Однажды я встретила призрак

Я встретила его совершенно случайно. Он поймал мой взгляд как раз тогда, когда я переключала очередную песню в play-листе своего мобильного.
В то время меня, как назло, прихватил острый аппендицит. Я лежала в палате уже третьи сутки. День близился к своему логическому завершению, а в помещении становилось сравнительно темно. В коридоре, как и всегда, горело несколько совсем неярких ламп.
Надо признаться, с палатой мне грандиозно повезло: весело, беззаботно, безрассудно. В момент моей случайной встречи в палате все разговаривали и активно жестикулировали. Я отдаленно слушала голоса, которые за столь короткий срок стали уже по-настоящему родными, и старалась вспомнить какие-то важные моменты своей жизни. Надо признаться, активно жестикулировать удавалось далеко не всем, а кому удавалось – давалось с трудом.
Две старенькие бабушки на соседних койках, молодая девочка с внематочной беременностью, сумасшедшая женщина лет пятидесяти, и я.
С молодой тезкой мы хоть и не стали закадычными подругами, но общий язык нашли почти с первых минут моего пребывания в палате. Хорошая она, старше меня всего на пару лет. Не слишком ей повезло, конечно, с многочисленными диагнозами, тяжело все это. Мой аппендицит с маленьким осложнением на фоне ее больничного листа просто детским лепетом кажется. Но дело ведь не в диагнозах, не в болезнях, не в больницах. Дело в человеке. А она точно будет счастлива! Я же знаю, что иначе она не сможет. Светлый, позитивный, положительный во всех отношениях человек, она не может сломаться на полпути.
Так вот, в ту секундочку, когда я подняла глаза к выходу из палаты (я ведь лежала прямо напротив него), его светлые глаза скользнули вдоль двери и на миг остановились. Надо признаться, тогда на его лице я не заметила ничего: ни единой эмоции, ни один мускул не пошевелился. Стоит ли говорить, что на заднем дворе моего сознания мне тут же стало грустно и обидно? Почему так получается? Я, значит, время от времени думаю о нем, иногда вспоминаю короткие встречи и бессмысленные расставания, а он вот так просто взял и посмотрел, словно я не человек вовсе, а так… скульптура в музее культуры.
Ну, пусть бы он хоть скривился, ну хоть как-то выразил свою реакцию. Нет, ничего. Просто ничего не выражающий взгляд.
Я молча проглотила неприятные эмоции, вынула из ушей наушники, сложила их и завязала в узелок (все равно ведь потом распутывать придется), и вместе с телефоном положила на тумбочку около кровати. В палате все еще разговаривали и, на миг, я подумала, что мне все показалось, и никакой встречи не было. С вами ведь тоже такое бывает? Как бы там ни было, но придется обо всем забыть. Я повернулась на левый бок и устало прикрыла глаза.
А ведь дома я, как ни странно, привыкал спать на правом боку. Это все, наверное, из детства идет к нам. Сейчас мне просто мешал банальный дренаж. На нем особо не полежишь. Учитывая еще и то, что каждый вечер я боялась, что с ним что-то случиться… Дома ведь особо не задумываешься – как спать. Вертись хоть всю ночь, лишь бы с кровати не упала. А здесь все иначе. Тут дренаж, который я обычно на ночь укладывала вдоль тела или просто опускала на живот. Другие значительно облегчали себе проблему, засыпая на спине, но у меня слабо получалось спать в подобном положении и приходилось искать другой выход. Это еще хорошо, что сняли катетер с правой руки. Теперь хотя бы можно было подложить ладонь под подушку и хотя бы отдаленно представить, что я не в больничной палате, а дома. Или, в крайнем случае, где-нибудь на отдыхе.
Засыпала в ту ночь я с мыслью не о том человеке, которого случайно увидела после полутора лет. Думала я о том, что же хорошего со мной за день случилось. Если честно, то все девять суток, что я пролежала тогда в третьем отделении хирургии заканчивались одинаково: я по пунктам продумывала каждый положительный момент. Сделали операцию, можно пить воду, можно немного кушать, можно вставать, можно ходить и т.д. Обычно за день подобных пунктов набиралось не больше четырех, но дома я бы и четырех не насчитала. На меня это было с самого начала не похоже, ведь я в каждом моменте искала положительные стороны и каждому изменению в моем состоянии радовалась подобно ребенку.
В следующий раз мы встретились в том же отделении, через день или два. Я помню, что стояла у распахнутого настежь окна и вдыхала относительно свежий воздух. Удивительным приятным фактором для всех больных стали раскинувшиеся напротив окон коридора пушистые ели. Аромат от них исходил действительно потрясающий и особенно волнующий.
В моей палате все спали. Именно поэтому я решила немного прогуляться. Мой чудесный врач-хирург пока запретил выходить на улицу, но посоветовал больше гулять по коридору. Вся проблема только в том, что коридор достаточно маленький. А наматывать круги не очень хотелось. Из первого кабинета тихо, но отчетливо долетали звуки музыки.
