Вырваться из тени. Глава 1

               
                "Мир духов рядом, дверь не на запоре,
                Но сам ты слеп, и все в тебе мертво.
                Умойся в утренней заре, как в море,
                Очнись, вот этот мир, войди в него".               
               
                «Фауст» Гёте.
                Часть первая.
                ПРОРОЧЕСТВО.

  Глава 1.               
               
      Он сидел под холодными звёздами совсем один. Ветер слегка перебирал его волосы, и ему вспомнилась мама, её ласки. Где ты, мама? В голове пронеслись события минувшего дня, и вдруг стало так невыносимо одиноко и горько, что на глаза навернулись слёзы. Он никогда не плакал и даже теперь не мог себе это позволить. Прильнув вплотную к корням дерева и укутавшись в потрёпанную рубаху, он забылся – пожалуй, лучшее, что мог сделать сейчас.
Бедный маленький Пафи. Вот сейчас он, как пухленький барсучонок, прячется меж корней дерева от своей судьбы. И ведь подумать только, что всего несколько часов назад, он спокойно ютился в своей крохотной кроватке и не знал о тех трудностях, которые свалятся на его детские плечи.
- Что это было? – встрепенувшись, она неуверенно подошла к окну, всматриваясь в мутные очертания за его пределами. Снаружи бушевала гроза. Прозрачные брызги дождя, будто целясь в неё, с силой врезались в тонкое стекло и безжизненно сползали вниз. Она поёжилась. Обернувшись, Индида посмотрела на пытливо следящего за ней Пафи. Мальчик смотрел на неё широко распахнутыми карими глазами. Сегодня она вынуждена рассказать ему всё. Он уже взрослый, он поймёт. Вернувшись к его кроватке, она тяжело выдохнула.
- Пафи, мне нужно сказать тебе что-то важное. – мама была как никогда серьезна, и он приготовился слушать. Сегодня она весь день была сама не своя. Украдкой от него, она снова плакала, сидя на заднем дворике их уютного домика. Сегодня, после долгого перерыва, она вновь зажгла свечи в память об отце. Она всё сидела и молчала, и он терпеливо ждал.
- Помнишь, я тебе рассказывала о папе? Ты его никогда не видел, но ты не должен про него забывать, да? – Малыш заворожено смотрел, как в тёплом свете мерцающей лампы блестели её глаза. - Он сражался. Ты знаешь, он сражался за всех нас: за свою семью, за свой народ.- Она сделала вынужденную паузу. - Но он проиграл. Его предали. Его убили… - последние слова она выдохнула так тихо, что их заглушили звуки беспокойного ночное неба, и Пафи лишь по движению её губ смог уловить их жуткий смысл.
- Ты должен знать, как это было! Ты должен знать, за что погиб твой отец, чтобы не повторять его ошибок! Слушай меня внимательно. У нас с тобой совсем мало времени. Скоро они будут здесь, я это знаю. Скоро она будет здесь… Саиленс перестал быть нашим убежищем. Только не теперь. Ты уже родился здесь и не знаешь другой жизни, но за пределами этого рая творится хаос. Нас окружает зло. Оно повсюду. И я тщетно пытаюсь как можно дольше сохранить тебя от него. Все эти годы я старалась, как могла, и в какой-то момент мне даже показалось, что у нас всё получится. Мы нашли эту глухую пристань вдали от остального мира. Но теперь всё по-другому. Мы вновь в опасности и я не знаю, что нам делать! Наш народ в чёрном списке. Мы всё время в бегах, всё время в гонениях. Сколько мы прошли в поисках этой долины, и сколько нам предстоит ещё пройти – одному богу известно! Твой отец хотел прекратить это. Он мечтал о свободе и никак не хотел мириться с жизнью в постоянном страхе. «Это не жизнь, Инди», - говорил он, и был прав. Хотя сейчас я уже сомневаюсь в этом. Он думал, ему хватит сил, но он ошибся. Самонадеянность присуща нашему народцу. Подумать только,  самонадеянные волшебники! Каждый из нас порой даже не подозревает о том, какой дар дремлет внутри него. Но именно это и стало нашим проклятьем – именно это и делает нас столь опасными для Флэма. Он боится нашей силы, ведь мы не предсказуемы, мы уникальны! Потому нас и истребляют целыми поселениями, как саранчу. Твой отец переоценил свой дар. Это так на него похоже…
Новый раскат грома был такой силы, что оба невольно вздрогнули. Пафи посмотрел на испуганное лицо мамы, и ему сделалось не по себе. Это всего лишь гроза, шептали его мысли, всего лишь гроза, трусишка. На мгновение Индида замерла, всем своим существом прислушиваясь к пространству ветхого домика. Но было тихо. Даже не смотря на лихорадочно барабанящие в окно капли и бешеные порывы ветра – было до омерзения тихо. Индида немного успокоилась.
