Снился девочке отец рассказ

Автор  Лариса Прошина

                СНИЛСЯ ДЕВОЧКЕ ОТЕЦ

                грустный рассказ

     Девочка, свернувшись клубочком, спала.
     И снился ей сон.
     Будто сидит она у калитки и поджидает маму. Солнце разогрело ей спину, она уже устала ждать маму, и всё же не уходит в дом.
     И вот, когда она совсем решила, что мама, наверное, опять задержится на своих бахчах, и нужно сбегать к бабушке, которая живёт недалеко – можно пройти огородами по узенькой тропинке, девочка увидела, что к их дому с дороги свернул высокий дядя в шинели, пилотке: настоящий солдат.

    - Здравствуй, дочка, - сказал солдат. Он снял пилотку и вытер ею вспотевшее лицо.
    - Здравствуйте.
    - Тебя как зовут?
    - Рая.
    - А маму?
    - Анюта.
    - Значит, мои! – солдат засмеялся, и не успела девочка моргнуть, как оказалась у него на руках. Он целовал ей волосы, гладил щёки; отстраняя её от себя, всматривался в лицо.
   - А брат твой где? У тебя же, дочка, есть братик?
   - Он умер. Внутри у него всё запеклось, когда мы сидели в погребе. Спасались от  бомб. Бабушка рассказала.

    Солдат опустил голову. И долго так стоял, не отпуская девочку с рук.
    - Бедный мой сын. Ещё одна жертва войны.
    Он прижал девочку к себе, покачал её, как маленькую.
    - Какая же ты худенькая, тощенькая, - сказал солдат. – Трудно вам живётся с мамой? Едите-то вы хоть что?
    - Как что? У нас мука есть, маме в колхозе дали на трудодни. Бабушка хлеб печёт. Вкусный!  Мама говорит: двоим нетрудно прокормиться. А вот у тёти Ксени восемь ртов. Там беда! – девочка покачала головой, явно, подражая кому-то из взрослых.
    - Родные вы мои! Хлебнули горя! Ну, ничего. Теперь вместе заживём. Легче будет. Так, дочка?

    И тут девочка совсем поняла, что солдат – её папа. Папа, которого они так ждут с мамой!
    - Пусть вернётся без рук, без ног, но живой, - шептала мама по ночам. – Чтобы увидел он, как выросла наша дочка. И как она на него похожа. Копия! Ведь ушёл он на войну, когда дочка ещё толком даже не ходила, только пыталась. И не разговаривала, и «папа» ему не сказала.

   - Папа, - закричала девочка, - папочка! Мы так тебя ждём! А Гришка-сосед говорит, что ты пал смертью храбрых. Бумажку мама получила. И всё плачет, когда на неё смотрит. А ты пришёл. Папа! – она обхватила руками шею отца, и засмеялась.
   Потом девочка усадила отца на скамейку, сама села рядом. Посмотрела на пилотку.
   - У тебя пилотка, - сказала она, - а цыганка говорила, что ты в шапке.
   - Какая цыганка, дочка?
    - Ой, что я тебе расскажу, папочка! – девочка снова начала смеяться, даже закрыла руками лицо, засмущавшись. – Мама ушла на работу. Я была дома одна. И  вот вижу, подходит к калитке тётя, меня увидела и говорит: «Хочешь, я тебе погадаю?». Бабушка говорит, что гадают только цыганки. Она им не верит.
    Я решила, что тоже не буду верить цыганке. Но она открыла калитку, зашла в дом, села на табуретку и опять говорит: «Что ты дашь мне, если я тебе погадаю и всю правду скажу? Твоя мамка ждёт  шапку?» Я  знаю, что мама ждёт тебя, папа. И так мне  захотелось узнать всю правду о тебе,  и когда ты вернёшься домой.  Я подумала, что, когда мама придёт домой, я её всё расскажу, и она обрадуется.
    Стала я бегать по дому, чтобы что-то найти для цыганки. Она ходила за мной и спрашивала, есть ли у нас деньги, сало, яйца… Но я нашла только кастрюльку со сметаной. Цыганка её и взяла. Сказала: «Вернётся шапка, вернётся…», и ушла.
 
   Но солдат вдруг перестал её слушать. Он повернул голову в сторону горы, которая отделяла их деревню от моря: оттуда нёсся страшный грохот и вой.
   - Опять началось, - проговорил солдат.
   Он поднялся со скамейки, и быстро, окутываясь дымкой и тая, исчез.

