Иф ю хэппи

       Устали. Устали за целый день непосильных трудов, что там - день, жизнь целая. Если бы, ох, если бы была в этом малейшая прогрессия, цель, выздоровление, свет в конце тоннеля, или, на крайняк, белая полоса шкуры зебрячьего окраса. Нет, от жары сдохнуть,пропылённое горло в насквозь загазованном городе просто устало изрыгать отчаянный мат. Сигарету!
       Он роняет голову на руки, голова кажется тяжёлой от мыслей и файлов, и я не вижу смысла кружить по кухне, щебеча в рюши баклажаново-кабачкового фартучка. Его работа - ухаживать за живыми мертвецами. Моя работа - обихаживать ещё живых, да здравствуют они ещё многие лета (не без корыстных мыслей).
       Далее - титры, сурдопереводчик, русификатор,что там ещё есть? Потому что молча, потому что уходит в себя, потому что отжали и некуда деть рвотный рефлекс. Но мы чего-то ждём, кажется, или кого-то? Я не уверена, что можно точно описать такие ощущения. Я пыталась трясти его за плечи, но руки соскальзывали вниз плетьми и голова падала на грудь - гутаперчевый герой. Хлестать по щекам и выбивать дробь по мозгам я боялась - голова и мозг - это неприкосновенная территория, мне стоит многих усилий не вмешиваться туда, я постоянно одёргиваю себя, я стараюсь молчать и часто подношу кулаки к своим губам.
       Никто не придёт, мы не ждём никого. У нас нет мебели больше, чем могло бы потребоваться двоим. Мы не закрываемся на замки, потому что прямоугольник дверного проёма очерчен мелом (и плевать, что это мелок "Машенька" от тараканов), а в обивку двери я вонзила булавку( чтобы дальше не расползался дермантин)! Мне так спокойнее. Я хорошо себя чувствую, перекрашивая в третий раз за неделю наши кухонные табуретки, теперь-то у меня есть ромашковый трафарет, а ещё - уточки, да!
       Порой так устаёшь, что, как в сказке про Машеньку(опять мелок, ччёрт его дери)и трёх медведей, не можешь забраться на свой стул - он кажется таким огромным, просто невозможно, недосягаемая вышина, да и дела какие-либо мешают приземлиться. Но когда всёж доберёшься до покоя, то так неудобно, жёстко и холодно, даже противно, будто бы не столешница нас разделяет, а километры невозможного холодного кисельного пространства. Это пространство какое-то и впрямь вязкое, тонешь в нём молча, падаешь камнем, голоса нет, не владеешь своими связками, не выдавить ничего из себя, даже значительного "Да уж", сказанного навек Кисой Воробьяниновым.
       Анабиоз после череды немых дежурных вопросов-оветов прерван стуком в дверь. Глаза подняты, снова зажили ощущением окружающего, уши впитывают долгожданные звуки, речь сама собой начинает жить..
-Кто же это к нам?
-Леннон пришёл.
-???
-Тебе будет интересно.
-Сиди, пожалуйста, я открою сама, можно?