Ничего не понял!

         Из цикла «Мой сосед - Бендриков»
                <><><>

          Жарко, душно, тоскливо, всё бесит.
          На мониторе мысли, как зрители в зале провинциального театра,  изредка – то там, то тут появляются и исчезают в мареве жары.
          Тихо открылась дверь.
          Зашли: Полкан и Карл.
          Полкан прошел к печке и лёг, прижавшись к ней.
          – Неужели печка прохладная? – мысль лениво прошла поперек головы. Этого хватило поднять меня со стула, подойти к печке и приложить к ней ладони.
          – Топил, что ли? – Карл от удивления забыл не только то, что не поздоровался, но и забыл закрыть рот.
          Я устало глядел на него, прижимаясь спиной к прохладной печке, и чувствовал, что мои глаза, и я вместе с ними, можем позировать какому–нибудь молодому художнику в претворении его замысла в какой–нибудь картине, где есть снулая рыба.
          Я медленно перевёл взгляд на Полкана…
          Но Полкан, верный принципам дружбы с Карлом, не выразил ни удивления, ни порицания за подобный вопрос друга.
          – Топил,– выдохнул я, вернулся и сел на стул.
          Карл подошел к печке, к тому месту, где только что стоял я и приложил к ней ладони.
          – Теплая!– констатировал он.
          – А мы вот, думаю... жарко, – пересидим у тебя... – добавил он.
          Карл прошел, сел в «своё» кресло и почему-то посмотрел на Полкана, как будто тот мог что-то добавить к сказанному.
          Я смотрел на Карла, он на меня, Полкан в сторону от нас.
          ...– Ты понял, что сказал? – мои глаза явно не изменили цвета и поволока, как утренний туман, мешала разглядеть подробности на лице Карла.
          – А что? Сказал-то что? – Карл поёрзал в кресле.
          – Вот и я пытаюсь понять, что ты сказал.
          ...«…мы вот, думаю…» – это даже пытаться понять не стоит.
          ...«…жарко, – пересидим у тебя…» – это ещё как-то можно «разрулить». Но я думаю, что в голове «заглючит» если пытаться понять, почему тебя тянет в такую погоду ко мне, если у меня жарко.
          ...«… пересидим…» – это сначала объясни Полкану, если сам поймёшь половину сказанного, можешь начинать объяснять мне.
          Я смотрел на Карла, одновременно пытаясь вспомнить, что ещё было в сказанном Карлом «не так».
          Вдруг я понял – было «посидим», а Полкан лежал!
          Изображение Карла стало чётче, – видимо поволока с глаз стала сходить.
          – Ты не топил печку! Я сразу понял!– Карл хитро с улыбкой подмигнул мне, повернулся в кресле, садясь удобнее и надолго.
          Светлая, возможно когда-то белая, рубашка с коричневыми кирпичиками, была расстегнута «до пупа». Прилипнуть к груди ей не давала могучая, курчавая, с сединой поросль, начинающаяся чуть ниже подбородка и уходящая куда-то вниз.
          – Ты на речку купаться не ходил?! – с надеждой то ли спросил, то ли утверждал Карл.
          – Ходил! Два раза!– ядовито–мстительно, не давая никаких надежд и ни на что, гостям, тихо произнёс я. – Вообще-то от «солнечного удара» не заговариваются. Просто падают, а в глазах «синенькие– зелёненькие»... и молчат. Молчат, кстати!– добавил я.
          Карл выдержал удар. Поймал мой «камень», взвесил на руке и отправил обратно.
          – Ты всё понял! А придуряешься!– добавил он вслед «камню».
          – Я всё понял, потому, что знаю тебя и вижу четыре раза в два дня, а другие не поняли бы! – я поймал все, брошенное в меня, и сложил к своим ногам, в знак примирения.
          – Три плюс один! Цикл: три, один, три, один, – Карл смотрел в потолок.
