Загадочный декабрист Кноблох

   
           (Это 2-я часть очерка. Первая часть, читайте очерк "Путешественник, волонтер... революционер"). 

     Имена декабристов и их преданных жен  до сих пор окутаны легендами туманного прошлого.

    Но кто бы мог подумать, что в глухом Царицынском крае, таком далеком от Сенатской площади Санкт-Петербурга, окажутся следы последователей дворян и офицеров, выступивших против  императорской власти?!

   Он был нашим земляком, этот  выходец из колонии Сарепта под Царицыным.
  И имя его мало кому известно — Адольф Егорович Кноблох.
  И хотя сведения о нем ничтожно малы и многие документы утрачены, тем интереснее был поиск пути Кноблоха во времени и в пространстве. Ведь он остается для нас одной из загадочных фигур в движении декабристов.

Яркий отблеск пламени декабристского восстания манил и освещал мои поиски!

  В архивах немецкой колонии Сарепта мы найдем документы о родовитом семействе Кноблох, связанном с судьбой нашего героя.
  Так, Андрей Иванович Кноблох вел в Сарепте успешное хозяйство.  Впервые в Царицынском уезде начал выращивать картофель и приучать к употреблению его крестьян и казаков. Был  владельцем крупного завода горчичного масла, знатного  в России и за ее пределами. Благоуханная Сарепта процветала трудом и умом таких людей, как сей Кноблох.

  Среди  молодежи этой общины на Волге и  вырос Адольф Кноблох. Он превосходил многих сверстников   серьезностью и  багажом знаний. Но привлекала его служба военная.
 Наверное, потому, что отец его  был полковник, служил у боевого генерала А. Х. Бенкендорфа.  Может, они, офицеры, познакомились в 1803 году в  Сарепте и Царицыне, во время пребывания Бенкендорфа здесь в секретной военной экспедиции по поручению государя.

   После смерти отца  младой Адольф  остался в Сарепте, на малой родине своей, у дяди Андрея Ивановича Кноблоха.
   Адольф мечтал о профессии военного, впитывал рассказы о знаменитом прусском генерале Кноблохе эпохи императрицы Елизаветы Петровны, его битвах и сражениях.
    Оказали влияние и  увлекательные книги о прошлом его исторической родины, ее героях! А также учения видных просветителей Гегеля, Вольтера…
    Его чаще  можно было видеть в сарептской библиотеке, чем в колосящемся поле.
  Так романтическо-мечтательный юноша все больше задумывался о будущем своей новой родины — России, и жаждал послужить на ее благо.
    Но после смерти отца  грезы о высокой военной карьере отлетели далеко, и Адольф поступил в императорский Московский университет.

   Студенчество было взбудоражено.
   Недавно отгремело восстание декабристов на Сенатской площади, заговорщики были осуждены, казнены на эшафоте, побрели по этапу в Сибирь.
   Однако в дворянской, студенческой и офицерской среде не стихало демократическое движение о переустройстве России, избавлении ее от позорного крепостного права и самодержавия.

   Мне удалось разыскать документы, подтверждающие участие Адольфа Кноблоха в тайном обществе революционера Сунгурова в Москве.   
      Близкий друг Кноблоха, студент Костенецкий писал в мемуарах, что юный Альфред отличался огромным трудолюбием, необыкновенной памятью и называл его живым энциклопедическим лексиконом.
   Заговорщики разных сословий, они собирались весной на квартире Кноблоха, в квартире дома на Большой Дмитровке. Кноблох и единомышленники горели в       «свойственной юности жажде деятельности, тем более  деятельности высокой, патриотической и таинственной», — рассказывал Костенецкий. А за их квартирой уже следили и перешептывались дворники и полиция.

   Как и Альфред Кноблох, каждый из сподвижников  готов  был сделаться пламенным революционным героем, мечтая не только о триумфе успеха, но даже о страданиях неудачи.
    Занавесив окна квартиры, они на сходках  безбоязно заявляли:
    «Мы знаем историю декабристов. Их участь не пугает нас,  и подобно им мы  рады будем пострадать за великое дело».
   Кружковцы, вдохновляясь идеями декабристов и пытаясь продолжить их традиции, видели себя то на пылающих баррикадах, то в подготовке будущей конституции и просвещении сирого народа.

