Встречи на несокрушимых развалинах... 16

ПОЧЕМУ ЛЮДИ НЕ ЛЕТАЮТ? СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ.

(2000 год)

  А выборы всё ближе...
Кто же у них там занимается идеологией?
  Вроде бы, актёр Николай Губенко, бывший министр культуры.
  УзнаЮ номер домашнего телефона, подходит жена.
Я её помню – Жанна Болотова. Такая вся из себя не от мира сего.
  Вспоминается большеглазая, жертвенная и светлая девочка из “Дома в котором я живу”.
   
  Вкратце объясняю, в чём дело - хотелось бы передать лично в руки Николаю Николаевичу мою книгу, по сути, идеологическую, которая могла бы пригодиться для победы на предстоящих выборах.
Особенно намеченный там проект выхода из социальной и духовной катастрофы ...

- Так вы, наверное, будете на вечере оппозиции в Доме Литераторов – там и передадите. Мы с Николаем Николаевичем обязательно придём, будем выступать в концертной программе.
 Это – самое надёжное, он ведь очень занят.
Я проведу вас за кулисы.

- Большое спасибо. Буду караулить внутри, у входа.

  Сама по уши в делах, я не собиралась ни на какой такой вечер и впервые о нём услыхала. Я вообще одичала за двадцать лет дачного затвора, избегая любых тусовок.
Но тут подумалось, что в ЦДЛ соберётся, наверное, много полезных людей для моего неприкаянного изанского дитяти, и помчалась в “Завтра” добывать билет.

Кое-как привела себя в порядок – получилось что-то среднее между Пугачёвой и митинговой бабкой. Фиолетовое платье-свитер чуть выше колен, чёрные лосины, ботинки со шнуровкой и на платформе. Плюс спортивная чёрная сумка через плечо, куда я запихнула двухтомник.   
  Отметив, что мне, как и “Примадонне”, не мешало бы скинуть с десяток килограммов и лет, прежде чем показывать коленки…

  Ну, килограммчик-другой я наверняка скинула уже в битве у подъезда ЦДЛ – толпа рвалась к двери, спрашивали лишний билетик, в ход шли мускулы и локти.

Поразил Михаил Петрович Лобанов, с которым мы волей толпы оказались рядом – для своих лет он держался и шёл в атаку как настоящий воин, и даже меня умудрялся оберегать.

  Может, потому что хорошо отнёсся к моей мистерии, в которой я использовала немало документальных свидетельств о Сталине, взятых из его книги.

  В ЦДЛ не была целую вечность. А ведь прежде хаживала каждый день, когда училась напротив на Высших Сценарных Курсах в Доме Кино.
Хаживала и сиживала, дурея от кофе с коньяком и бесконечных окололитературных пересудов и разборок между западниками и славянофилами, равно мне чуждых.

  К Михаилу Петровичу кинулся здороваться Владимир Бондаренко.
  Лобанов счёл нужным меня ему представить со всякими лестными словами по поводу “Дремучих дверей” – Бондаренко рассеянно кивал.
  Я давно передала ему роман , когда ещё лежал в больнице с сердцем, через его сына.
Потом нас не раз по новой знакомили.

  Конечно, мечталось – вот бы прочёл, дал рецензию в своём “Дне литературы”...
До сих пор не понимаю, по какому принципу определённая категория издателей отбирает себе фаворитов.
Я, в конце концов, обозлилась и тоже перестала читать их фаворитов.
Только себя, любимую. И некоторые нужные статьи.
Но тогда ещё верила в близкую помощь оппозиции. Пожимала руки, выслушивала похвалы, записывала телефоны и раздавала свои – московский и дачный, по которым никто никогда не позвонит.

  Приехал Зюганов со свитой. Толпа в вестибюле поредела, все кинулись занимать места согласно билетам.
А вот и Жанна Болотова. Худенькая, воздушная, вся в чёрном.
Идём за кулисы.
Губенко на месте, но весь в хлопотах, отмахивается. Вручаю книги Жанне.
Она открывает первую страницу, читает эпиграф,- из Евангелия от Иоанна:

“Суд же состоит в том, что свет пришёл в мир; но люди возлюбили более тьму, нежели свет, потому что дела их были злы”.