          – Какой цикл? – я уже хорошо видел Карла.
          Полкан смотрел на него с явной поддержкой.
          – Ну, «четыре раза в два дня». Если каждый день по два раза, то ты бы должен был сказать: – Я тебя вижу каждый день по два раза.
          Либо через день по четыре раза.
          Ты сказал «четыре раза за два дня», а это цикл: три, один, три….
          Ты это правильно сказал, так короче.
          Но правильнее было бы сказать: – Я тебя вижу: в один день – три раза, в следующий – один, а в следующий день – опять три раза… Так правильно и всем понятно!
          …– Согласен! А «… мы вот, думаю…»? – их обоих стало видно четче.
          – Согласен! Не правильно! Правильно было бы сказать – «Мы с Полканом шли. Я подумал…» Так правильнее.
          Но тоже не правильно, поскольку не ясно, откуда и куда мы шли с Полканом. Если скрыть от тебя истину, то правильно было бы: «Мы гуляли с Полканом». Но это тоже неправда, поскольку в такую жару гуляют только идиоты! Правильнее было бы – «Мы сидели у себя дома, а потом решили пойти к тебе».
          А ты что заведенный такой?
          – Изучаю Человека.
          – Пустое дело. Никчемное, ненужное, да и неблагодарное. Ибо понятие – Человек отсутствует.
          Если хочешь что-то понять, то ты должен говорить о конкретном человеке, помня всегда, что и он – целый мир, а значит непознаваем.
          – Это у тебя откуда?
          – Вообще-то это близко к Софоклу. А так, с тех времен, когда я служил Гиппократу.
          Ты же знаешь, потом ушел в отставку без содержания и довольствия. Неблагодарная служба. Это плата за то, что нельзя вмешиваться в законы естественного отбора. Нельзя, мой друг.
          Человечество – просто популяция млекопитающихся. С обезьянами у них один общий предок, законы естественного отбора увели одних налево, других – направо. Но кольцо вроде сжимается.
          И всё! Изучай обезьян. Опять же, все твои выводы будут действительны лишь для одной особи, либо для очень малой группы особей.
          Глядя на Полкана, ты же не делаешь выводов обо всех собаках!
          Оставь пустое дело.
          А конкретно, что задело тебя?
          – Да вот читал вчера. Парнишка пишет что-то «за жизнь». Язык во рту не умещается, кое–какие мысли «проглотил», какие-то не «дожевал», но суть не в этом.
          Другой его читает и пишет ему: – Ничего не понял! Непонятно и неправильно написано!
          Потом этот другой читает у зрелого и маститого – «Сила, т.е. характеристика взаимодействия становится действующей сущностью вместо физического тела» и идёт дальше, но уже не оставляя своего комментария – «Ничего не понял!»
          Вот я и думаю: – «Он пошел дальше, потому, что всё понял? Или побоялся оставить свое мнение, боясь получить в ответ: – Иди ты
          дальше, не для тебя писано!»?
          – Тут просто! Одного он считает вправе «поучать», другого по ряду причин, а может, не видит смысла, он не считает нужным поправить. И всё!
          У меня был пациент, который жизнь потратил, убеждая всех, что они говорят неправильно – «Меня покусали комары».
          На тысяче страниц он доказал, что так говорить – не по–русски. Ничё! В остальном был нормальный человек, только вот собаки его почему-то не любили. Загадка.
          А ведь прав, стервец, нельзя говорить или писать –«покусали комары».
          Кусать – это сложный процесс! Нужны челюсти, зубы или их аналоги! Прав стервец! Но собаки его не любили!
          – Но ведь, «ничего не понял» – это даже не мнение. Это просто характеристика себя, а не работы того парнишки.
          Можно ведь написать: –«Мы с Полканом ничего не поняли».
          Или: – «Полкан не понял, не понял и я!» По сути это – одно и то же. Но он ведь пишет! Пишет и тратит время! Свое, его, мое!
