Русские и демократия

Русские и демократия



Почему русские не любят демократии? Глобальнее и философичнее вопроса я не встречал. Не история и не наука могут ответить на этот вопрос, а только глубинное наше подсознание. Не любим и баста. Даже стонущий от строгой цензуры интеллектуал (музыкант, режиссер, актер, Кобзон-депутат в передаче «Достояние Республики») и тот, добившись кое-чего за счет брата-бизнесмена, вчерашнего блата, поносит ее в язвительных выражениях.

Это в русских отпечатано, оттиснуто на душевных отправлениях, образует иррациональное ядро. Видно, свергнутая монархия была роковой ошибкой. А действительно, зачем было вынуждать Николая II отрекаться, можно было дать возможность потесниться, чтобы, оставаясь символом, от руководства страны отошел, амператор. Но нет. Не дано было такого счастья. И монархию погубили, и ужасы братоубийственной войны прошли, и ленинизм со сталинизмом пережили, тоталитаризм до самих дыр исследовали собственным носом и собственной шкурой почувствовали – похоже, это до сих на спине саднит от хлыстов и розог, – а вот демократии, хоть убей, не любим. На дух не переносим.

Почему? Товар в европейской упаковке не презентабелен? Или фальшь обнаружили в эдаком американском варианте народовластия, где народ, надо полагать, пребывает в иллюзии, что он заправляет всем и не видит, что это его руками и его голосами управляет кто надо – дядюшка Сэм. Или вообще эти западники слишком уж заверещали и задыхаются в собственной уверенности, что их изобретения имеют универсальный стандарт и применимы ко всем народам и странам.

Нет. Кажется, и до такого уровня осознания не доросли.

Не любим, и точка.

А что касается западных стандартов. То на них у нас одна реакция – бескультурье. Бескультурьем принимаем, бескультурьем отталкиваем. «Нам, русским, за границей иностранцы не нужны». Бескультурье, если не сказать похлеще, и есть основным способом борьбы с иноземным влиянием, культурой и знанием. Взять хотя бы ЕГЭ. По сути, в ней нет ничего вредного и опасного, если подойти с умом. Но мы с умом не подходим, мы подходим с предубеждением. Те, против кого и вводится ЕГЭ – бюрократы и лихоимцы говорят, что один вред от этой заморской идее. И вся страна говорит, что один вред.

Но на Западе эта система работает, потому что там люди послушны, по большому счету. На ЕГЭ там запрещено входить с мобильными телефонами, и не входят там.  У нас входят. Запрещено списывать – списывают. Запрещено подкупать – подкупают. Запрещено хамить – хамят. Надо соблюдать правила, а мы его, ЕГЭ этот, заблюем. И вроде русским языком объяснено… И нет там такой проблемы, чтобы голожопый вундеркинд из Мухо-Засранска рвался в Первый вуз страны, а ему этот ЕГЭ какие-то там препоны устанавливал. Университеты и в малых городах Там такие, как наш Первый вуз страны. На Западе эта система работает, несмотря на ропот недовольных, потому что она укоренена в западную рационалистическую традицию. Вот поэтому и сам ЕГЭ – это чистой воды рационализм, никаких в нем излишеств в виде лирических отступлений не предусмотрено. А у нас не работает. Потому что мы, то есть наши лихоимцы на местах, не можем понять, зачем нам это нужно. И вот уже первые всходы… Реформа падает на рыхлую почву безотцовщины с легким гулом матерщины… И так всегда, и так всегда.

То же самое насчет демократии. Собственно, идеи национальной, объясняющей нации, что же надо взамен демократии, у нас нет. Убожество какое, как вся страна – то есть лучшие ее умы, лучшие ее кадры и секс-символы – повторяют за процеженными словами Первого человека с официальной самой большой зарплатой, что демократия это жопа, что нам она не нужна, что у нас своя управляемая демократия и она лучше той демократии, где в парламенте народные избранники могут позволить себе орать, болтать, демонстративно покидать зал, заваливать правительственные проекты и прочая и прочая. Но ведь и традиция у них, пардоньте, иная.

У нас, в примеру, народные депутаты – это не власть, это чистое законотворчество, а власть – это не законотворчество. Сиди себе и пиши законы какие скажут. Разрыв большой.

Но я о другом. Все-таки до боли понятно мне другое, почему русский человек боится демократии. Верно, верно, он ее боится, как… вот какое сравнение подобрать хочется: как боится подойти к запретному плоду. Сказали – не подходи. Он и не подходит. Сказали, попробуй надкусить – не то что зубов не досчитаешься, а свободы не увидишь. Он и не надкусывает. Глядит только, как другие братья по крови, кровопийцы то бишь, жируют, надкусывают эти яблочки-то, чтобы другим не досталось. Это потому что свобода (а это, само собой разумеется, не демократия), какая ни есть, охраняется не демократией, а властью, авторитетом одного-единственного человека с неограниченными полномочиями. И чем неограниченнее его полномочия, тем спокойнее может спать рядовой обыватель. Спать, пить водку и жениться сколько влезет. А равно доносить и воровать, списывать на ЕГЭ и взламывать пароли. Все покроет человек с супернеограниченными полномочиями и спортивным телосложением.

И боится демократии русский человек, потому что хорошо помнит, чем заканчивалось его народовластие. Иван Грозный залил Новгород, в котором еще сохранялись вечевые формы управления, кровью. Петр Первый разогнал Боярскую Думу. Сталинщина задавила ленинизм под видом борьбы с троцкизмом. А ведь была в то время демократия, легкая, слабосильная, болезненная, но была. А зачем она, рассудили мы вслед за товарищем Джугашвили, если вместе с ней произрастают такие гады как Бронштейн-Троцкий и его кагал. Действительно, твердим современные мы, повторяя слова человека с волевыми скулами, зачем нам их демократия, если она нас не защитит от нас же самих. И всегда нам внушают мысль, что демократия…. Да и не внушают, а как бы самовнушение происходит, как будто это нас казнили тогда, лет пятьсот назад, а боль только сейчас дошла…

И вывод – чем дальше, тем сложнее решить, что хуже: демократия, разлагающая нас, или мы, боящиеся даже думать о ней положительно. А если трудно решить этот вопрос, то в скором времени и другие вопросы, уже запутанные, затянутся так, что только рубить, только резать, только ампутировать.

А это тоже хорошо мы помним. Правда, не все, так как у многих ампутирована голова.