Гори, гори, моя звезда...

 
 
 
Я — женщина, горящая свеча,
Огнем нетленным душу отогрею
И воском растекусь, сгорев дотла,
От счастья быть любимою твоею.
      
           Lyalka Koroleva



          Солнце, замерев на мгновения, упало за горизонт. И сразу же мир, до этого безграничный и красочный, погрузился во мрак, сжался, коснулся меня непроглядностью тьмы, пронизал неясным страхом.
Небо цвета индиго и яркие, серебром мерцающие звезды, — это все, что напоминало: жизнь продолжается.
Ночь на краю пустыни, как манящий зов дали дальней. Ощущение одиночества посреди вселенной отзывается ознобом.
Где–то, за километры отсюда, город. Но почему, когда я там, в привычной жизни, я не ощущаю себя? И почему здесь, одной, так сладко? Мысли, как ветер, пронизывают и ускользают, не останавливаясь. Что со мной? Отчего душа полнится блаженством?
Ночь захватила меня врасплох. Небо притягивает взор и, оцепенев, замираю. Манят, мерцая, звезды. Нахожу среди них одну.
— Это наша. Смотри на нее, каждый вечер смотри! — Слышу явственно, словно ты рядом. — И наши взгляды встретятся, родная!

     Ты уезжал, мы не знали, сколь долгой будет твоя командировка. Страны, как и сроки, не оговаривались заранее: начинается весна — значит, скоро собираться в дорогу.
Я понимала: работа, дело, карьера — для мужчины святое. А я?
 Сколько месяцев не увижу тебя, ни на день, ни на миг.
 Сколько раз буду загадывать: "приснись!"
 Сколько раз молить: "не уходи из сна..."
Дни после твоего отъезда казались мне стертыми из жизни, как удаленные файлы. С годами привыкла: жить — на разрыв, в ожидании и надежде.

   И все же всякий раз, узнав о командировке, не могла найти себе места, не удавалось справиться с охватывающим предчувствием одиночества. Накатывалась тоска, и я подходила к тебе, молча терлась щекой об плечо... Ты крепко прижимал к себе:
— Моя хорошая... я с тобой... Не грусти, моя девочка...
— "За расставаньем будет встреча"! — Улыбалась, сглотнув слезы.
Улыбалась весь вечер, смеялась, зная, как волнует тебя мой смех. Мне хотелось, чтобы ты помнил меня веселой, улыбающейся, и я блестяще играла свою роль.
Подходил день, и , обнимая,  ты говорил охрипшим  голосом:
— Поехали кутить, la blanca paloma! *

   Мы уезжали в пустыню, всегда на это место. Весной здесь цвели маки, после зимних ливней сочно зеленела трава, вдали, за туманной дымкой проглядывали контуры гор.
Ты ставил палатку, разводил костер, и, как в студенчестве, мы засиживались до глубокой ночи, в откровенных разговорах и трепетных ласках, прижимаясь крепче друг к другу, словно страшась потерять.
Возвращались домой, притихшие, словно оставив что-то свое там, на краю пустыни, у нашего костра...

   В последнюю ночь мы не спали, словно пытались продлить каждый час.
Я расставляла свечи повсюду: на полу, на столе и на подоконнике, в подсвечниках и в плоских стеклянных мисочках, наполненных водой.
Я читала молитвы за странствующих и путешествующих:

— Моли Бога о мне, святый угодниче Божий Николай,
  яко аз усердно к тебе прибегаю,
  скорому помощнику и молитвеннику о душе моей.

Прижав ладонь к груди, над сердцем, зажигала свечи, переходя от одной к другой, пока все они не затрепетали пламенем, устремившимся вверх, соединяя землю с небом и укрепляя мою надежду:
 
  — Се в путь, мне предлежащий,
    ныне хощу отлучиться и на время сие вручаю Тебе,
    премилосердой Матери моей, душу и тело мое…

Я  просила  благословения для тебя, путника в чужих землях, далеких от дома:

  — … всего себе вверяя
    в крепкое Твое смотрение
    и всесильную Твою помощь….

    Ночь была прелюдией к прощанию.
Ты соблюдал свой ритуал: ставил всегда "наш" диск, и мы танцевали, медленно, расслабившись и полностью отдавшись своему настроению. Босиком, молча, на расстоянии взгляда, на расстоянии взмаха ресниц, на расстоянии вздоха.

   Мы танцевали с волнением и целомудрием подростков, сдерживая дыхание. Осторожно положив ладони на плечи, словно плыли в трансе, испытывая сильнейшее притяжение.

   Мы танцевали, чувствуя тепло и нежность друг друга, как непрерывно текущий ток. Танцевали, ощущая, как накапливаются на «полюсах» заряды, чтобы затем пронизать молнией два слабеющих тела.

   Мы танцевали молча. Душа моя горела, взрывалась, томилась, рыдала, рвалась слиться с твоей. Ты знал об этом. Не отводя взора, бережно вел меня в танце. Я мысленно благодарила небо за путеводную звезду, что дала нам шанс встретиться.

О, я чувствовала себя счастливейшей из женщин. Но, погружаясь в глубину твоих глаз, повторяла мысленно одну и ту же просьбу, твердила как заклинание:
— Я хочу, чтобы помнил тепло моих ладоней, помнил, как целую тебя...
Всю–всю меня помнил…
Возьми с собой этот вечер и аромат свечей, которые зажгла для тебя.


***
     Лето долгое утомилось, тебя все нет, и все тяжелее быть одной. После работы, поддавшись своему неосознанному желанию, с полпути развернулась — рванула сюда, на наше место. И вот стою у края пустыни. Что хотела найти здесь? Что пережить? Знала только, что невмоготу без тебя...
— Как я соскучилась, мой родной!

   Монотонно урчит кондиционер, прохладный воздух наполняет легкие. Дорога стелется под колеса. Включаю радио — Lara Fabian, — наша "Je suis Malade"!
Лирическое сопрано, волнующее, как и этот ночной час. Умиротворение.
С удивлением осознаю: вот он, счастливый миг, неожиданно подаренный мне сегодняшним днем, точнее — ночью.
Каких–то полчаса — и я вернулась домой. Однако ощущение таинства ночи не оставляет меня. Я зажигаю две свечи в подсвечниках: твою и мою.

  — Родной мой... Да хранит тебя Бог!
    Да продлятся дни наши!
     Аминь.

     Светает. Мечутся тени, убегая от язычков пламени; стекают капли воска, образуя причудливый узор. Горят наши свечи — увидимся! 
Сквозь дремоту чудится твой голос:

   Гори, гори, моя звезда,
   Звезда любви приветная!..


-------

*/ la blanca paloma (исп.) — белая голубка


Фото Интернет