Без обязательств

Каждый вечер она садилась у окна и смотрела, как тускнеют стены военного госпиталя, как зажигаются уличные фонари, скулят оставленные кем-то собаки, проезжают машины, мигая фарами навстречу друг другу, будто бы все неслучайно – да только есть ли в этом смысл?
Каждый вечер она курила одну за одной, обещая, что эта пачка будет последней.
И время – сморщенный старичок – хитро подмигивал ей со стенных часов – «давай, крошка, начни что-то делать».
Она пыталась, но руки ее не слышали, руки тянулись за сигаретами, руки наливали в чашку с маленьким улыбающимся ангелочком полусладкое красное – и мир исчезал, едва начинаясь.
То ли алкоголь, то ли талант – она писала картины – отчаянно пытаясь воссоздать вечер и разбитые суставы госпиталя – как орган, отказывающийся функционировать – и тем на корню отрезая все желания пережить ночь и встретить новый день с привкусом вчерашнего не то праздника, не то загула.
Образы. Ей не хватало образов. Так, чтобы сильно. Так, чтобы забросить все и писать до полного отрешения от себя самой.
Мужчина.
Написать мужчину, который пытается оградить госпиталь от дурных взглядов. Создать мужчину, смотрящего сквозь тебя. А потом влюбиться и опять писать, и хранить в себе созданный образ, лишь изредка добавляя или удаляя некоторые детали. И поверить в него. И ждать от него сообщений. И даже вроде-бы как получать их, только почему-то ночью –  то ли во сне, то ли в предрассветной неге.
***
Он устал, пресытился.
Их много вокруг – разных – красивых и не очень, счастливых и несчастных – просто – зачем усложнять – мир контрастен – тем и интересен. Просит закурить – ему услужливо подают несколько зажигалок. Собирается лечь спать – за ним стаей юные нимфы. Наваждение.
Нет, он не красив, но они в нем что-то находят. Как же. Среди местной богемы он очень даже знаменит. Пишет. Не красками – пальцами. Скользит по клавишам, будто богиня танца – мешая в себе и женское, и мужское – и тексты – ровными строчками – ложатся на виртуальные листы, и сила, рождающаяся в нем, переходит в тот мир, который отчасти принадлежал ему еще несколько минут назад.
Уйдите. Все. Ни одну не запомню. Каждая смеется, льстит, превозносит. А мне тошно. Каждая пытается дать мне свои стихи. У каждой любовь рифмуется с кровью, а жизнь с моментами, когда необходимо держаться. За что? Они надевают яркие платья. Они говорят, что по-настоящему познали мужчину лишь во мне, а до этого – тьма – и я в ней – лазерный луч. Но только почему их обожание совпало с моим признанием? Неужели до этого я не заслуживал похвалы? Или что-то во мне изменилось – да только что? Я вижу печать прошлого – они – прелесть настоящего – на этом и расстанемся – мир ловил меня – поймал – и выбросил – но я смог остаться.
И книги его – вопль.
Чтобы создать следующую, исполненную горечи в той же степени, в которой он пытается дать надежду, ему приходиться много пить, черпая вдохновение из той иллюзорной реальности, в которую его погружает экстракт полыни.
И к черту все – дел нет – есть акт творения.
И он сидит у окна, изучая стены военного госпиталя – еще минута – и с его огромных, хищно распахнутых окон-ртов, покажется голова чудовища, которое, хищно облизываясь, направиться прямиком к нему.
Путано.
Реальность не в силах соприкоснуться с обыденностью и зайти дальше, чем сможет позволить твое подсознание.

***
Они встретятся в баре. На какую-то четверть часа. Он будет пить виски. Без колы. А она пройдет мимо, к дальнему столику. Он посмотрит – что-то в ней есть – а была бы красива – если бы нехарактерные отеки под глазами и сигарета, воровато зажатая в кулаке. Посмотрит и подойдет.
 – Как ты?
Она улыбнется, задерет рукав и покажет ему толстые ярко-малиновые рубцы.
 – Ты чего, детка?
 – Детка… Забыл значит…
 – О прошлом либо никак, либо… А что было? Ничего не было.
 – Поэт, мать твою.
 – Я не поэт, я так.
– Слышала, мы соседи.
 – Да, а могла бы и увидеть, если бы чаще выползала со своей норы.
 –  А нужно?
Он промолчит, многозначительно посмотрит, а потом предложит ей выпить. Странно, да только она не согласится – зачем трогать то, из-за чего она переехала за шестьсот километров от родного дома и все равно, не смотря ни на что, опять столкнулась, переболела и пережила.

***
Когда я была девочкой – я познакомилась с прекрасным принцем – но, увы, принц оказался всего лишь жалким, чуть неуклюжим шутом, который оставил меня ради сомнительной карьеры  в столице. Обыкновенный сюжет. Но я так сложно переживала его отъезд – я стала алкоголичкой – и мне, наверное, это немного нравиться.

Десять лет назад я ушел от нее, потому что она задушила меня своей любовью.

В нем все так же что-то есть – брюки отутюжены, гелем смоделированная прическа – а я? Когда я последний раз была в салоне? Суета.

И только своды старых храмов смогут помочь нам.. Да только нас и  нет.