   Кноблох увлеченно писал: «…Чувство свободы, беспримерное в истории, кажется, овладело миром. Всюду старые постановления борются с новыми… учреждениями».
   Но, увы, этот незрелый кружок вскоре был разгромлен властями. Жестоко.
   Кноблоха и многих заговорщиков арестовали и поместили в стылые Крутицкие казармы.

  Сбитая разноречивыми показаниями, убеленная сединами и видавшая жизнь, комиссия снисходительно отнеслась к замыслам зеленой молодежи:
   «Ну, просто романтические студенты, подражатели французских бунтарей! Начитались авантюр этого карбонария — писателя Александра Дюма».
   Беседовали с ними:
   «Все вы благородные и образованные молодые люди, и все мы очень об вас сожалеем. Мы все таких же мыслей, как и вы, о нашем образе правления, да что же делать? Нас еще немного, и жаль, если вы погибните! Из вас вышли бы полезные для Отечества люди».
   Так свидетельствуют документы.

   Однако либеральное заключение следственной комиссии возмущенный император отверг!
   И повелел судить   этих «последышей  декабристов», государственных возмутителей, только военным судом! 
   В приговоре  состоявшегося суда указывалось, что  у Кноблоха и друзей найдены «писанные ими бумаги с дерзкими мыслями противу правительства, а у Кноблоха с дерзкими выражениями против особы к. в. короля Прусского».

   Около тридцати подсудимых были сосланы на жуткую каторгу в Сибирь и на поселение.
   А пятерых, в том числе Кноблоха, лишили дворянского достоинства и сослали в запредельный Оренбургский, Тобольский и Кавказский корпуса.
  То был февраль 1833 года. Решение утвердил сам государь.
   Преданные монарху обыватели  и мещане чуть ли не плевались: «Как эти прощелыги и студенты-заморыши осмелились поколебать  царский  престол? К расстрелу бы их всех, мерзавцев!».

   Адольф  Кноблох, лишенный прав состояния (в кармане ни гроша!),  и разжалованный в простые рядовые, был доставлен в 12-й Оренбургский линейный батальон.
    Так горько, по иронии судьбы, началась его  желанная  военная служба.

   «Сможет ли выстоять этому удару наш добрый и недоучившийся студент Кноблох?» — беспокоилась вся колония Сарепта, собираясь у кирхи на пение псалмов.

    А он долгие годы служит солдатом пехоты в самых отдаленных гарнизонах империи — от Урала до Сибири!
   Жили они там, отрезанные от всего мира. Нетрудно представить себе  эти заброшенные, осатаневшие от скуки серые гарнизоны и отношение к рядовым в них. Особенно к разжалованным, бывшим дворянам-бунтовщикам.
   Столько унижений и лишений выпало на долю молодого Адольфа, что сломаться было совсем легко! Он не оставил о том времени ни строчки. Да и понятно, почему!

   Но служил честно и порядочно.
   Даже под приговором судьбы! И под прицелом винтовок неприятеля!
   У него была только одна мечта и одно желание: «Стать в офицерский строй! И восстановить попранную справедливость любой ценой!».
   Наш земляк, в прошлом мягкий и застенчивый юноша, оказывается, обладал железной, прямо-таки, рыцарской волей предков!

   Началась его упорная борьба с суровыми обстоятельствами жизни в знойной и безжалостной пустыне, морозных степях, отражая свирепые набеги конных кочевников — охотников за русскими рабами, в крови потерь друзей. И она  дала свои результаты!
  В 1839 году за отвагу в боях рядовой Кноблох получает чин унтер-офицера.
    В следующем году, за   проявленные в Хивинской кампании отличие и храбрость, произведен в офицеры. Этот умопомрачительный, со страшными людскими потерями зимний поход, усеянный сотнями трупов верблюдов и лошадей, будет тревожить его сны всю жизнь.