  Жанна бегло пролистывает первый том. Вижу, как выражение её лица меняется явно не в мою пользу.

  - Боюсь, вы попали не по адресу. Мы с мужем - убеждённые атеисты, а тут у вас... Мы к религии не имеем никакого отношения.

   Вот те на! Неужто ничего не изменилось в “руководящей и направляющей” и Емельяны Ярославские снова жаждут порулить?
Можно сказать, “ум, честь и совесть” нынешней оппозиции... Не говорю уж про духовность…

  Оправившись от шока, хамлю:

  - Но вы, надеюсь, не считаете, что произошли от обезьяны?

  Жанна, оторопев от такой постановки вопроса, секунду колеблется. Однако всё же решает не обижаться и натянуто улыбается:

- Ну, в общем-то, нет…

- Значит, вы с нами, мастера культуры. Книга написана для всех, кто не от обезьяны.

  Запихиваю фолианты назад в сумку. Молния заедает, не застёгивается.

  - Погодите, можете это оставить. Мы подумаем, куда направить и кому ...
Позвоните мне через недельку.

  - Большое спасибо, обязательно позвоню, - бормочу уже в дверях. И, оказавшись в полутёмном коридоре, прижимаю ладони к пылающим щекам.
Сердце колотится – наверное, давление. Глотаю прямо из пузырька валокордин.
Господи, как же отсюда выбраться?

*   *   *

   И тут - очередное чудо.
Неисповедимые повороты и закоулки ЦДЛ выводят меня к большой полуоткрытой двери. За которой вижу у длинного стола явно элитную тусовку во главе с нынешним вождём оппозиции и, судя по рейтингам, - без пяти минут президентом.
С самим Геннадием Андреевичем Зюгановым.

“Вот ему и вручу, - мелькает безумная мысль, - В собственные руки. Сейчас или никогда”.

  Останавливаюсь у входа, жду.
Какие-то у них там неотложные дела, прерываемые похохатыванием, стрекотом видеокамер, щёлканьем фотоаппаратуры. И даже, вроде бы, звоном бокалов.

Проходит минута, другая...
Больше всего хочется пробкой выскочить на свежий воздух, если можно так назвать атмосферу на углу Садового и Большой Никитской с вечными автомобильными заторами.
Но нельзя – само Проведение привело меня к этой судьбоносной двери.
Только бы не хлопнуться в обморок.
Надо ещё валокординчику.

  За моими безуспешными попытками нашарить пузырёк в раздутом чреве сумки, - всё равно что во чреве кита, проглотившего Иону, с интересом следит охранник.
Молодой симпатичный качок с необъятной грудью.
То ли “макарова” под курткой прячет, то ли мышцы и впрямь такие...

- Скажите, это надолго? – опережаю я вопрос.

- А вам, собственно, что надо?

- С Геннадием Андреевичем переговорить.

- А здесь у вас что? – тянется он к сумке.

- Бомба! – огрызаюсь я, выдирая из неё фолианты.
Что-то падает, катится по полу.
Так и есть, валокордин.
  Шарю под ногами и, наконец, нащупываю злополучный пузырёк.
Охранник принюхивается. Моё поведение ему явно не нравится.

- Книжку свою хочу подарить Геннадию Андреевичу, - улыбаюсь я, жадно слизывая с пробки валокординовые капли и вручая ему том.
  Качок открывает и не отходя от кассы начинает читать.
Предисловие, затем первую страницу.
Очень внимательно.
Затем выборочно листает. Неожиданная цензура.
В коридоре темно – что он там различает?
Однако, содержимое ему, видимо, нравится.
Возвращает он мне первый том уже совсем по-дружески, берёт второй.