- Им нужны детские души, - быстро зашептала она. – Это раритет. Это только для избранных – исключительно для правителей. Поэтому я так за тебя боюсь! – Она машинально осмотрелась по сторонам, будто боясь, что их могут услышать.
- Среди нас есть предатель! Случайность это или нет – но вот уже несколько дней никто не видел Коварда. Помнишь этого хвастуна? Завистливый, как и его чокнутая мамаша! Его нет! У нас договор – не покидать пределы Саиленса - ведь только так мы могли сохранить это место в тайне. Только благодаря этому мы до сих пор ещё живы. А он ушёл! Понимаешь? Ушёл! И никто не знает, где он. Просто немыслимо! А если его выследят? Что если его поймают? Я даже думать об этом не хочу! Он молод и не выдержит… Он нас предаст, нутром чую! Он выдаст нас. Теперь понимаешь, почему мы больше не может тут находиться? Мы должны покинуть Саиленс сегодня же. Мы с тобой. Здесь больше нет нашего дома, здесь больше не безопасно.
- Другие – пусть поступают, как знают, - воскликнула она в ответ на вопросительный взгляд малыша. – Если им так хочется – пусть остаются. Это их дело. Но пока ты не достиг совершеннолетия, Пафи, ты в большей опасности, чем все они вместе взятые. Для хентов ты - деликатес, возможность завоевать расположение хозяина. Потом ты меня поймёшь, я уверена, а пока…
Она нежно провела рукой по его пухлой щёчке и, вскочив с места, полезла под его кроватку, с трудом вытягивая оттуда пыльный походный мешок.
- У меня всё уже давно собрано, - будто самой себе, сказала она. – Я знала, что этот день настанет, всегда знала. Собирайся, - бросила она Пафи. – Я пока соберу нам еды на дорогу.
У  малыша пересохло в горле. Сейчас в его голове мысли неслись с такой ошеломительной скоростью, что он ничего не понимал. Он посмотрел на тяжеленный ободранный мешок, забитый всяким хламом, горящую свечу на комоде, суетящуюся маму у шкафчика со снедью, и на него вдруг так ясно обрушилось осознание неправильности всего происходящего, что захотелось кричать. Как он мог уйти? Только не сейчас. он не готов!Здесь всё, что он любит, здесь все, к кому он привязался! В этом не было никакого смысла…
- Я не хочу, - прошептал он в заполнившую его тело пустоту. Метавшаяся из угла в угол мама не обратила на него никакого внимания.
- Мам, я не хочу уходить… – чуть громче проговорил он.
- Собирайся! – небрежно оборвала та, крепко завязывая сумку с провизией.
- Нет! – на секунду Пафи осёкся, испугавшись своего голоса, а потом в нём что-то перевернулось. – Я не уйду отсюда, слышишь? Не уйду! Я не хочу!
- Что? – Индида удивлённо подошла к нему. – Что ещё за капризы?
- Никуда я не пойду, – сквозь зубы процедил Пафи. – Если тебе так хочется, сама уходи! – прямо ей в лицо выпленул Пафи и тут же пожалел об этом. В следующую секунду его щека вспыхнула огнём. Он будто резко проснулся. Ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать произошедшее. Мама, его собственная мама ударила его! И вдруг малыша захлестнуло чувство такой обиды и разочарования, что он еле смог сдержать нахлынувшие слёзы. Он слез с кроватки и… в сердцах обнял свою дорогую мамочку. Мама, как же он её любит! Пафи был юн, а значит, умел прощать и понимать.