    Боже, с кем только не сталкивала его судьба в крепостях и улусах, караван-сараях и пикетах: бесшабашными казаками и башкирскими джигитами, лукавыми купцами и беглыми головорезами, киргизами и коварными ханами.
   Однако   даже  звание и опыт боевого офицера не помогли Кноблоху вернуться в центральные губернии России.

    Места его службы все так же отдалены и суровы!
    Ведь отношение к прогремевшему в мире восстанию декабристов не менялось.
    Более того, со временем оно приобретало более сильную окраску.
Пламя свободы, разожженное декабристами, вспыхивало по всей России демократическими кружками и печатью. У всех на устах звенели имена   Чернышевского, Герцена и газеты «Колокол». В сводках жандармерии все чаще звучат сведения о деятельности подпольного общества «Земля и Воля»…

   Офицер Адольф Кноблох, конечно же, хорошо знаком с этой бурлящей обстановкой в стране. Он вряд ли изменил свои передовые взгляды на будущее России, но с годами стал опытнее и осторожнее. В статусе важного чиновника Кноблох, может быть, и хотел помогать новым, прогрессивным силам в их борьбе. Но как?

   Ответ на этот вопрос можно найти в отдельных и разбросанных материалах, посвященных демократическому движению в России.
    В судьбе Кноблоха наступает важный момент!
    В 1870 году, далеко от Читы, в известной среди революционеров Нерчинской каторге, появился новый комендант.
     Говорят, что забайкальский военный губернатор Н. П. Дитмар отзывался о нем так: «Полковник Адольф Егорович Кноблох — образованный, энергичный и исполнительный человек. Однако смелых суждений и чистый вольтерьянец!».

   Как же наш земляк оказался на этой должности? Что прельстило его? Продвижение по службе? Вряд ли! Он уже в больших чинах.
   Солидный денежный оклад? Исключено! Мы знаем, что он наследник наших крупных Сарептских предпринимателей. Так что же?
   Остается предположить одно: он принимает это место, а может быть, даже добивается его, чтобы помогать политическим каторжным и ссыльным смягчить их участь открытым, доступным ему,  коменданту способом. И еще живы, живы его те убеждения...

   Время сохранило документы, которые говорят об участии коменданта в судьбах осуждённых.
    Так, правнучка Николая Гавриловича Чернышевского, в бытность ее хранительницей фондов Дома-музея Чернышевского, писала о том времени, когда прадед ее находился в Нерчинском остроге, на заводе.
    Она подчеркивала, что Николай Гаврилович содержался строго, но совершенно отдельно от других ссыльных, что подразумевало определенные послабления  режима его жизни. А в дальнейшем…
   Когда в 1871 году у Чернышевского закончился срок каторжных работ, то  непосредственный начальник его комендант А. Е. Кноблох запросил высшее руководство о мерах  в отношении Чернышевского.

   В секретно полученном им 22 июня того года ответе разъяснялось, что Высочайшая милость в отношении некоторых политических каторжан «об обращении сих преступников в разряд сосланных на житьё не должна распространяться на преступников: Николая Чернышевского…».
   По причине тяжести совершенных  преступлений и неблагонадежности.
 
   Есть и  еще волнующие строки о том времени…
Когда там,  в Нерчинске, волею судеб, встретились два наших земляка, ученый Павел Ровинский из Царицынского уезда и Адольф  Кноблох.
    Этнограф Ровинский путешествовал по таежной Сибири с исследовательской  целью.
     Но… имел и тайное  поручение от революционеров «Земли и воли», — попытаться помочь Чернышевскому бежать! С каторги!

  Тем паче, что у Ровинского уже был опыт в организации побегов. Хотя ученый знал, что известный революционер Герман Лопатин с целью побега Чернышевского добрался-таки до глухомани  ссыльной, но был перехвачен  недремлющими  жандармами.
   Кноблох, будучи  комендантом Нерчинской каторги, радовался встрече с земляком Павлом Ровинским  в глуши   сибирской. Однако  уже был извещен, зачем Ровинский добирался сюда через всю империю, в заснеженный, на краю света Нерчинск!

