Гулянка

Письмо от матери встревожило Аннушку. Хотя, мало сказать, что встревожило. Она всю ночь не могла глаз сомкнуть от горьких мыслей и разных предположений. Там, в глухой деревушке, умирал ее самый любимый и дорогой человек. И он звал ее, свою дочь, к себе. Чтобы высказать напоследок свою волю. И надо ехать непременно, потому что еще ни разу Аня не ослушалась отца, не сказала поперек ни одного дерзкого слова.
Впрочем, был один случай. Ох, и досталось ей вместе с подружками «на орехи», и всему виной была отцова сестра-соглядатица Андрияновна. А дело было так. Родители отправились отмечать красный день календаря к родным, на другой конец деревни. И девчата решили устроить гулянку понарошку. Налили в бутылку колодезной воды, поставили на стол граненые стаканы, достали из погреба чашку квашеной капусты впридачу к дымящейся разваристой картошке. Вот и ладненько. А тут и гостечки на пороге. Гитара, балалайка, гармошка- все в полном музыкальном наборе.
Сели. Разлили. Чокнулись. Даже тост кто-то произнес. Выпили, рукавом утершись. Для порядка крякнули, в затылках почесали, мол, и мы не лыком шиты. Все как у взрослых и даже лучше.
Но пить одну водичку даже под такую  закусь, как картошка и капуста, стало вскоре неинтересно. Потянуло на танцы и песни. И вот когда изба заходила ходуном от лихих присвистов и звонкой чечетки, забористых припевок и заливистого хохота, в это самое время очутилась Андрияновна как раз напротив братниного дома. Почуяв неладное, тихохонько подкралась поближе к окну, неплотно занавешенному шалью, глянула в избу и ахнула! Девки крутят над головой косынки, трясут тетешками, парни вокруг вьюном крутятся. На столе от пляски стаканы подпрыгивают и позвякивают. Но самым крамольным была… початая бутылка «московской».
Прибавив скорости, Андрияновна рысью помчалась к тем самым гостям, куда она запаздывала и где находились Аннушкины матушка с батюшкой, а также родители всех  плясунов и певунов, резвившихся у Барановых.
- Митьк,- заговорщеским голосом позвала она брата.- Ты тут веселишься, а там у тебя изба вот-вот развалится. Гулянку затеяли твои дражайшие доченьки. - Победно взглянув на сношельницу, Андрияновна уселась за стол, и, как ни в чем не бывало, принялась угощаться блинами. Зная горячий нрав своего младшего братца и смиренный характер его жены, она заранее предвкушала, какой «концерт» устроит разъяренный хозяин не только незваным гостям, но и «этой потатчице» Пелагее.
Рванув со всего размаху дверь в заднюю избу, Дмитрий Андриянович командирским голосом крикнул:
- Всем оставаться на местах. Сейчас я вас казнить буду!
Столь грозный окрик обрушился на юных гуляк как глас божий, разящий с небес. И все же кто-то догадался потушить керосиновую лампу, висящую под матицей. Воспользовавшись темнотой, девчата гужом кинулись прятаться под койки в переднюю избу. Парни рванулись кто к окошку, а кто напролом, стараясь проскользнуть мимо разъяренного хозяина. Но не тут-то было! Недаром Дмитрий Баранов в Отечественную воевал сапером. Хватка у него в руках была железная. И реакция соответствующая его воинской специальности.
Сграбастав в охапку одного из самых юрких плясунов, он рывком приподнял его над полом, вгляделся в лицо и оторопел. Попался ему в руки родной племянник Петя, Андрияновнин любимый сынок. Вторая рука ухватила  Кольку Уткина. Остальные парни успели–таки добраться до сеничных дверей и с гиканьем скрылись в темноте позднего вечера.
Нащелкав подзатыльников, да еще поддав хорошего пинка, Баранов выпроводил  пленников, и, не медля, кинулся выволакивать из-под коек затаившихся девчат. Тут в ход пошел его кожаный поясок, выдернутый из брюк выходного костюма. Одной из самых сопротивляющихся гостий оказалась Нюра, старшая дочка Андрияновны. Вытянув вдоль спины для острастки пару раз ремнем, хозяин отпустил  пристыженных подружек и обвел грозными очами избу.