   Оторвав голову от подушки, девочка села. Она сидела ещё некоторое время на постели  с закрытыми глазами, надеясь, продлить сон.
   Солдат ей снился часто. И всегда она не сразу его узнавала. Во сне он рассказывал ей о море, в которое до войны каждый день выходил на рыболовецком катере, о рыбе, которая попадалась в сети. А она ему – о маме, о подружках, о себе. Они даже играли, смеялись. И часто девочка просыпалась с ощущением его рук.
   Но отец ни разу не зашёл в дом.

   Когда она первый раз увидела такой сон и рассказала маме, та, выслушав девочку, прижала её к себе:
   - Ох, горюшко наше, горюшко. Тянется его душа к нам. Жив, значит, твой папка, раз снится.

   Но однажды девочка услышала, как её сон мама пересказывала бабушке, своей маме:
    - Не вернётся моя Вася, - плакала мама. – Уходит он от дочки. Видно, сложил где-то голову.
   - Надо ждать! - прикрикнула на маму бабушка. – Вон у Фроси вернулся сын. Три года после войны прошло. А ведь похоронку получила. А он по госпиталям без памяти лежал. Вот и думали, что не жилец. Ты не похоронку получила,  а что он пропал без вести.
   - Так ведь передавал Иван, что видел Васю убитым на переправе.
   - Иван-то, вроде, видел Василия в сорок первом году, а в извещении из военкомата  написано: пропал без вести в сорок четвёртом. Где правда? Ждать надо.
   - Как подумаю, что дочка сиротой будет расти…
   - Не плачь. Вся уже выплакалась. Ради ребёнка и жить должна. Вернётся он. Непременно вернётся.
   После этого разговора мамы с бабушкой девочка больше не рассказывала маме свои сны. Боялась её слёз.

   Девочка открыла глаза. Взгляд её скользнул по комнате. В окно смотрели солнечные лучи. Мамина постель была аккуратно сложена. На столе что-то было прикрыто полотенцем. Конечно, там был завтрак и записка от мамы, что  надо сделать по дому.
   Потянувшись за платьем, девочка услышала чьё-то сопение. Приподнявшись, она увидела, что на пороге комнаты, положив голову на лапы, лежит Жучка. Заметив, что на неё смотрят, собака чуть отвернула морду в сторону, нехотя помахала хвостом, поскулила: вид её выражал смущение и раскаяние. Мама категорически запрещала Жучке заходить в комнату. Вот собака и лежала на нейтральной полосе: голова и передние лапы в комнате, а туловище, задние лапы и хвост – в сенцах.
   - Бессовестная ты, Жучка, - засмеялась девочка, - обманула маму. И как это у тебя получилось?

   Сонная истома враз захватила девочку. Глаза её слипались. Она повалилась опять на постель, но Жучка стала скулить настойчивее. Даже несколько раз тявкнула, как бы приказывала: «Вставай, хватит валяться!».
   Собака у них появилась давно. В их дом во время войны попала бомба, и от него осталась только глубокая яма. Когда девочка первый раз шла в школу, мама показала ей то место:
    - Здесь мы жили с папкой. У тебя было много игрушек. Я их шила, а ты рвала, смотрела, что у них внутри. Потрошила, как говорил папа. Потом он ушёл на фронт. Фашисты заняли нашу деревню, жителей всех выгнали, кричали: вег, вег, шнель, шнель… Пошли вон, быстрее. Стреляли. Потом фашистов выбили наши войска. Мы вернулись, а дома-то нет.

   Жить им было негде. Их приютила бабушка: отдала свою малюсенькую комнату, где помещались только кровать и стол. В доме ещё жили родственники. Теснились. У всех были свои беды.
   Мама думала, как бы купить хоть небольшую хатку. Но денег не было. Мама работала с утра до ночи: то полола кукурузу, то крутила веялку на току. И всё говорила дочке:
    - Ничего, маленькая моя, будет и на нашей улице праздник.
   И вот как-то пришла домой весёлая.
   - Ну, дочка, радуйся: дали нам много пшеницы на трудодни. Продадим и купим хату.
   - Пшеницу продавать, да разве можно? – вмешалась бабушка. – Что есть-то будете? Живите здесь, никто не гонит.

   - Не могу, мама. Как посмотрю на Фёдора, живой вернулся к жене и детям. А мой Вася… Больно видеть… Вместе они парубкували, вместе свадьбы играли, и на войну ушли разом. А теперь Фёдор тут, а мужа моего нет. Не могу! Да и Вася придёт, а у нас и угла своего нет.
   - Делай, как знаешь, - ответила бабушка. – Есть у меня немного денег, на смерть собирала. Бери.
  - Что вы, мама! На смерть!
  - Старая я. Знаю, что говорю. И моя мама приготовила всё, что нужно к смерти. Так положено. Бери деньги. А ещё тёлку тебе дам. Не хватит денег, продашь её.
   - Спасибо, мама. Отдам, как заработаю. – Мама поцеловала  руку бабушки. Та смущенно руку отдёрнула и спрятала под фартук.