- Да, интересно... Шеф там сейчас с ...(фамилию я не разобрала) занят.
Как подам знак – сразу входите.

  Жду ещё несколько минут.
Наконец, охранник проталкивает меня в дверь.
  Неужто свершилось?
Впервые говорю с человеком такого ранга и полёта.
Будто не я, а какая-то другая полоумная тётка в фиолетовом платье-свитере, чёрных армейских ботинках, с кондукторской сумкой через плечо прорвалась к будущему президенту и докладывает:
- Вот, мол, издала двухтомник. Считаю свой скромный труд в текущий момент идеологически необходимым для оппозиции.
И хочу вручить его лидеру на предмет этого самого “Что делать?”...

  Солидные мои кирпичи в солидной синей обложке с золотыми буквами приводят потенциального главу государства в неподдельный, а может, и “на публику” восторг.
Он обнимает меня за плечи и говорит, что это потрясающе и замечательно.
Щёлкают фотоаппараты, жужжат камеры.

- Она нам уже послала в Думу экземпляр, - сообщает Поздняков, - Мы не успели вам передать.

- Нет-нет, пусть лично надпишет, сейчас же, - лучезарно улыбается Геннадий Андреевич. И велит подарить мне свою фирменную авторучку – тоже синюю, с золотыми искорками и факсимильной росписью.
В ответ ставлю свою опять же “фирменную” дарственную: “Их тьма, но нас – свет” - слова Павки Кольчугина из романа.
Вождь улыбается, благодарит, и все вокруг улыбаются.

Спрашивают, нет ли ещё экземплярчика, или где можно купить. А потом процессия торжественно отбывает на сцену.
Слышу из зала гром аплодисментов, но сил ни на что больше нет – поскорей бы добраться до электрички.
Неужто свершилось – может, хоть пролистает...
Ну не лично сам - кому-то из шестёрок даст ознакомиться.

Всё же новая положительная программа, о которой все талдычат, - на дороге не валяется...
Конкретные шаги перед выборами, легко и быстро осуществимые...
При каждой первичке оперативно организовать пункты Изании – конкретной взаимопомощи.   
  Мобилизовать резервы, силы, таланты...
  Расшевелить безмолвствующий спивающийся “электорат”. Заставить его вновь поверить в себя и лидеров, остановив социальную и духовную катастрофу. Имеющую к свободе такое же отношение, как “свободное падение”...

   Ох, уж эта сказка про попа и собаку!

  Дома, едва успев отпереть дверь, отправляюсь выгуливать Джина, который целый день просидел взаперти.
Затем наливаю ему похлёбки, себе щей и включаю ящик.
  В новостях как раз передают репортаж о встрече в ЦДЛ оппозиционного вождя с избирателями.
Во втором отделении – концерт.
  Жанна читает монолог Катерины из “Грозы”:
- Почему люди не летают так, как птицы?.

Корреспондент комментирует, что когда-то этот монолог читала юная героиня Болотовой в фильме “Дом, в котором я живу”.
Вот, мол, уже немолодая актриса спустя сорок лет снова о том же безответно вопрошает.

  А, в самом деле, почему они не летают?
  Чому я не сокил?

  Ну ладно, прежние идеологи не ладили с небом. Но вот, принесли этим, вроде бы “продвинутым”, проект “с крылышками”...А они, “упёртые атеисты”, (именно “упёртые”, а не “убеждённые” - по принципу “не знаю и знать не хочу”) – отмахиваются и снова вопрошают, заламывая руки:
  - Почему не летаем?

  Да летают они, дорогие товарищи!
  И при комиссарах летали, “преодолевали пространство и простор” и “сказку делали былью”, сами о том не ведая.
  Чистым жертвенным полётом души, ведущим в бессмертие.
И не о социальных правах да моральных кодексах надо с народом толковать перед выборами, а об этих самых таинственно-глубинных “крыльях”. Возносящих “мыслящий тростник” к великим свершениям и высотам.

  Но... У попа была собака.