Где же самые главные закоперщицы? Куда попрятались? Неужели в подпечек от страха залезли? Отодвинув занавеску, он обнаружил в самом дальнем углу просторной печной лежанки Аню, Дусю и Валю. И когда начал выуживать за косы каждую по очереди, то едва смог удержаться от разбиравшего его смеха. Сжав плотнее губы так, что тугие желваки на скулах заиграли, он шлепал дочерей по мягкому месту, приговаривая:
- Я вам не матушка- потатчица. Я ваш отец и не позволю, чтобы вы нас позорили, пьянки-гулянки с таких лет устраивали! А наказание мое вам такое - на улицу, да на посиделки до самой весны ни шагу! А там посмотрим. Самую бойкую, тебя, Нюрка, замуж выдам.
Вот тут сестры завыли по-настоящему, но что толку, отец своего решения никогда не менял.
Через несколько минут в избу вошла Андрияновна. Глаза ее блестели в предвкушении скорой расправы над устроительницами гулянья. Заметив на столе  «московскую», она лукаво усмехнулась:
- И чего нам обратно возвращаться? Тут и стол готов, и все налито, и закуска есть. Хозяева дорогие, может, к столу присядем да праздничать продолжим?
_ А чего, сестра,-  откликнулся  повеселевший Дмитрий Андриянович,- не пропадать же добру. Давай, за Октябрьскую революцию чокнемся!- Они сдвинули стаканы, не заметив, как девчата прыснули от смеха и дружно кинулись вон из избы.
Надо было видеть растерянные лица брата и сестры, молча взирающих друг на друга. Ухватив бутылку за горлышко, хозяин вдохнул в себя запах содержимого, и, повернувшись к Андрияновне, тихо, с едва сдерживаемым гневом сказал:
- Это все ты, подглядчица и доносчица! Я ведь еще не успел тебе сказать, что на гулянке этой были и твои дети. Прежде чем булгачить честной народ да позорить молодежь, надо было глаза хорошенько разуть. И не сдергивать нас из компании. А теперь сама допивай из этой бутылки. Все-все выхлебывай да губами пришлепывай, чтоб запомнилось!
 …Улыбнувшись воспоминаниям, немного успокоившись, Анна отправилась на вокзал. После приезда дочери отец распорядился засватать Аннушку за работящего парнишку из соседней деревни, чтобы был в доме помощник, ибо сам он, видно было по всему, отпомогался навсегда.
Во имя светлой памяти горячо любимого отца Анна дала согласие на такой брак, который не принес счастья ни ей, ни Михаилу, который по молодости лет не оценил, какое сокровище попало ему в руки.
И, слава Богу! Мать благословила ее и на спешный развод, и на такое же скорое возвращение в город, где дочка пошла на повышение по работе и встретила подходящего по ее характеру парня.
Пути ее надолго разошлись с первым мужем. Но однажды по дороге домой в родную деревню, проезжая через соседнее селение, где так неудачно зачиналась ее супружество, она увидела на улице свою ученицу по строительному училищу и тезку Аннушку. Нежданной и негаданной встрече обе обрадовались. Обменявшись новостями, прошли во двор. И только тогда Анна узнала «свой» первый дом. Узнала и то, что ее ученица уволилась со стройки, вышла замуж за Михаила и живет за его надежной широкой спиной припеваючи. - Жаль, что хозяина нет дома, - будто оправдываясь, говорила молодая хозяйка,- допоздна  сенокосничает на дальнем лугу. А то бы познакомились, отужинали вместе, под рюмочку, другую, за встречу и с устатку. А  поутру и до родительского дома дойдете быстро.
Ее наставница ничего не сказала о том, как хорошо знаком ей Михаил, да и зачем нужны подробности из  короткой совместной жизни, оставшейся в  прошлом?
 На прощание она подарила Аннушке красивое, в цветочек ситцевое платье, упросив сразу же его примерить. Кстати, точно такой же наряд был и на ней самой. Рядышком смотрелись они, как родные сестры, и муж Саша предложил сфотографироваться. Обе Аннушки уселись на травке у ветлы, приобнялись,- такими и остались на снимке, который до сей поры хранится в альбоме Анны Дмитриевны.
