Игорь Красиловец Ты не будь художник

Игорь Красиловец

Ты не будь художник

Вдруг приехал дед.
Раньше пятилетний Вовка только  и знал о нем, что тот воюет где-то, оказывает братскую помощь кому-то и зачем-то, как говорила мама. И еще добавляла, что кто-то там им накостылял по шеям, так что все это не победа, а так себе… «А как себе?» - спрашивал Вовка, но ему никто не отвечал. Впрочем, дедовская война вскоре была забыта  за песочницами, рисованием бабы Яги, сборкой большого пластикового автомобиля, который сам почему-то не урчал - урчи тут за него!
Пришла бабушка чаю попить. «Надо думать о будущем ребенка!» - сказала она родителям. «Художник из него может вырасти. Вы посмотрите, как он бабу Ягу нарисовал! Нос у нее какой синий!» «А где нос, где нос?.» - спрашивали родители ,глядя на Вовкину размалевку поверх газеты. «На кухонной двери, сама видела.» И родители вспомнили синее пятно в кухне, мысленно приставили его к творению сына на газете и согласились, что художник в их ребенке уже просматривается. «Он уже самостоятельный мальчик.» - продолжала бабушка. «И уже не порежется детскими ножницами. Вот я ему их и принесла – пусть вырезает из бумаги, что захочет.» Родители согласились . И бумага в доме нашлась.
Так Вовка стал резчиком по бумаге. Правда, он для начала попробовал подрезать бахрому на скатерти, но родители его  дружно шуганули прочь от стола и отправили творить в детскую. «Ты вспомни, вспомни что-нибудь интересное, что сам видел и запомнил – и повтори по памяти!» - посоветовал папа. .Вовка видел и запомнил памятник вождю мирового пролетариата, когда с родителями был в центре города. И быстренько повторил по памяти. Бабушка даже похвалила:  «Молодец! Вот приедет скоро дедушка – ему и покажешь!» -      - сказала она довольно.
А через восемнадцать дней ( Вовка большего счета еще не знал) папа стал собираться уже встречать деда. Он взял ключи от настоящего  «Жигуленка», позвонил дяде Пете и поехал на какой-то Южный вокзал. «Дед тоже, говорят, с юга едет. Понятное дело, что и вокзал поэтому тоже Южным называется,» - догадался Вовка. А мама с бабушкой и тетей  Таней  стали возиться на кухне и накрывать большой стол в гостиной тоже большой белой накрахмаленной скатертью. Потом они посреди стола поставили  хрустальную вазу с цветами. Тоже  бо-оль-шую, большущую! «Как памятник большущую!» - сравнивал Вовка, сидя в своем творческом углу на детском табурете. И всем показал свой бумажный памятник. « Покажешь деду, ему понравится, он ранен и орденоносец!» - воскликнули женщины вразнобой. « Памятник у меня получился,» - подумал Вовка. «Надо теперь вырезать собаку, Благовещенский базар и сквер под дождем. А потом – спелый арбуз. Хоть его и нельзя будет кушать.» И все быстро исполнил.
Тут у входа пропел звонок на мотив гимна  всей страны. «Схватила навеки Великая Русь..» -подхватила мелодию бабушка и пронеслась по коридору .За нею кинулись мама с  тетей Таней. В прихожей разразился гвалт  вскриков, возгласов, поздравлений, пересыпавшихся громкими поцелуями, ойками, всхлипами плача и шлепками по спинам. В общем, дед, наконец, приехал.
Он вошел – животом вперед, необыкновенно загоревший и большой, как папа. Цивильные родственники и еще другие гости ( «Всех – почти восемьнадцать» - прикинул Вовка ) толпились сзади. И малыш, сидя в своем углу с ножницами в руках, восхищенно разглядывал его, своего деда: в кителе, с блестящими пуговицами, с наградами и гвардейским значком ,с лихо закрученными вверх темными  командирскими усами. Картинка, а не дед! «Обязательно вырежу его из бумаги!» - успел подумать внук, откладывая ножницы, как дед подхватил его на руки. « Так вот ты какой у меня, миленький – маленький!» -хохотал он, нежно прижимая Вовку к себе, нежно, почти как бабушка. Ребенок вырос в его отсутствие, поэтому для бывалого воина он был радостным открытием. А для Вовки открытием стали погоны деда, вернее, один погон, который оказался прямо перед ним – настоящий, большой, с тремя звездочками в ряд. Звёздочки были не очень большие, скорее маленькие, но их так хотелось потрогать рукой! И он потрогал. А потом осторожно потрогал за ус, твёрдый и жёсткий. «Не балуй!»- сказал дед и ссадил внука наземь. И поправил ус, лихо  крутонув конец вверх.