   И купили они домик: комната да узкие сенцы. Но был ещё большой огород и огромная акация прямо у окон. Весной дерево покрывалось белыми душистыми цветами. И сразу же в их дворе начиналось пение: жу-жу-жу-жу…Пчёлы, как шутила их соседка – тётя Фрося, прилетали  на их акацию и из других деревень.

  Пришли они с мамой в свой дом вечером. Маме ещё раньше помогли перенести кровати и стол. А сейчас у неё на плече был узел с одеждой и посудой. Девочка бережно несла лампу-гильзу, сплюснутую вверху. В гильзу наливали керосин, вправляли фитиль и зажигали.
   Они постояли у калитки. Мама повздыхала.
   Так и стали они хозяйками. Две женщины. А на следующий день мама принесла щенка. Он был чёрный, лохматый, с длинными ушами и розовым языком. На брюшке,  под лапами, кое-где на морде, и на ушах  были белые пятна. Это делало щенка нарядным и немного легкомысленным.
    - Пусть растёт, - сказала мама, - может, когда станет взрослой собакой и сторожить будет что. До войны у нас овчарка была. Папа очень любил собак. Они его понимали. Не обижай её. Вернётся папа, а у нас и дом есть, и собака. Молодцы, скажет он.

   Щенок рос быстро. Прошло немного времени, девочка и собака стали такими друзьями, что водой не разольёшь, как говорил её двоюродный брат Филя.
   Когда мама уходила на работу, а было это «с петухами», то есть, рано-рано, девочка оставалась с Жучкой. Она разрешала собаке утром заходить в дом:
    - Мама добрая. Она просто боится – ты наследишь в комнате лапами. А ты сиди смирно, не бегай.

   Потом, отдав часть своего завтрака собаке, девочка уходила в школу. Сначала Жучка порывалась отправиться вместе с ней, даже намекала, что готова нести портфель – бралась зубами за его ручку.  Но мама строго сказала:
   - Каждый обязан делать своё дело. Собака должна сторожить дом. В деревне  в каждом подворье есть собака. Представляешь, если все они вместе с ребятами  появятся в школе? Будут лаять, и срывать уроки.
   Зато, когда девочка возвращалась из школы, она ещё издалека кричала:
   - Жучка, Жучка!
     Собака, сломя голову, бежала навстречу. Подбежав к  маленькой хозяйке, она облизывала ей ноги, повизгивала; то убегала вперёд, оставляя за собой клубы пыли, то возвращалась.

   Иногда, оставаясь одна, девочка надевала мамино платье и вертелась перед Жучкой, приговаривая:
   - Смотри, я уже подросла: платье не такое длинное, как было вчера. Правда?
   Жучка сначала вертелась вместе с ней, затем усаживалась на хвост и смотрела, как девочка выбирается из платья.
   - Вот вырасту ещё немного, - говорила девочка Жучке, - и буду ходить с мамой на ток. Она ужасно, ну, прямо ужасно устаёт крутить веялку. Мама стонет ночью. Я слышу. Она шепчет: «Ой, как рученьки мои ноют! И так положу их, и по-другому, но не могу найти им места, чтобы не болели». И плачет – больно ей. Мне надо быстрее расти. Буду ей помогать.
   А ещё мама плачет, когда у бабушки собираются все наши. Как начнут петь! Мама тоже поёт. Сама поёт, а сама плачет. По щекам – слёзы, слёзы…Я тоже начинаю плакать, но прячусь, чтобы никто не видел. Жалко мне маму. И папу жалко.

   Об отце с Жучкой девочка говорила часто. Она пересказывала собаке то, что слышала от мамы.
   - Глаза у тебя зелёные. Папины, - говорила мама, и лицо её морщилось. – Он всё шутил: болотные, мол, у меня глаза, потому и полюбила ты меня.
   - А веснушки чьи? – спрашивала девочка. – У тебя их нет, а у меня во, с блюдце. На щеках есть, и даже на носу.
   - Веснушки тоже от папы. Любил отец в детстве разорять птичьи гнёзда, вот и стал конопатым. Так в нашей деревне считают.