…Поседевшая, но по-прежнему легкая в движениях и походке, с выразительным блеском в глазах, она выглядела намного моложе своих лет. Город юности тянул к себе словно магнитом, хотя ее семья выехала в Подмосковье почти четверть века назад. Собрав на дорогу сэкономленные пенсионные, Анна отправилась навестить оставшуюся в Оренбуржье родню. Один из гостевых визитов предполагал поездку в Орск. И тут в разговоре с двоюродным братом вдруг мелькнула знакомая фамилия. Оказалось, что первый ее муж и Аннушка перебрались из деревни на городское житье. Оба вышли на пенсию, и оба, как с ума сошли, стали частенько прикладываться к рюмке. Анна затревожилась. Нет, не столько из-за Михаила, сколько из-за своей ученицы. Очень способная она была, работящая, хозяйственная. Как же получилось, что «записалась» в выпивохи?
Эти мысли не давали ей покой до той самой минуты, пока она не решилась разыскать супругов Косициных. Но, что сказать, чем помочь, предостеречь от неминуемой беды? И она придумала…
Домик, утопающий в зарослях бурьяна, гляделся уныло. На окнах вместо занавесок какие-то куски серой материи. Крыльцо покосилось. Ветер шевелил оборванные провода  телефона.
- Хозяева дома?- крикнула гостья от калитки.
Ей никто не ответил, только входная дверь скрипнула жалобно и тоскливо. Перекинув через плечо ярко-синюю сумку с надписью Госстрах»,  Анна вошла на веранду. Пусто. Никого нет, но откуда-то из дома слышался храп и еще чье-то неясное бормотание. Постучав по обналичке, она вошла внутрь и оцепенела. Ее взору предстала безрадостная картина. На продавленном диване лежал глубокий старик, со сбившимися в колтун сальными волосами. Он спал, а может быть, и бредил, потому что издавал какие-то булькающие звуки. Анна перевела взгляд в глубину комнаты и заметила на койке, в углу еще одного человека. Опухшее лицо, седые пряди, прилипшие ко лбу. Мужская рубаха, брюки и стоптанные тапочки на босу ногу. По фигуре ни мужик, ни баба. Тогда кто же? И тут лежащий на кровати человек приоткрыл веки, и на Анну глянули знакомые до боли глаза ее любимой ученицы Нюры, Анечки, Аннушки.
-Чего надобно?- стеная и охая, с трудом поднимаясь с постели, спросила хозяйка.
- Да я из Госстраха,- едва сдерживая волнение,- пояснила гостья.- Вас разве никто не предупреждал о том, что срок прежней страховки за дом давно истек? А если забыли, то мы сами приходим, напоминаем. Где у вас документы?
Покачиваясь, едва держась на ногах, хозяйка поплелась к серванту. Пока рылась в его недрах, уронила какие-то конверты, старые абонентские книжки. Потом в ее руках оказался альбом. Досадливо откинув его в сторону, она продолжила копаться на полках.
Анна протянула руку к альбому. Тихо спросила:
- Можно полистать, пока вы ищете документы?
- Да что там смотреть?- с досадой бросила хозяйка.- Там жизнь совсем другая, не то, что нынешняя, забубенная.
- Анчутка, а Анчутк,- заканючил вдруг второй жилец.- Ты родного мужа будешь лечить, аль прямо счас помирать начну?
- Да ты, Мишк, хоть сщас прям и подыхай!- зло передразнила жена.- Гость у нас, разве не видишь. Говорит, страховку надо продлить, а у нас копейки за душой нет. И старую не знай, куда задевала, чтобы скидку дали.
Скрепив сердце, молча сглатывая слезы, Анна Дмитриевна листала страницу за страницей, вглядываясь в знакомые лица. Вот Михаил. Совсем еще молодой. Косая сажень в плечах, улыбка во все тридцать три зуба. Аннушка с дочкой. А тут еще в деревне, на завалинке у своего дома. И маленький сынок на руках у отца. Здесь, видно, уже в городе. На демонстрации. На даче. Свадьбы детей. Забавные мордашки внуков. А вот ее группа в полном составе, в день выпуска. И сама она, мастер производственного обучения, в центре, как в цветнике. Наклонившись ближе, гостья смахнула вновь набежавшие слезы, и, перелистнув последний альбомный лист, увидела тот самый памятный снимок. Лежал он отдельно, и по стертости углов, по заломам видно было, что его частенько рассматривали.
