Сосновый огород

Полина Васильевна приехала погостить к дочери под Новый год.
Ей понравилась маленькая комната в рабочем общежитии на первом этаже, понравился город, хотя дальше чем по территории Рязанского кремля им прогуляться не удалось — не успели. Встретили 1975 год втроём с новой Вериной подругой Галиной, посмотрели новогодние передачи по телевизору. А на другой день, к вечеру, маму увезли в больницу в прединфарктном состоянии.
Вера по вечерам ездит навещает ее, надеется, что маму подлечат…
Андрейка, внук ее, на зимних каникулах прилетел из Кишинёва, где Карповы после долгих скитаний по стране обрели, наконец, квартиру. Вера с любимым племянником навестила маму, как оказалось, в последний раз.

За два дня до кончины Полина Васильевна рассказала дочери вещий сон, предупредила: папа взял её за руку и повёл через глухой темный лес. Она вспомнила во сне, что нельзя ей с ним идти, и попыталась выдернуть руку. Не удалось.
 
Вера запротестовала:
- Куда ночь, туда и сон, не нужно придавать ему значения…
 
Накануне праздника Крещение Господне Полина Васильевна написала своей подруге-соседке письмо, запечатала в конверт, прилегла отдохнуть и... заснула навсегда.
 
Письмо Вере сразу же и передали в больнице. В нём она извещает тётю Дашу, что у Веры в  всё нормально: хорошее жилье, интересная работа, Алексей служит в армии, пишет письма. Рязань - город красивый, кругом добрые люди… Только вот сама она пока лежит в больнице, но лечат хорошо, всем она довольна.
В письме, написанном ровным, как никогда аккуратным почерком, дочь увидела спокойствие, удовлетворение и совсем не болезненное состояние. Именно по почерку Вера догадывалась о её здоровье: если нацарапано косо-криво, малопонятно, с частыми ошибками, значит, у мамы высокое давление. Тревога и жалость захлёстывали дочь.
Теперь, надеялась Вера, им с Алексеем как молодым специалистам, возможно, дадут квартиру, и она заберёт маму к себе. Да и сейчас уже Полине Васильевне можно было бы остаться здесь, в общежитии, пока молодой супруг в городе Омске отдает долги нашей родине.
 
Веру Анатольевну не оставили с бедой один на один. Все хлопоты и расходы на похороны взяли на себя руководство порта и профком. Даже приехавших проводить маму в последний путь родственников разместили в общежитии.
Каким образом отблагодарить людей, которые, не задумываясь, пришли ей на помощь, поддержали в трудную минуту и никогда ни в чём не упрекнули в будущем!? Она же лишь попросила, если такое возможно в пору агрессивного атеизма, отпеть маму в церкви. Сразу же нашлась старушка Елена Ивановна, которая подсказала, как это сделать.

Летом Вера едет в Оксочи, едет туда, где уже нет мамы.
Свою половину дома они с сестрой Галиной формально подарили дяде Серёже.
Главное, чтобы домом пользовались близкие люди, чтобы он не остался беспризорным.

Двоюродный брат Володя построил себе рядом новый домик, поменьше, а в его половине старого дома летом размещаются родственники-дачники.
 
Сойдя с поезда, Вера залилась слезами. Ещё в пути у неё возникла жуткая мысль: зачем дом, если хозяйки нет? Пусть бы он сгорел. Сейчас она увидит пустое место…
Но дом, любимый, родненький, приветливо блестит окошками. В нём, как и ожидалось, летом живут дядя Серёжа и тётя Наташа. Лариса с Инной приезжают на выходные.
 
Ближе к вечеру Вера вырвалась от родственников в ближайший лес. Здесь, недалеко, в начале шестидесятых был заложен сосновый бор, но все называли его сосновым огородом. Взрослые не разрешали ребятишкам топтать его, но именно поэтому их так сюда тянуло. Конца-краю не видно было огороду, и спрятаться негде, а всё-таки нравилось бегать меж рядков, прыгать через колючие кустики.
Сначала жиденькие рядки сосенок были им по колено, но в земле сидели крепко. Деревца росли вместе с детьми. Когда дети и сосны сравнялись ростом, пройти меж них стало уже трудно. Пушистые, колючие, они соприкасаются ветками и не очень-то пропускают охотников за маслятами. А грибов здесь бывает осенью, словно насыпано.
 
Весной сосновый огород светится изумрудом молодых иголок.
Летом, в жаркий полдень, воздух дрожит от зноя и сухости. А после дождя деревца сверкают всеми цветами радуги, от запаха хвои захватывает дух.
 
Зимой сосновый огород превращается в белое, равномерно уставленное холмиками поле. Выйдешь сюда на лыжах в солнечный день и не сразу поймёшь, где оказался. Вроде и посёлок недалеко, и ландшафт незнакомый. От белизны глазам больно. Но ткнёшь палкой в снежный холмик, снег рассыплется, а под ним — зелёная сосновая макушка. Сам огород весь под снегом скрыт, глубина не меньше метра. Вот так, по макушкам, и догадаешься, куда забрёл одинокий лыжник.
 
Сейчас уже легко можно пройти меж деревьев. Сосны вытянулись, ветки над головой сплелись, стволы длинные, прямые, местами залиты липкой смолой. На земле мягко пружинит толстый слой иголок.
 
Вера с мамой приходили сюда летом за шишками для самовара, осенью — за маслятами. Бывало, встречали ежика, незатейливого зверька средней полосы. У ежей повадки разные: один, увидев человека, улепётывает без оглядки, другой — свернётся в клубок и пыхтит, пугает. Ещё, особенно под вечер, кукушка в зарослях кукует, дятел дупло в дереве долбит.
Всё это осталось, всё существует: дом, лес, звери и птицы. Только мамы нет. И ничего-то Вера не успела для неё сделать, ни-че-го. От смерти не уберегла…

— Но, мама, ещё не всё потеряно. У меня родится дочка, Полина, твоя внучка. И пусть сосны растут быстрее, чем люди, пусть даже живут дольше… — Вера почувствовала облегчение в груди. - Мама, ты хотела, чтобы твоя дочь была счастливой. Я буду очень-очень счастливой, самой счастливой женщиной на свете...

Они обязательно приедут сюда с дочерью и полюбуются на корабельную рощу, вечнозелёную ровесницу ее поколения.
 
Тянись ещё выше, сосновый огород!