В сердце дракона

Вся твоя судьба написана ночью,
                Вся твоя работа придумана ночью
                Кем-то из наших. В мертвой точке.
                Невидимый мир, непроглядная темень,
                Мир, полный значения…
                Е. Летов

 Несколько синих искр упали в снег – троллейбус исчез в темноте. И Он слился с темнотой.
 На морозе легче дышалось, разбитую скулу слегка покалывало… То ли от ледяного ветра, то ли от двух выкуренных сигарет, адреналин быстро улетучивался, уступая место спокойствию.
 Уже не в первый раз в драке ему приходилось сдерживать рычание – звериный рык, рвущийся из глубины груди. Сосредоточившись на том, чтобы наносить и отражать удары, Он подавлял в себе Зверя, рвущегося наружу.      
 Шайка Тея почти ничего из себя не представляла: 3 человека (Тей в потасовке не участвовал) – немного для двоих (для Него и Зверя). Тей, конечно, забавный чувак, но совершенно точно выбрал недобрый час для сведения счётов с Ним. Час, когда Он был предельно сосредоточен на своём поиске.
 Неясная мелодия светилась на остриях четырёх аккордов. Дальше дело не шло. В голове было пусто, иногда проскальзывало навязчивое словечко “трансмиссия”, смысла которого Он не понимал и не знал, когда оно к нему прицепилось. Было ощущение, что Он стоит с закрытыми глазами перед открытой дверью, с ключом в руке. И не может шагнуть вперед. Мотив ускользал, слова не складывались в строчки. Ему хотелось зарычать от ярости – но Зверь в Нём молчал. Всё, что касалось охоты, Зверя мало интересовало, как ни странно.
 
 В полпятого он вышел во двор.
 Под ногами ломался лёд.
 Это стало почти аксиомой:
 Проходя под мостом, Он понял,
 Что сюда никогда не придёт…

 Если вести хронику нового дня, это была точка отсчёта. Предыдущий день выдался странным. Из-за перестановок в графике дежурств, Ему пришлось отрабатывать две смены. Следовательно, отменялась репетиция для прослушивания перед фестивалем. При хорошем раскладе репетиции Его группы проходили раз в неделю, и этого было ничтожно мало. Даже Она так считала. А Она редко с Ним соглашалась, бессознательно всегда поступая наперекор Ему, назло…
 Итак, репетиция вчера сорвалась, как нунчак со стены. И “они” вернулись.
Стоило случайно кому-то обронить слово насчёт дракона, хаос шума отступил, Он мгновенно выпрямился, и огонь в топке резко взметнулся вверх.
 - Что?
 - Ну, Рон сказал, что смотрел “Войти в Дракона” 250 раз, а ты, наверное и все 5 тысяч…
 - Угу.
 - А “Выход Дракона” это тоже самое? – поинтересовался напарник.
 Начинается. Опять драконы. На медной поверхности захлопнутой дверцы отразилось Его напряженное лицо: восточный разрез темных глаз, сжатые губы.
 Периодически драконы начинали “преследовать”, ища выход через Него. Но что Он мог? Написать о них песню? Ещё бы объяснили, как это сделать, настойчиво появляясь в снах, обрывках чужих разговоров, на обороте неизвестно откуда взявшейся “йены”, на куртке прохожего, витринах, вывесках и даже в черноте Её волос.
 В общем, Он отметил про себя, что “начинается” и забыл. Забыл до того момента, как после дурацкой драки не приблизился к молчащему в темноте Тею.
 - Завтра на сборы новой банды?
 Тей сверлил Его безумно разочарованным взглядом.
 - И как это тебе удаётся? – спросил Тей. – Это…что-то из области восточных заморочек, да?
 - Что удаётся? – удивился Он, краем глаза отмечая, как сообщники Тея собирают себя по костям в темноте.
 - Откуда у тебя такая Сила? – Тей развёл руками, и на запястье мелькнула татуировка с красным драконом.
 “Мне-то не о чем беспокоиться, - спокойно подумал Он. – Мой дракон серебристый, СТАЛЬНОЙ. Иногда белый как этот снег”. Стоп! С чего Он это взял, да ещё с такой уверенностью?
 Думая уже о своём, Он медленно повернулся к Тею спиной и пошёл к остановке.
 Старые тараканы в голове Ему совершенно ни к чему, вряд ли они имеют отношение к охоте. Вряд ли. Собственно говоря, если бы они имели отношение, было бы намного проще. Он знал бы, в каком направлении двигаться, чтобы найти её. Закрывая глаза, Он мог увидеть песню. Она должна была звучать всеми цветами, которые Он любил.
 С огорчением Он отметил, что сигаретная пачка наполовину пуста. Что ж, нечем будет отпугивать ночь. В кармане почему-то не оказалось перчаток. Вероятно, они стали трофеем “тех-кто-собирал-себя-по-частям”.
 От мороза в деревьях что-то настойчиво щёлкало, белые провода трещали в дымке инея. Он вдруг понял, что совершенно не мёрзнет. Это было действительно странно, учитывая, что Он был одет довольно легко: чёрная кожаная куртка, парусиновые чёрные брюки, коверсы. Что же произошло, интересно? Вариантов было несколько: 1. Его греет Зверь. 2. Он сам что-то вроде зверя. 3. Его греет свитер и шарф, связанные Ею. Её любовь и тепло. Когда Она вяжет, то всегда распускает свои длинные волосы. Это как ритуал. Чёрный шёлк волос почти до пола и жёлтые клубки. Он выбрал 3-й вариант – и успокоился. В конце концов, какое кому дело до того, что Он умеет рычать и не мёрзнет?
 Если бы Ему каким-то неведомым чудом удалось подняться вверх, Он понял бы, что Город, светящийся в темноте инеем и огнями фонарей, обрёл форму дракона со стальными чешуйками на мощном теле. А сам Он приближается к самому сердцу дракона.
А где ещё и жить Его Мелодии, если не в сердце?


В полпятого он вышел во двор.
Под ногами ломался лёд.
Это стало почти аксиомой:
Проходя под мостом, он понял,
Что сюда никогда не придёт.

Он был подобен Моро,
Направлявшемуся выбить долги.
Он уверенно выбрал дорогу –
Он смотрел на Восток, где восходят дни.
 
Непривычно стоять спиною к стене
В месте, похожем на тир.
В самом обычном вагоне,
Которых много на этом пути.
Возможно, кто-то не против
Прострелить эту сонную ночь.
И он был похож на Брюса Ли,
Такой же бесстрастный как ночь.

Там, где он вышел на свет,
Солнце врывалось в дома
И качалось в бескрайней листве.
И никто не помнил, что такое зима.
 
Он пошёл по лестнице вверх,
Он увидел Город вверх дном.
С большой высоты он смотрел на свет,
Видел то, что не станет сном.

Он был очень похож на Моро.
Это было похоже на знак.
Он подставил лицо ветру,
Он докурил сигарету
И замедлил шаг.