Вырваться из тени. Глава 2

Глава 2.

  Потрескавшаяся от натиска солнца земля дышала жаром. Воздух пенился и бурлил, обжигая лёгкие. Он уже не помнил, сколько времени провёл в пути. Казалось, солнце пылало над ним вечность. Наконец, вдалеке он заметил то, что искал, - еле различимую масляную тень, будто мираж, застывшую в раскалённом добела воздухе. 
Приблизившись, он разглядел сидящего на земле старика. Тело его было спрятано за поношенными серыми лохмотьями, по которым до самой земли сползала тяжёлая, удивительно гладкая борода, пульсируя, менявшая свой цвет в лучах полуденного солнца. Его руки, изъеденными глубокими морщинами, тряслись мелкой дрожью. Равнодушное лицо как-то отстранённо смотрело перед собой бездонными белыми глазами. Слепой, понял он, нищий и слепой.
  Вдруг из-за спины старика выполз сиренево-рыжий скорпион. На какое-то мгновение он замер, прислушиваясь взвинченным вверх жалом, а затем, быстро перебирая своими острыми пальцами - лапками, направился прямо к старику, карабкаясь по его серым одеждам. Он попытался что-то крикнуть, чтобы предупредить слепого, но, не успев вылететь, его голос утонул в раскалённом воздухе. Казалось, старик всё же услышал его: он нервно дёрнул головой в его сторону, а потом выставил вперёд ладонь, будто ожидая подаяния. Скорпион, немного помедлив, направился прямо к ней и, устроившись в центре ладони, застыл. Ещё мгновение, и трясущаяся рука с силой сжалась вокруг его тельца, с мерзким хрустом раздавив существо с такой быстротой, что жало не успело даже дёрнуться в защиту своего хозяина.
 Это уже слишком. Он поморщился от отвращения. Пора было уходить. Но только он об этом подумал, как высушенное ветром лицо старца резко повернулось к нему, пронзив своим жутким невидящим взглядом. Он невольно огляделся, – кроме них вокруг не было ни души. По его внутренностям пробежался холодок. Когда он повернулся вновь, слепой старик со скоростью кошки, вскочив на ноги, метнулся к нему, в доли секунды оказавшись прямо у его носа. Он ощутил облачко гнилого дыхания на своём лице, и ему сделалось дурно. На лбу выступили липкие капельки пота. Белые, как молоко, глаза сковали его на месте.
- Жди здесь и никуда не уходи, понял меня? – проскрипел тот, и криво ухмыльнувшись, исчез.
- Я скоро за тобой приду! – донеслось до него откуда-то протяжное эхо.
Пафи вздрогнул и проснулся.
Он сидел на крохотной кроватке бирюзового цвета, стоящей посреди довольно тесной комнатушки. Она имела форму приплюснутого шара, но была вполне уютной, хотя жуткие отголоски его сна всё же накладывали свой отпечаток на его восприятие окружающего. Рыжие стены и пол давили своим цветом на расставленные повсюду горшки ядовитой зелени. Здесь были и остроконечные листья перечника (у Пафи на него аллергия), и смуглые цветы кофеланы, и даже куст розанок – голой шипастой коряки. Он попытался вспомнить, как попал сюда, но не смог.
 Малыш спрыгнул со своей кровати и направился к двери. В доме было тихо. Выйдя из комнаты, он очутился в просторном коридоре, имеющем форму креста, только со сглаженными обтекаемыми углами. В коридоре было совсем пусто, если не считать прилипших к стенам перевёрнутых картин и округлого синего коврика на полу. Три абсолютно одинаковые деревянные двери, очевидно, вели в другие комнаты.
- Здесь есть кто-нибудь? – обратился к пустоте Пафи, но та не удостоила его ответом. Постояв в нерешительности несколько секунд, он направился в ближайшую комнату. Пафи силился открыть деревянную дверищу, которая никак не желала поддаваться. Наконец, создав хоть какую-то щель, он протиснулся внутрь.
   Одного только взгляда на эту комнату хватило, чтобы мальчик пришёл в восторг. Вдоль вогнутых внутрь стен стояли столь же вогнутые шкафы. Казалось, они вот-вот потеряют равновесие и перевернутся прямо на малыша, который смотрел на них, высоко закинув голову. Но шкафы не падали, и даже когда он проходил мимо, они, равнодушно и тяжело дыша дубовыми полками, молча переглядывались между собой. И чем только не были уставлены эти полки! Здесь были и разноцветные стеклянные чаши с застывшими внутри представителями паучьего мира, и чучела лесных птиц, которых Пафи никогда не видел, и коробки, заполненные всевозможными листьями и кореньями, и ещё целая куча непонятных и, как показалось Пафи, абсолютно ненужных вещей. Но большинство полок несли на себе тяжесть именно книг. Книги эти были удивительно дряхлыми, с давно выцветшими корочками. Им, наверное, было столько же лет, сколько и этому дому, если не больше.
- Да здесь целая библиотека, - прошептал мальчик, разглядывая великолепие старины. – Интересно, о чём они.
