9. Мир не без добрых людей!

Ефим Абрамович Гельман был завучем в школе, куда я  устроился на должность старшего пионервожатого. Буквально через два с половиной месяца МГБ арестовало моих родителей, посадило их в тюрьму (через 6 лет, совсем по песне Юза Алешковского, окажется, что оба – «ни при чём»),   сестра вскоре после их ареста уехала работать в дальнюю деревню, и на меня пала обязанность раз в десять дней носить папе и маме продуктовые передачи.  Это отнимало немало времени, нужно было отпрашиваться с работы, а врать меня в семье, как на грех, не учили, и придумать благовидную причину для отлучек я не смог. Тогда решил поделиться своей бедой с добрым завучем, который относился ко мне, по видимости, отечески – впрочем, как и директор, Агафья Дмитриевна Чересленко, тоже совсем-совсем не злая. Но уж больно была робкая, ужасно боялась собственной тени, а ещё больше – любого «начальства».
Поэтому, рассказав Ефиму Абрамовичу о подлинной причине моих отлучек, я попросил его не говорить пока ничего Агафье Дмитриевне: а вдруг моих родителей оправдают, зачем же прежде времени её нервировать?
– Конечно, конечно! – пообещал завуч. Я отправился домой за корзинками с провизией, а оттуда – в тюрьму, а добрый, честный Ефим Абрамович – к Агафье Дмитриевне, которой всё рассказал.
Вскоре добрая женщина обо мне хорошо позаботилась: она попросила райком комсомола, чтобы меня с «идеологической работы» убрали. Инструктор райкома, добрая, улыбчивая Нина Бутакова, предложила мне написать заявление «по собственному желанию». Но поскольку желания уволиться и остаться без куска хлеба  у меня не было (как, впрочем, и житейского опыта), а за работу меня везде только хвалили, я наотрез отказался такое заявление писать.. Тогда меня вызвали на заседание бюро райкома, объявили всем его членам, что я  «развалил пионерскую работу в школе», что директор меня просит уволить – и все добрые мальчики и девочки, члены бюро, проголосовали: снять меня с должности «за развал».
Так мы со старой бабушкой лишились единственного источника дохода. Впрочем, я потом устроился на другую работу – не идеологическую…

Прошло много-много лет. Родители после мук пребывания в лагерях были реабилитированы, вернулись в наш город, затем один за другим умерли. Я обзавёлся семьёй, возмужал, начал уже потихоньку стареть, прибаливать… И однажды в поликлинике встретил Ефима Абрамовича.

– Я знаю, что твои родители были реабилитированы, - сказал он мне.  И, немного помолчав, по-доброму, по-отечески улыбнулся и спросил:
– А помнишь, как я за тебя заступался, когда хотели тебя уволить?

Этого я не помнил. Но ничего ему не возразил. Перед наглостью человеческой я всегда цепенею…  Да и сам ведь – никуда не денешься! – добрый человек!