можем, Эней тоже бывает там, и чувствует в них, как у себя дома. Ну, может, вырастет, и поумнеет, ведь ему только три с половиной года.

     Эти мои рассказы я записываю на двух новых коврах Серпинского, которые ещё себе завёл. На старых коврах – дневник кузена, и я сохраняю его в хорошем состоянии. Третий ребёнок – это моя племянница Клея, а полное её имя – Клеопатра. Все имена племянников дал им Мыслитель, он тогда устраивал браки для своих двоюродных братьев, подбирал им пары, и почти все дети получились «прыгунами». Родилось ещё два ребёнка, но один умер, не дожив до года, а второй – обычный мутант по имени Перикл. Жаль, что только в нашей общине, на юге Европы, родились дети такие, как мы с кузеном. А в остальных пока боремся за простое воспроизводство. Я сижу сиднем, и чувствую, как растёт во мне Четвёртая,  новое существо. Вот и стану я настоящим Создателем, и в колониях меня не будут издевательски называть Создателем, при этом усмехаясь, дескать, что с него возьмёшь: он ходить и сеять не может, ноги не туда выросли, а руки вообще где хотят появляются, урод, одним словом. Дожить бы до рождения Четвёртой головы, а там Птолемей, может, меня заменит.
     Давненько я не посещал мои игрушечные вселенные, всё времени нет. Но их я Клеопатре передам, пусть играет, пока не вырастет. И читать на коврах её научу, она уже соображает, хотя ей только три года. Жаль, Мыслитель не дожил, не видит, что Птолемей сможет и меня заменить в своё время. Кончаю делать эти записи, опять море неспокойно, как бы в Южной Америке колониям не поплохело. Пора мне за работу.

25 июля 2011 г.