Так они и стояли, обнявшись, не смея что-либо сказать друг другу. Снаружи всё уже стихло. Небо очистилось от мрачных мыслей и озарилось шёпотом бледных звёзд, обсуждавших, а может, и осуждавших его. Сейчас трудно сказать точнее. Тогда же Пафи, как во сне, смотрел в одну точку – самое светлое пятно комнаты – похоже, к ним заглянула какая-то звёздочка, а может, и луна собственной персоной. Этого мы уже никогда не узнаем.
Внезапно на освящённом полу появилась тень. Она медленно росла и вскоре заполнила собой всё светлое пространство на рыжем коврике. Пафи не успел произнести ни звука, как мама почувствовала что-то неладное. Она с застывшим выражением ужаса на лице резко развернулась и, что-то увидев, спрятала сына за собой.
- Нет, нет, ты... Оставь нас в покое. Только не Пафи! Беги, Пафи, беги! – шептала Индида.
Но мальчик не мог шелохнуться. Его парализовал щемящий сердце страх: буквально сквозь стекло окна, даже не разбивая его, лезло странное существо, чем-то похожее на… Нет, не может быть. Эти глаза, эти когти, этот отвратительный шрам! Что она может здесь делать!? Он столько раз слышал о ней, столько раз смеялся! Она должна быть в сказке, в маминой сказке, если только… В страхе Пафи отвернулся от омерзительного существа и сильно зажмурил глаза. Вдруг его лицо обдало жаром. Он повернул голову и увидел мамину руку. В ней был огромный комок неонового света. Он вращался так неторопливо и плавно, что это завораживало. Кто-то толкнул его на пол, и он больно ударился лбом о ножку кроватки. Голова беспощадно заныла. В следующее мгновение его оглушила яркая вспышка неонового света…
  Что было дальше, он не помнит. Какая-то невидимая сила толкнула его вперёд – малыш помчался что есть мочи из своего домика. С разбегу врезавшись в закрытую дубовую дверь, он, оглядываясь, стал нервно дёргать за ручку, которая никак не желала поддаваться трясущимся рукам. Наконец, неохотно отворившись, дверь выпустила его на холодный и влажный после дождя воздух. У Пафи закружилась голова. Мягкая сочная трава, росшая повсюду, собралась в одну длинную зелёную полоску, указывающую дорогу. Малыш давно уже к этому привык и был бесконечно благодарен ей за это. Теперь он бежал сломя голову, подстёгиваемый слепым страхом.
- Беги, беги! – всё слышалось ему вдогонку отчаянная мольба матери.
   Оглушающий внезапный взрыв заставил малыша остановиться. Он бежал не оборачиваясь, и обернуться теперь было страшно, слишком страшно. Он помедлил несколько секунд, и не решившись оглянуться, пустился ещё быстрее по травяной дорожке. Наконец, Пафи добрался до вершины холма и увидел, куда ведёт эта тропинка. Она петляла прямо в лес, в тот самый лес, который одним своим видом наводил ужас на Пафи. Но сейчас он забыл все чувства, растерял все мысли - он будто начинал жить заново, с пустого листа. Внутри было только рвение вперёд, куда угодно, но непременно вперёд.
      Достигнув окраины леса, он забежал за ближайшее дерево-великан. Переборов себя, он оглянулся. За холмом его деревушки уже не было видно. Быть может, это и к лучшему. Пафи пустился наугад вглубь леса. Он бежал, бежал, бежал, пока силы не покидали его. Бежал, спотыкался, падал и снова бежал. Куда, зачем – было не важно. Его глаза скользнули по верхушкам деревьев и уловили мелькнувшую тень. Показалось?
И вдруг он понял, что падает. Совсем забыв смотреть себе под ноги, малыш не заметил, как могучее древо выступило на его пути свой корень. Он споткнулся и упал в норку, сплетённую корневищами дерева. Идти дальше уже не было сил. Казалось, у него не было сил, даже чтобы дышать. Царившая вокруг вязкая тишина леса навевала тоску и спокойствие.
Он сидел под холодными звёздами совсем один. Ветер слегка перебирал его волосы, и ему вспомнилась мама, её ласки. Где ты, мама? В голове пронеслись события минувшего дня, и вдруг стало так невыносимо одиноко и горько, что на глаза навернулись слёзы. Он никогда не плакал и даже теперь не мог себе это позволить. Прильнув вплотную к корням дерева и укутавшись в потрёпанную рубаху, он забылся – пожалуй, лучшее, что мог сделать сейчас.