    - Ещё расскажи, мама, о папке, ещё, - просила девочка, и жалась к  маминым коленям.
   - Весёлый наш папка, - мама брала дочку на колени, всматривалась в её лицо, легонько проводила пальцем по бровям, щекам, приглаживала волосы, - быстрый. Тебя посадит на ладонь, а ты ведь толстушкой была, ручки и ножки, как ниточками перевязаны. Я ему кричу: мол, разобьётся ребёнок. А вы смеялись вместе. И никакого страха у тебя не было, наверное, чувствовала, что руки у отца сильные.
   Ходит папа, покачивая плечами, от силы, должно быть. Мне его походка очень нравится. Больше так красиво никто у нас не ходит. Людей папка никогда не обижал, и мне говорил: «Зло убивает в человеке душу. В обиду себя не давай, но и не наскакивай на людей из-за всякой мелочи. У вас, у женщин, вечно ругань. Всё чем-то недовольны, что-то делите. Я знаю, что ты у меня не такая. Ты правильная. За что я тебя и люблю».
   Будем ждать нашего папку. Не должен он забыть дорогу к своему дому.

   Девочка подолгу стояла перед портретом отца. Уже после войны мама съездила в город и попросила художника нарисовать портрет мужа с его единственной довоенной фотографии. На портрете у него не было веснушек, и он не улыбался. И вовсе не был похож на неё. Но раз мама говорит, что она похожа на папу, как две капли воды, значит, так и есть.
    Делясь с Жучкой своими впечатлениями после таких разговоров с мамой, да, порой, и просто так, девочка часто в свой рассказ вплетала слова «вот папа придёт», «папа бы сказал». И оглянувшись, понизив голос, спрашивала:
   - Как ты думаешь, Жучка, папа живой?
   Собака неизменно весело вертела головой, розовый её язык вываливался из пасти, отчего казалось, что Жучка улыбается. Всем своим видом она показывала: «Конечно, твой папка живой. И не сомневайся. Просто, у него где-то есть дела, вот он и задерживается».

   - Жучка, мне опять приснился папа, - сказала девочка, натягивая на себя выгоревшее на солнце платьице. – Маме мы об этом не скажем.
    Собака топталась в сенцах. Потом она подошла к двери, ведущей во двор, и стала царапать её лапой.
   Девочка открыла дверь и сразу же зажмурилась: прямо в глаза ей смотрело Солнце. Потянувшись несколько раз на пороге, она глубоко вдохнула  прохладный воздух, и засмеялась. Словно, первый раз она увидела лихо скачущих вокруг корки хлеба воробьёв; о чём-то шепчущихся с ветром листья акации, краснобокие черешни…

   - Мама, - запрыгала, захлопала в ладоши девочка, увидев идущую по тропинке маму.
   Мама поцеловала дочку в голову, поставила на землю кошёлку и села на скамейку: два больших камня и доска на них.
   Сразу же – нога об ногу – сняла парусиновые тапочки, которые в деревни называли «чувяками». Развязала и опустила на плечи косынку. Вытерла рукой вспотевший лоб.
   Глаза у мамы голубые, волосы собраны в две толстые косы и закручены бубликом на затылке. Красивая мама! Об этом все говорят в деревне.
   - Ой, как же жарко! – мама начала обмахиваться косынкой. – Принеси-ка, доченька, воды. В город я ходила. Так далеко, да всё пешком. Хоть бы какую машину пустили ездить в город. Председатель колхоза говорит, что нет лишних машин. В магазинах я там была, и тебе подарки купила.

   Девочка принесла кружку воды. Мама напилась, вылила на ладонь остатки, сполоснула лицо.
   Когда подняла голову, то увидела, что девочка смотрит на неё пристально и незнакомо. Во взгляде её было столько нежности, что у матери сжалось сердце. Как будто, только сейчас увидела, хоть и знала об этом всегда, как дочка похожа на отца. Родного, долгожданного!
   Она опустила голову, чтобы спрятать повлажневшие глаза. Спросила:
   - Что ты, Раечка, смотришь на меня так? Не узнаёшь?
   - Мама… мамочка, я буду тебя беречь. Я буду тебе помогать. И ещё он сказал…- девочка говорила быстро-быстро; запыхавшись, она спрятала лицо в мамины ладони.

   Прошли годы. Девочка выросла. А ей по-прежнему снится отец. Но каждый раз он от неё уходит.
   Но есть надежда в словах «без вести пропавший»!
   


Рецензии
Дорогая Лариса! Читая ваш, с любовью написанный рассказ, невольно вспоминал строки стихотворения Симонова «Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть. Желтые дожди, Жди, когда снега метут, Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут ...». Они умели ждать. Спасибо!
От души желаю Вам всего самого хорошего в жизни, Нодар

Нодар Хатиашвили   26.06.2014 16:36     Заявить о нарушении
Благодарю Вас, Нодар, за доброжелательный отзыв.Те стихи и другие Константина Симонова я принимаю всей душой.
Желаю Вам всего доброго.

Лариса Прошина   27.06.2014 12:44   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.