          – А ты не читай! Наплюй и не читай! Есть такой подход – «совершенное событие».
          Представь, – ты понял, почему он так написал. И что дальше?!
          О! Так ты и раньше знал, что «каждой твари – по паре» в этом мире.
          Представь, что в одной благополучной стране при выходе из кинотеатра убивают Премьер – Министра. Потом в соседней, "через забор", через 25 лет Некто убивает 100 человек, он так решил, но предварительно он о своих убеждениях три года кричал вплоть до правительства соседней страны. Представил?
          Теперь представь, что это всё произошло в России.
          Все публикации об этом можно будет разделить на группы: «Что ещё ждать от страны, где 70 лет правили коммунисты?», «От русских варваров можно было ожидать что-то похуже», « Как была Россия – «империя зла», так и осталась!», «Так всё–таки был голодомор на Украине!», «Кавказ никогда не хотел иметь ничего общего с этой страной!» и так далее.
          Кто что будет хотеть, то и будет писать!
          Кто что будет хотеть, то и будет читать!
          И что?
          Заметь, что все авторы будут «местные» или «из местных». Но стоит какому-то дяде с «гайкой» на пальце запретить этим авторам подходить к берегу Волги, – они притихнут, язык засунут себе в одно место и не подойдут к Волге.
          ... Правда, спросят: – «А за деньги, можно?»
          ...И не оторвёт он своей задницы от стула, что б пойти «куда-то», и сделать «что-то». А порассуждать – это он может!
          А поскольку «тварей по паре», то у него будет обязательно единомышленник.
          Ну, увидишь ты всё это?! И что? Что дальше? Ты что-то в этом увидишь для себя новое?
          Отстань! Как сказать, как понять – это дело нас –психиатров.
          Жара. Мы вот пошли к тебе – я плотвичек вяленных захватил. Чистенькие. За два дня высохли!
          Если твой автор в такую жару не сидит с другом в бревенчатом доме, не разглядывает запотевшие бутылки с пивом, не смотрит на свет янтарную плотву с икрой, при этом помня, что рядом в соседском доме в таком же холодильнике две нижних полки заняты интенсивно охлаждающимся напитком. И при всем этом не ведет задушевную беседу с товарищем под восторженные взгляды друзей–слушателей, – Карл посмотрел на Полкана, – то зачем тебе читать такого автора? Кто он такой, чтоб его читать?
          Карл перевел взгляд с Полкана на холодильник, а  Полканом с Карла на меня.
          Плотвички были и правда симпатичные. Я встал и пошел к холодильнику.
          – Вот я и говорю, что пока у меня в холодильнике остынет, а у тебя уже холодненькое.
          Карл уже чистил вторую или третью рыбку, укладывая их бережно на тарелку.
          – Так с икрой что ли?
          Спросил я, разглядывая рыбёшек "на свет" и ставя на стол бутылки с пивом.
          – А то! Лучших выбрал!
          – Откуда икра у плотвы в июле?
          Высказал я сомнение, разглядывая, как бутылки, на глазах, покрывались матовой паутинкой влаги, как она, собираясь в ручейки, скатывалась по стенкам на стол.
          – А, что сейчас не июль?
          Карл уже открыл обе бутылки.
          – Да, я не про это! Я про то, что когда плавали. Откуда у них икра в июле?
          – Я это сказал? Это ты придумал, – Карл замер и внимательно на меня посмотрел. – Они плавали в мае. Жарко тогда было, вот за два дня и завялились. Тогда. В мае ещё! Когда я только догадывался, что июль будет и будет жарко!
          А ты, как псих, будешь сидеть дома.
          ...И будешь ждать, не признаваясь себе в этом, когда мы с Полканом придем к тебе.
          ...Просто так. Или с пивом. Или с рыбой. Или с пивом и рыбой…
          …Или просто так – без пива и рыбы…