Серёга из общаги. Картошечка

      Вот и подошло время, выкопал я на маманином огороде картошку. Картошечку — кормилицу нашу. Хороший урожай взяли, тонны три, не меньше, — погреб почти доверху засыпан. Клубни крупные, красивые — загляденье. Ну, и мы намаялись, конечно: дня четыре не разгибались, хоть и погодка всё время отличная стояла. И ведь из сестер да братьев никто не приехал, не помог. У них всегда так: как огород копать — дел у них невпроворот. То ремонтом каким-то заняты, то бизнесом всяким, то детей-двоечников к началу учебного года подготовить надо (а чего их готовить — всё равно двоечники). А уж как картошечка выкопана да сало засолено, тут все прикатят как миленькие, мешками потащат от мамани, сумками: маманя у меня добрая, ничего не жалеет. А эти и рады — волокут от нее и сало, и огурцы соленые, и грибочки маринованные банками трехлитровыми, и картошечку — всё, короче, что под руку попадет. А как пахать на огороде, так один Серега: ему, мол, всё равно делать нечего — ни кола, ни двора, ни семьи. Умные больно.
Вечером четвертого дня, как покончили мы с картошечкой, маманя давно припасенную бутылочку выставила с устатку. Сели мы вдвоем, картошечки этой самой нового урожая сварили, да с огурчиком малосольным, да сальце на блюдце. Маманя себе тоже для видимости рюмочку граненую налила, пригубила. Очень вкусная картошка уродилась, да я ее и всякую люблю — и недозрелую, и зеленую есть приходилось, и сладкую мороженую (всякое в общаговской жизни бывало) — и вот уже тридцать с лишним лет никак она мне не надоест.
      — Все, маманя, — говорю после второй стопочки, — переходим на новую картофельную политику. Хватит всю родню с твоего огорода кормить да поросят выкармливать. Оставим себе мешков пять, а весь урожай — на рынок в Калугу.
      — Что ты, Серега? — она на меня аж руками замахала. - Как же продать? Родне — да в картохе отказывать? Да и поросеночка я опять покупать собралась, кормить-то его надо.
      Я ей — полную нынешнюю раскладку. Сожрет, мол, поросенок этот две тонны нашей картошки. Да еще молоком его отпаивай, да комбикорм покупай, да травы накоси, да хлеба подкинь, да еще чего... А ничем не оцененных физических затрат сколько! А риск — ведь запросто подсвинок этот в любой момент подохнуть может — были уже у нас такие печальные случаи... Какой же тут резон? Какая выгода?
      — Что-то не понимаю я, Серега, — маманя говорит, — всю жизнь я поросят откармливаю, двух, а то и трех. И картошку всю жизнь сажала. И коровку держала. И не покупала ничего, и не продавала, да и по людям не ходила куска ради, хоть и всяко было.
По-другому-то я уже и не могу.
      — Так ведь жизнь сейчас другая совсем пошла, — пытаюсь ее
урезонить.
      — Да жизнь - она всегда одинаковая, люди другими стали. Все деньги считают, «лимоны» эти, вот как ты сейчас. А я уж старая, мне переделываться поздно: буду жить как жила.
      Какая же она старая, моя маманя? Ей всего-то шестьдесят. Честно, даже совестно как-то стало мне после таких ее слов. В самом деле, какая ей жизнь без поросенка этого, без курочек, без огорода, без дома нашего? Да был бы я какой сын путевый, денежный да благоустроенный, чего могу дать ей, мамане моей?
Есть у нее всё, и я рядом, и за окошком вечер розовеет, и картошечка на столе. И нам сейчас хорошо.


Рисунок автора.