«Костя, шрам-то покажи!» - попросила бабушка. «Да вот, ерунда. Царапнуло кисть чуток. Тянет пока.» Все стали смотреть на тыльную сторону левой кисти деда – маленький шрамик между безымянным пальцем и мизинцем. «Да мне на «форцыпьянах» не играть! Повезло, могло быть и хуже. Контузия тоже не тяжёлая. Не тяжёлая, повезло. До пенсии дослужу, скоро уже. Надо думать о завтрашнем дне. А на складе и так сойдёт, по-интентдантски!» И все вздохнули с сочувствием: могло ведь быть и хуже! Но по-интентдантски …. можно и дальше. И Вовка тоже посочувствовал. И – вздохнул.
А потом было застолье. Вовка всё же получил приглашение к деду на колени. Не напрашивался, осознавал свой «солидный» возраст. Дед сам и пригласил, и подсадил. «Ты только, смотри, рюмку свою с дедовской не спутай!» - предупредил папа. Вовка и не спутал. Правда, он попытался кем-то пролитый соус  размазать по скатерти в виде того же красного арбуза, но это было потом… А  сначала все выпивали и закусывали. Не больше других, но и не меньше. Вставали, курили, снова садились. А когда по вовкиному точному подсчёту пошла уже восемнадцатая рюмка – не большая, но и не малая – бабушка вдруг вспомнила про вырезки из бумаги: покажи да покажи деду! И Вовка показал.
Дед смотрел внимательно, чуть щурясь.  «Явный художник растёт!» - сказал он. Но собаку почему-то принял за курицу, сквер под дождём – за дерево карагач, а Благовещенский базар посчитал слишком восточным. Или –западным, с какой стороны посмотреть А вот по поводу мирового пролетариата и его вождя дед хитро спросил: «А как думаешь, миленький – маленький, сколько лет за такое раньше дали бы?» Вовка не понял этого «раньше» и что в нем было не знал. Но он ответил как уже  не маленький: «А почему же мне тогда уже пять лет?» И все за столом рассмеялись. А дед крутанул ус: «Э-ээ, нет! Пятью годами ты за такое художество не отделался бы! Ещё десятку накинули бы!» И все уже не смеялись. А бабушка решила: больше не пить! Всегда в таких случаях так решают – пить только кофе к сладкому. «Но кофе – всенепременно с ликёром!» - и дед закрутил уже оба своих уса. Вверх – вверх! Вовке же в этот день достался солидный кусок наполеона.
В эту ночь он спал «без задних ног». А когда проснулся рано, то сразу же вспомнил о своём деде и решил пойти к родителям на разведку. Не забыв прихватить полюбившиеся ножницы, Вовка двинулся через гостиную и тут увидел спящего на диване деда. Тот спал на спине, слегка похрапывая, и его большой живот выпирал холмом из-под одеяла. .Вовка подошёл поближе. и с удивлением увидел, , что загара на теле деда почти не было. Солнцем было обожжено лицо, шея, руки до локтей, а дальше всё – сметанно-белое и рыхлое. «Как покрашено», - подумал Вовка, замечая под правым усом белый участок кожи. «Дай-ка я сделаю белого больше!» Рука с ножницами сама вдруг потянулась и  срезала конец уса. Прядь упала в постель. А дед только похрапывал.  Дальше и дальше резал внук, правая губа спящего явно посветлела ,а бурное дыхание сдуло все волосы. «Получилось хорошо, но сколько срезал – не пересчитать. А второй ус оставлю на завтра, когда дед опять ляжет спать. Ведь говорят же старшие, что надо думать о будущем!» - рассуждал Вовка,  отправляясь обратно в свою постель, ,досыпать.
Проснулся он вновь от яростного крика деда. «Кто?! Кто посмел?!!! Какой душман всё это СДЕЛАЛ?!» - хрипел тот, стоя перед большим трюмо в брюках с болтающимися подтяжками. «Да что же вы со мной наделали  перед самой пенсией?!» Из спальни выглядывали полураздетые недоумевающие родители. Дед с одним усом чуть не плакал  перед зеркалом: «Я же теперь, как сбрею второй, буду смешнее… женщины… с бородой! В таком виде и рапорт об отставке не подашь!»
  Тут он заметил в зеркале испуганного Вовку. «Так это ты, художник! Вырастили микродушмана! Ты не будь художник!»  Вовка весь сжался. А дед, углядев плаксивую мину на лице «художника», внезапно обернулся, секунду всматривался в родное лицо и  резко захохотал: «Га-га-га, микродушманчик ты наш маленький! Да можешь и второй теперь обрезать!» И пустился в пляс перед зеркалом, тряся животом и подтяжками. Сейчас стало видно, что прыгал он босиком. «Могло быть и хуже, и тут повезло!» - почти пел дед, тыча в зеркало самому себе фигу. А вот в чём повезло    - так и не сказал.
«Ничего, батя, на складе и так сойдёт!» - ответил папа.
А Вовка вдруг заревел,  стоя в дверях. Должно быть - от счастья.