Заметив необычное поведение страховщицы,  хозяйка, шаркая ногами, подошла к ней, чтобы забрать альбом, но, заметив в ее руках фотографию, вопросительно вскинула на гостью глаза. В них, как показалось Анне Дмитриевне, плеснувшись на мгновение, засветилась крохотная искорка воспоминаний.
- А чего это вы вдруг этой фоткой заинтересовались?- спросила она.- Может, кого знакомого узнали на ней?
- Узнала,- изменившимся от сдерживаемых рыданий голосом произнесла гостья.- Вот тут справа, Нюрочка Заречина. Отличница пятого профучилища. С самым высоким разрядом закончила учебу. В техникум поступила. Могла бы и дальше высоко подняться. Да вернулась в деревню. Замуж вышла. Детей нарожала. Женила, замуж выдала. Внуков дождалась. Радоваться бы, птицей вокруг кровиночек своих увиваться, дом  уютом наполнять. Да куда запропастилась та Нюрочка? Анчуткой, словно сатану, кличет ее родной муж. И  какой он теперь муж? Со-бу-ты-ль-ник. Бомжара при таком-то домине, при хозяйстве.
Последние ее слова потонули в истошно-радостном крике:
- Ой, да лишеньки, Анна Дмитриевна, вы ли это? Да как же нашли нас? Как узнали? И чего это мы тут расселись. Мишк, шементом в магазин. Вот заначка, неси чего получше. Гость у нас дорогой!
- Не надо ничего,- подняла сумку гостья.- Я ее для конспирации прихватила, но с пустой тарой не хожу никогда. У меня с собой все, что нужно, одного не взяла - опохмелиться. Обойдемся, а?
Вскоре на столе появилась яйца, колбаса, пирожки, печенье. На плите призывно засвистел чайник. Запахло свежей заваркой, земляничным вареньем. Аннушка, переодевшись в подаренный халатик, причесанная, умытая, обутая в связанные Анной Дмитриевной бабуши, суетилась по комнате, прибирая раскиданные вещи. И у Михаила после переодевания и умывания похмельный видок  сменился на более приличный.
Налили чаю. С аппетитом умяли все, что было на столе. Снова поставили чайник и за беседой, со слезами и вздохами, улыбками и охами, говорили до самого позднего вечера. И никак не могли наговориться. Прощаясь, Анна Дмитриевна показала на листок бумаги.
- Я тут выписала с конвертов из альбома адреса ваших детей. Все верно? Никто никуда не переехал?
- Супруги дружно закивали головой, мол, все на месте. Слава Богу, живут хорошо. Правда, далековато, редко навещают. А нам, старикам, не по деньгам  в гости ездить.
- Так вот, воспитывать я вас не стану,- твердо и сурово сказала гостья.- Но за вами у меня  догляд будет строгий и повседневный. Как только побежите за водкой, мне тут же позвонят. А я телеграмму вашим детям: сыну и снохе, дочери и зятю,  внукам, да вашим сватьям, о которых вы с таким восторгом мне  рассказывали. Как нагрянут в ваш бомжатник, сразу поймут, чем вы тут начали заниматься на старости лет. Стыдобушка!!! А еще я сообщу им, что слово клятвенное вы мне дали… И клялись вы их жизнями и счастьем. Переступите эту черту, накажете  все свое будущее потомство до семи колен.
  Припав плечом к плечу, стояли Михаил  и Аннушка у порога своего запущенного жилища и  навзрыд плакали. А когда гулко стукнула калитка, и Анна Дмитриевна оглянулась на стариков, ей едва хватило сил  так же не разрыдаться в полный голос. Остановятся ли? И что может остановить человека, забывшего себя прежнего? Круто развернувшись, она крикнула:
- Почаще заглядывайте в себя, вспоминайте, какими вы были. Удержитесь. Ради детей и внуков удержитесь!