   Прокаленный жизнью Кноблох крепко задумался… и отговорил земляка от необдуманного и рокового шага.
   Полковник пошел даже на страшный риск  и показал Павлу Ровинскому опасную казенную бумагу.
   В ней начальство приказывало ему, коменданту, следующее.
   Ежели Павел Ровинский, прибывший в Сибирь с научной целью, захочет оказать  содействие к побегу Чернышевского, то немедленно арестовать и заковать его, коли он потребует свидание с Чернышевским.
    
   Друзья юности разговаривали долго.
  Вспоминали то время, когда юный Адольф учил Павла немецкому языку. Вспоминали  такую близкую и далекую Кноблоху колонию Сарепту, да царицынские   родные места Ровинского. Но к каторжнику-писателю Чернышевскому больше не возвращались.
    Хотя каждый в душе был очень взволнован и думал об этом до последней минуты прощания...

   После отъезда Ровинского комендант Нерчинской каторги Кноблох ещё больше окунулся в работу. 
Пришло время поселять бывших политкаторжан в ближайших селениях.
   Адольф Егорович строго следил за переселением и помогал  обзавестись хозяйством. Парадокс судьбы! Декабристы-немцы, его братья по крови, отбывали на Нерчинских рудниках   каторгу, как генерал-майор  М. А. Фонвизин, полковник В. К. фон Тизенгаузен, подполковник В. И. фон Штейгнель, да и другие. 
    Он и таковым  оказывал помощь, и  они остались на поселении.

  И мне вспомнился генерал Н.Н. Раевский-сын, который тоже заботился, протягивал руку помощи разжалованным декабристам на Кавказе, да  так, что  вызывал негодование императора.

   Дальнейшая судьба нашего земляка Кноблоха отражена в разных архивных источниках по-разному.
 
   В одном Адольф Егорович сражался на русско-турецкой войне, дослужился до чина генерал-майора. Переехал в столицу, стал якобы членом Государственного Совета империи.
   Внимательно просмотрел я старинные справочники членов Госсовета. Встретил имя нашего земляка,  замечательного графа Д. А. Олсуфьева из г. Камышина и других. Но имени Кноблоха в нем не значится.
   По другим источникам, Адольф Егорович остался в Сибири, как поступили некоторые декабристы. Кстати, и сегодня в Сибири можно встретить две знакомые нам фамилии: Кноблохи и Ровинские...

   Известно, что непростая судьба  А. Е. Кноблоха закончилась внезапно.
   Этот неординарный человек скончался от разрыва сердца. Истинная причина его смерти до сих пор остается неясной. 

  Свеча жизни его погасла 9 января 1888 года, в блистательном Санкт-Петербурге.Недалеко от Сенатской площади, еще хранящей тени восставших бесстрашных декабристов.
  Так замкнулся этот необычный круг.

   А что же у нас? В нашем  Поволжском крае?

    Отдельные и разноречивые упоминания о А.Е. Кноблохе найдем мы в редкой, изданной в 1925 году в Саратове книге П. И. Зиннера «Немцы Нижнего Поволжья».
   Но почему это сообщение основывается  на архиве  именно Саратовского общества литераторов? Не использовались ли для этого воспоминания и мемуары лиц, писателей, близко знавших его?
   А может быть, сам Кноблох был публицистом, и оставил после себя уникальные личные дневники и записки?   
   Тогда где могут храниться эти бесценные рукописи и мемуары? Эта тема  требует дальнейшего поиска… И пути ведут в многознающие архивы Нерчинска, Читы, Саратова… Там могут таиться невероятные открытия в судьбе немца по рождению и россиянина по душе Адольфа Кноблоха.

   К исследованию жизни и деятельности нашего замечательного земляка  серьезно относятся ученые государственного музея – заповедника «Старая Сарепта».
 
   Это и понятно - ведь здесь корни Адольфа Егоровича Кноблоха, его малая родина. 
 И тот дом, в котором  он, сподвижник декабристов, мечтал служить верой и правдой большой родине своей,  России...