Его небольшая ладонь легла мне на плечо, и мне потребовалось несколько секунд, чтобы собрать всю свою волю в маленький мой кулак. Признаться, я успела уже подзабыть его запах: смеси приятного парфюма и табака.
- Что-то ты располнела, дорогуша! – сказал он и рассмеялся.
Конечно, я не ждала от него каких-либо приятных слов или комплиментов. Куда уж там. Даже сарказм в его голосе мое раненое сердце восприняло вполне адекватно.
- Главное, что ты все такой же! – ответила ему я и еле заметно улыбнулась.
В тот день я была в ситцевой майке, которая прикрывала попу в обыкновенном хлопковом белье, и светлом халатике из голубого атласа. Он снова коснулся меня, уже дотронувшись до руки:
- Если честно, то ты очень хорошо выглядишь и на больную даже не похожа.
Я рассмеялась. Настолько, насколько позволяла трубка в животе. Что и говорить, его манера вести беседы всегда бесила меня и заставляла огрызаться. Но не теперь. Я сто раз представляла себе эту встречу, но не думала, что она произойдет именно здесь.
- Ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает он, вглядываясь в мое лицо. Хорошо, что я хотя бы голову помыла с утра. Тут это можно назвать настоящим ритуалом. Всегда немного страшно, что швы могут разойтись, и поэтому стараешься максимально обезопасить себя от резких движений и сомнительных наклонов.
Я молча киваю головой, провожу ладонью по его щеке и, придерживая тянущий дренаж, иду по направлению к палате. Поворот, еще поворот. Смотрю на ободранные стены отделения и тихо-тихо улыбаюсь про себя. Слышу, что он идет за мной, но не обгоняет. Навстречу летит медсестра и кричит на меня.
Скорее всего, моя походка и странный цвет лица оставляют желать лучшего. Добрая девушка берет меня под руки и ведет до самой койки. Мне дают воды, под мышку суют градусник. Абсолютно все видится мне нереальным. Откуда-то издалека до меня доносится: «38.8 градусов, срочно ее в постель». Болезненный, как всегда, укол. И я отключилась.
Прихожу в сознание и понимаю, что уже ночь. Рядом с моей кроватью открыто настежь окно, а за окном – поют свои песни сверчки. На моей постели сидит он и смотрит. Его глаза заметно блестят в темноте, а руки подрагивают время от времени. Это особенно заметно в те моменты, когда он неловко старается поправить мне волосы, которые падают на лицо.
Факт пребывания этого человека в моей палате кажется мне совсем уж странным. Все соседки спят. Кое-кто даже отчаянно похрапывает. Он улыбается этому, но продолжает молчать. Я думаю о том, как тяжело сейчас бабушкам. Они отчаянно ловят  во сне пересохшими губами сухой воздух. Тезка спит спокойно, через кровать от меня, повернувшись лицом к стене.
А он сидит. И все еще сидит. И до сих пор сидит. Его пальцы прохладные, а прикосновения очень легкие. Я уже и забыла давно об этом, насильно вычеркнула из своей памяти. Он улыбается, а я не могу ответить ему тем же. В какой-то момент меня охватывает липкая паника, что я ничего не могу сделать. Но нет, это всего лишь страх. Пальцы на руках шевелятся, на ногах – тоже. Язык во рту хоть и распух, но двигается.
- Что ты тут делаешь? – говорю ему через силу, а он только молчит и только продолжает смотреть. Раньше я ничего подобного не видела в его глазах. Никогда они не светились таким особым светом. Раньше я замечала только водянистые, болотистые лужицы. Мне всегда казалось, что этот человек не способен на настоящую нежность. Я привыкала к нему такому, но привыкнуть так и не смогла. Как не смогла привыкнуть и к модели наших «отношений». Поэтому ушла. Прошло уже столько времени с тех пор, а его глаза все так же смотрят мне в душу, только сейчас они пронизывают меня не безразличием и надменностью, а лаской и теплой нежностью.
То тепло, каким он одаривал меня в ту ночь, я никогда не забуду. Мы долго-долго смотрели в глаза друг другу, пытаясь уловить там что-то важное для обоих. А потом он наклонился ко мне и поцеловал. Сначала в лоб. Затем в правую щеку, в левую. И только потом коснулся пересохших губ.
Я только чувствовала, как он дрожит, и никак не могла понять: что случилось? Откуда вообще взялось это чувство? Как так получилось, что теперь это не просто самовлюбленный эгоистичный человек, а мальчик, который впервые в жизни полюбил?
Он тогда просидел со мной всю ночь, а утром тихонько вышел из палаты. Я больше никогда его не видела, никогда-никогда. Но то, что он любит меня, и всегда будет любить – до сих пор греет мою душу.

июль 2011