Не смотря на то, что малышу шёл всего лишь пятый десяток лет, он уже вполне владел грамотой и очень этим гордился (из всех своих сверстников в Саиленсе он – единственный, кто умел читать). Его любовь к книгам была почти фанатичной. Пафи жадно потянулся за крайней огромной книжищей, но стоило ему до неё дотронуться, как она с глухим хлопком разлетелась в прах, оставив после себя кучку серой пыли. Мальчик остолбенел от удивления. Он потянулся за другой книгой, но с тем же успехом, - она так же выдохнула ему в лицо облачком серой пыли. Он уже было собрался попытать счастье и в третий раз, как в носу защипало, глаза заслезились и с громким «Пчхи!» мальчик от неожиданности подался вперёд, толкнув деревянную дверцу шкафа. Всё! Крайняя книга под тяжестью своего веса с хрустом повалилась набок, при столкновении с деревом разлетевшись вдребезги. За ней вторая, третья… Пафи в ужасе закрыл ладонями глаза, чтобы не видеть той волны, которая прошла по всей полке и остановилась звучным финальным хлопком. И вдруг на малыша накатила паника: а что скажет тот, кому всё это принадлежит?  Он же не знает, где находится! Не знает, что это за человек и человек ли? Как же он мог вот так просто лазить по чужим вещам!
Ему сделалось страшно. Он сделал пару шагов в сторону двери, но вдруг остановился. Он обернулся. В комнате повис мрак, сгущаясь над потолком и в  её дальнем конце, где он был почти осязаемым. Его спину лизнул холодок, заставив поёжиться.
Какое-то время ничего не происходило. Привыкнув к полумраку, он различил в потолке дыру, круглое окошечко. Странно, зачем оно там? И тут малыш увидел то, что заставило его окаменеть от восхищения: из этого маленького, еле приметного окошка брызнул одинокий луч света, скользнувший по какому-то довольно крупному предмету, он небрежно обрисовал в темноте его бледные очертания и застыл. Вскоре показался ещё один. Он так же катился по полумраку, чертя светлые линии в воздухе, поглаживая своим теплом что-то большое и непонятое. Такого Пафи ещё никогда не видел: мрачный угол стал буквально заливаться светом, который как кисть опытного художника вырисовывал на чёрном холсте очертания чего-то великолепного. Мальчик и не заметил, как подошёл ближе. Теперь он отчётливо различал перед собой огромных размеров постамент, представляющий собой две медные руки, держащие ничуть не уступающую им по размерам громадную книгу. Такую малыш видел впервые: её обложка – искусно вырезанные из дерева узоры ветвистых спиральных стеблей, несущих великолепные бутоны цветов, страницы – молочно-сиреневые листья балерий, сохранивших свой благоговейный аромат. Книга была рукописный, а почерк – ровным и мягким.
  Странно, Пафи листал страницу за страницей, но не понимал ни слова. Он прекрасно читал и то, что какая-то книга не хотела раскрывать перед ним своих секретов, наполнило его внезапной обидой. Да что же это такое?
- Какая ты глупая и скучная, - разочарованно захлопнув книгу, воскликнул Пафи и направился вон из комнаты.
 Дом по-прежнему пустовал. Малыш подошёл к следующей двери, которая, вывела его на свежий воздух. Воздух действительно был свежий – он приятно дурманил, так, что у Пафи закружилась голова, и пришлось на какое-то время замереть с закрытыми глазами (верный рецепт мамы). Лес был так же мрачен и неприветлив.
 Серые стволы деревьев - мощные, навеивающие благоговейный ужас, прямые истуканы – стояли сторожами, гордо возвышаясь надо всем и вся. Казалось, каждый ствол, каждое дерево устремило свой презрительный взор на крохотное создание у своих корней. Их кривые ползучие ветви с цепкими пальцами были облеплены сочной ядовито-синей листвой, которая по мере восхода солнца становилась ещё гуще и темнее, задерживая скользкие лучи и не пуская их к тёплой земле. Меж этой синевы в воздухе болтались сотни, тысячи сфер, излучающих пульсирующее сияние. Если бы не они, подумал Пафи, и днём, и ночью лес был бы поглощён непроницаемым полотном тьмы.
  - Говорят, каждой тюрьме даётся своё имя, - от неожиданности Пафи вздрогнул и обернулся. Его сердце забарабанило с неимоверной силой, а потом сжалось в крошечный дрожащий комочек. Позади него стоял невысокого роста старик, в потрёпанных серых лохмотьях, тяжёлой, удивительно гладкой бородой, пульсирующей всеми мыслимыми и не мыслимыми цветами, по очереди проступающими на её поверхности. Пафи невольно сделал шаг назад, не сводя глаз с этого призрака. Не может быть! Перед ним стоял тот самый старик из его сна! Вот только глаза у него были не белые: они пристально следили за каждым его движением своими серо-голубыми, почти прозрачными зрачками.
