Динка-картинка...

                2

             Через неделю Динка уже были у дяди Нестора.
        - Ну-у-у, выросла, похорошела!  Давно не видел... - Он рассматривал в упор   маленькую родственницу. – Привыкай, красавица, к моему дому. Работы для тебя – непочатый край: убирать, мыть, топить печки. Небось, мама научила трудиться? – Его бас гремел и гремел над поникшей головой  девочки. А она, не смея поднять глаза, покорно пролепетала:
       - Научила, дядя Нестор!  Я все умею делать. Увидите сами.
     - Ладная же ты вышла! – оглядывал он девочку со всех сторон. – Ничего не скажешь! 
      И начались для Динки каторжные дни. С рассвета поднималась, несла в дом уголь и дрова на растопку, растапливала по очереди три печки. Трудно ей было это делать, но смышленая девочка старалась,  как могла. Её дядя Нестор был болен.
       - Почему картофельные очистки толстые? – стоял в это утро над Динкой знаком вопроса дядя Нестор. – Сколько уходит добра в мусорное ведро? – Он не поленился достать картофельные отходы и ткнул ими Динке прямо в лицо: - Что это? Разве тоньше нельзя чистить? Или глаза твои плохо видят?
      - Я, дядя, старалась...
      - Теперь буду проверять твою работу каждый день, с утра до вечера.  А то лень ещё нападёт. Тогда выгоню домой.
      У маленькой девочки застучало сердечко: она поняла, что здесь ее ждут тяжелые дни.
      На следующий день Нестор снова выговаривал старательной девочке:
     - Почему плохо горят дрова? Топить не умеешь, что ли?
     Динка острой палочкой поправила слабо горевшие в печке  поленья,  боясь поднять на дядю потухшие глаза.
     - Они сырые, дядя. Только поэтому плохо горят.
     - Вчера надо было их подсушить, наколоть помельче.
     - Вчера я готовила обед, а потом чистила снег во дворе, а вечером гладила постиранное белье.
     Дядя Нестор резко повернулся на каблуках стоптанных сапог:
     - Чтобы через полчаса везде было тепло. А я почивать пойду. Болят все внутренности.
     Нельзя было с дядей спорить, и Динка пошла в сарай, чтобы найти сухих дров. Долго передвигала пустые ящики, крупные поленья и все же нашла охапку легких и сухих палок Внесла их в дом и с лица смахнула капельки пота.
     Вскоре в печке весело плясали языки яркого пламени. Динка суетилась вокруг печки, убирая в ведро мусор.
     Скрипнула дверь. На пороге стоял дядя Нестор.
     - Ты  хочешь пожар в доме сделать! – заорал он во весь голос. – Пылает в печке огонь во всю мощь, а ты не смотришь. – Он со злостью пнул ногой ведро с мусором. Оно опрокинулось.
     - Я... я немного сухих дровишек нашла, - оправдывалась Динка, собирая в ведро рассыпанный вокруг мусор. – Сейчас на сухие палочки положу сырые дощечки, и огонек будет гореть так, как вам нравится.
      Не за что больше было прицепиться к племяннице, и Нестор ушел. На пылающие поленья Динка положила сырые, боясь, что снова дядя вернется и будет кричать на нее за слабый в печке огонь.
      Часто, спрятавшись ночью под свое одеяльце, когда дядя Нестор храпел в свое удовольствие, Динка плакала навзрыд:
      «Мамочка! Забери меня отсюда. Забери! Мне здесь плохо. Дядя Нестор бьет меня, ставит коленями на семечки. Мне очень больно стоять. Когда я обнимала его колени, он меня пинал сапогом. Мамочка! Забери меня! Забери!»
      Но Динку никто не забирал.
     «Смирись, девочка! – однажды ночью шепнул ей кто-то. А, может, ей приснилось это, но девочка запомнила  добрые  слова: – Тебя ждет счастливое будущее.»
      Ей некому было рассказать об этих тайных словах, и она прятала их в свое добром сердечке, которое стучало и стучало дни и ночи.
      Как только в окно заглядывал рассвет, Динка поднималась и снова трудилась весь день. И снова над ней стояла тощая фигура злого дяди Нестора, но Динка уже привыкла к его злым словам и уже не втягивала свою головку в плечи, когда над ней гремел неприятный голос родственника.