Приют странника. 7

***
Я, может быть, и умела бы рассказывать сказки, если б умела их писать. Но в этот раз попробую, коли начала. Надо бы закончить, иначе прибавится к моим бесчисленным страхам и комплексам еще один незавершенный гештальт. Ишь, как заговорила! Впрочем, ГОСТы и все такое. Итак, о сказке, хорошая она получилась или плохая, не могу судить, пусть уж кто-то другой, если ей вдруг случится быть прочитанной. А с меня хватит самоупреков, терзаний и непосильного груза вины, с коим ее писала, все это останется в ней. Не стоит брать с собой в дорогу то, что лишь будет замедлять твой шаг и утяжелять сердце. Пора бы завершать, хватит, наразглагольствовалась, пора бы и честь знать. А что до конца сказки, то это, по сути, самое главное. Он не должен быть приторно сладким или слишком реальным. Но где бы углядеть этот пресловутый срединный путь, пророченный великим Гаутамой Сидхартхой? Впрочем, лучше оставаться под сенью дерева Бодхи и все путем. Здесь главное помнить, что это все-таки сказка, а не автобиография! Мне кажется, что история получилась скорее жутковатой, нежели занимательной. Но Бог с ней. Ничего, главное придумать славный конец. Только, помилуй, Боже, не этот затасканный всеми хэппи-энд. Впрочем, для любого «энд» найдется свое «хэппи».

***
Голос:
Сердце, ты слышишь меня?

***
Сердце:
Всецело.

***
Перед самым последним словом, хотелось бы вспомнить милого сердцу друга, прыгнувшего в щель меж мирами ЗА МНОЙ. О Натаниэль, ты идешь одиноко Тропою Сердца по моим призрачным следам и сам как будто становишься призраком. Но я помню о тебе каждую минуту своей жизни. Ты сделал то, чего никто бы не осмелился. Ты отдал свою душу, предав забвению самое себя, переступил грань, к которой даже избранные ближе, чем на шаг, не решались подойти, ты прошел через смерть, не думая о ней ни как о Деве с ножом и цветами в руках, ни как о конце всего сущего.
А легендарный Ра-а-Ммуэль, потоптавшись на пороге Вселенной, вернулся к точке, с которой началась его жизнь, и состарился. Ибо прошлое старит даже бессмертных созданий. А мой мудрейший отец остался со своею возлюбленной, до того дня, пока смерть не разлучила их. И вернулся домой, где белая дева с ножом и цветами не могла б потревожить его бесконечный сон. Но жизнь, которую он называл мне истинной, увы, может быть только сновидением, иллюзией, не больше. Тебе же не понадобились ни легендарность, ни мудрость. Ты, мой прекрасный друг, разорвал цепи сна и смерти и прыгнул в бездну жизни.
Я не верю в половинки души и то, что их надо искать в других. Человек самодостаточное и целостное творение бытия. Пожалуй, единственное в своем роде из Его творений, и ему нет подобных. Я встретила человека, которому доверила бы помыслы моей души и прожила бы счастливую, а впрочем, человеческую жизнь, никогда не сожалея, не ища свою половинку по всей вселенной. Нет, я хочу прожить эту жизнь, оставаясь человеком и только. Остальное вне моей компетенции, а стало быть, дело Бога. Но может случиться, не в этой жизни, я встречу моего прекрасного эльфа и скажу, нет, я промолчу, только пойдем мы тогда по нашей дороге, взявшись за руки.
Я была эльфом, я была ветром, теперь я человек. А может, привиденное мне прошлое всего лишь иллюзия, самообман, рассказанный маленькой девочкой самой себе в порыве первой влюбленности, первой дружбы, первого отвержения, маленького комплекса (или бесконечно огромного), спрятанного глубоко в сердце? Может быть, это ему принадлежат ласковый и вкрадчивый голос, может, это его синий, прозрачный свет? Если верить господину Люшеру, синий – цвет глубокой депрессии. Но будет. Я знаю, я чувствую, не сердцем и не синим светом клянусь, я помню юного эльфа, остановившегося на одном из отрезков Дороги Невозвращения, чтобы выкрикнуть в пустоту мое имя. Однажды я услышу его и вернусь.

***
Я вошла в комнату и выключила свет. Я всю ночь лежала на полу без сна и смотрела в потолок. Я видела, как маленькие наклеенные фосфорические звездочки удаляются в вышине, становясь меньше, ярче, светлее. И вместе с ними чернота потолка – прозрачнее и глубже. Я чувствовала, как мягкий, увлажненный августовской ночью ворс ковра медленно, едва уловимо превращается в пахучую траву. Я слушала, как прокравшийся в комнату ветер теребил тонкие ленты и нежную музыку в колючих ветвях. По небу неслышно брели корабли эльфов, бог знает куда. Я мысленно желала им счастливого пути. Поднимались сумерки, в маленьких ямочках, точно в лужицах, собиралась темнота. Светлели голубые стены, приветливо возвышаясь надо мной. Душой овладевало спокойствие и утро. Картина с деревом, висевшая на стене, росла, и уже можно было разглядеть темную полоску моря где-то далеко-далеко. Оно шумело, словно огромная раковина. Картина разрослась до бесконечности и уже перестала быть детским акварельным рисунком. К дереву осторожно и в то же время величественно вышел Единорог. Он был все также прекрасен, как и в последнюю нашу встречу, разве что теперь казался не легкомысленного цвета морской пены, а цвета сумерек ранним летним утром. Я бесшумно поднялась, еще раз бросила взгляд на небо: звезды совсем растворились в голубоватом свете. Дерево на пустыре запело, воздух сладко благоухал маттиолой. «Странно, ведь она пахнет лишь в вечерних сумерках», - подумалось мне. Крепко-крепко зажмурив глаза, я обернулась. Я бы так и не решилась их открыть, если б не… Чья-то ладонь легла мне на плечо.
«Госпожа моя, входи в дом и садись у огня»
«Не маг и даже не призрак?»
«Ни то, ни другое, аленький цветочек»
«Черт тебя подери, Гаутама Сидхартха, старый ты, хитрый лис!»
«Есть двери, которые всегда открыты, и лестницы…»
Я несмело открыла глаза, и мы рука об руку вошли в Дом.

Под небом голубым…


P.S. Если бы я была другой, чем я есть, мир, возможно, все равно бы уцелел, и, возможно, та, которой бы я была, была бы любима. 
 
 
Эпилог.
В конце книги я привела несколько небольших сказок. Нельзя сказать, что их идеи явились причиной написания «дневника», однако, тонкие образы, неуловимые зарисовки этих историй частично продолжились в «Приюте странника».
И еще. О названии…
Все мы участники Великого странствия. И каждый из нас в какой-то недалекой-неблизкой точке начал свое волшебное путешествие. В нее же мы и стремимся вернуться.
«Каждое семечко обещало стать деревом» .  И вернуться - это не значит снова стать семечком, но вырасти в причину миллиарда других таких же семечек и в каждом из них оставить частичку себя.