- Наша получила название Инан, - как ни в чём не бывало, продолжил тот, чуть улыбаясь уголками губ. - Здесь когда-то была тюрьма для всех несчастных, невинных существ, которые посмели противиться воли Хорга. Впрочем, забрасывали сюда и просто никому не нужный хлам, вроде меня.
Старик, наконец, отвернулся от Пафи, поднял голову вверх и с какой-то ностальгией стал рассматривать излучающий приглушённый свет сферы:
- Не нужно было даже преград: узники, попав сюда, уже никогда больше не возвращались обратно - тьма овладевала их разумом, заполняла страхом их души. Одни сходили с ума, другие, не выдержав, убивали себя, третьи – самые стойкие – пытались выжить. Это продолжалось сотни лет, пока не попал сюда один парнишка, кажется, - он нахмурил свой и без того морщинистый лоб, - его звали Ковард. Грубый такой и немного безбашенный, но очень смышлёный малый. Похоже, он обладал каким-то необъяснимым даром противостоять воли Хорга и хентов – его приспешников, чары леса будто не действовали на него! Он не потерял самообладание и разум, нет. Он смог добраться до края леса, но по какой-то причине не покинул его, а так на его месте, сделал бы каждый, поверь мне! Ковард же создал то, что навсегда изменило жизнь невольных, освободив их от чар мрака и тьмы. В течение трёх дней, на рассвете, он ловил солнечные лучи, заключая их в сферы – бесцветные листья лесного папоротника. Попав в замкнутое пространство, лучик света, стараясь вырваться из своей клетки, метался то вверх, то вниз, увлекая за собой сферу, теперь уже излучающую такой непривычный для здешних мест свет. Это было восхитительно! В эти три дня лес, наполненный сотнями огоньков искусственного освещения, буквально преобразился: он растерял свою зловещую силу, она будто рассеялась, по крайней мере, я её больше не чувствую.
Старик вновь посмотрел на Пафи, но теперь он не испытывал страха. Он заворожено слушал, что же тот скажет дальше.
 - Узнав о содеянном каким-то мальчишкой, (а Ковард вот только-только достиг совершеннолетия) разгневанный Хорг, отуманенный шёпотом Флэма, велел уничтожить теперь уже бесполезную тюрьму, а непосредственно Коварда доставить лично к нему. Но мы не собирались так просто сдаваться! Нет, не для того мы выживали все эти годы! Встретив наше сопротивление, жалкие, трусливые хенты отступили и, похоже, скрыли от своего хозяина неисполнение приказа. По крайней мере, мы до сих пор живы.
   Старик замолчал. 
- А что случилось с Ковардом? – переборов неловкость спросил Пафи.
- Его больше никто никогда не видел, - он пожал плечами и, развернувшись, направился к дому.
- Но, - Пафи подбирал вылетевшие из его головы слова. – Мама говорила, что он пропал всего несколько дней назад.
Старик обернулся, пристально посмотрев на мальчика.
- Так ты с ним знаком?
Пафи молча покачал головой.
- Знаешь, здесь нет понятия день или ночь. – Ответил тот. - Инан – это место без времени. Время здесь просто не к чему. То, что за его пределами будет считаться за один день, здесь может длиться целый год, и наоборот. Никогда не угадаешь.
На мгновение старик задумался.
- И я же обещал, что скоро за тобой приду, - с улыбкой бросил он через плечо Пафи, заходя в дом. Дверь за ним закрылась.
Пафи остался один. Инан. Подумать только. Он как будто пришёл в себя после долгого сна. Казалось, каждая травинка, каждый лист наперебой шептали ему свои наболевшие тайны. Он вздрогнул: от свежей зелени веяло прохладой, к тому же он только что ощутил неуютное одиночество, нет, это не страх, а что-то другое, что, он и сам не мог объяснить.
Задумавшись, зачарованный этим сказочным миром, Пафи совсем не заметил того, что на него всё это время были устремлены два безобразно огромных глаза. Они, не отрываясь, следили за каждым его движением, изучая их, и подбираясь всё ближе и ближе к ничего не подозревающему малышу.
 Он высоко закинул голову, чтобы дать взгляду чуть-чуть отдохнуть от уже поднадоевшей синевы, жадно глотнув нежность и чистоту солнечного неба, но не увидел ничего, кроме сплошной массивной кроны деревьев и… ещё какой-то тени. Пафи поймал её на долю мгновения и, сам того не желая, упустил. «Опять! Совсем как тогда!» - только и успело бегло мелькнуть в наполненной детским испугом головке Пафи. Он стоял не шелохнувшись, боясь опять увидеть эту тень.   
 В эту секунду море воспоминаний пронеслись в его памяти: и гора пыли – всё, что осталось от целой полки книг, и слепой старик, и листья перечника, и Саиленс – всё как в тумане, будто это было очень-очень давно.  Вдруг по его спине змеёй прополз холодок от чьего-то тяжёлого влажного дыхания. Ему было страшно, страшно как никогда, но он не бежал, не плакал.
 « Я знаю, кто это, я знаю, что ей надо… Это из-за неё плакала мама… мама…». Собрав все силы, Пафи обернулся…