1. Джульета

Июль 1960 года. Последние дни моей  гражданской жизни. Я  уже поступил в военно-морское училище, но еще не принял присяги, и в летнем лагере училища, близ Зеленогорска, дожидаюсь, вместе со своими однокашниками,  отправления на годичную стажировку на Балтийский флот.
Мы еще ходим в город в гражданской одежде, но уже по увольнительным запискам, с предписанием явиться в лагерь к 23 часам.  В это утро я с двумя приятелями поехали в  парк Культуры Зеленогорска , рассчитывая провести день на пляже.
От кромки парка до воды залива около ста метров желтого горячего песка. На нем голубые будки для переодевания, солнцезащитные зонтики и всюду загорающие курортники. На жесткой траве, ближе к парку, несколько групп играющих в мяч. На небе ни облачка. Полное безветрие.  Слева гранитные остатки пирсов и волноломов времен, когда курортный Зеленогорск был финским городом Териоки. В образованной гранитными пирсами  мелкой, давно затянутой песком осенних штормов  бухте, по колено в воде бродят с сачками пацанята, ловят мелкую рыбку-колючку. Прямо перед глазами сверкающая гладь Финского залива с виднеющимся вдали Кронштадтским Морским собором. Справа, метрах в двухстах, подходящие почти к самому берегу сосны, лежащие на песке рыбацкие лодки  и  деревянные корпуса санатория,  У кромки воды детишки из мокрого песка строят крепости и замки. Много купающихся, так как погода несколько дней стояла отменная и вода хорошо прогрелась.
Мы догадались прихватить с собой простыню и  идем по жесткой траве в сторону рыбацких лодок, просматривая пляж и выбирая место, где бы нам расположиться. Критерия выбора два: наличие свободного места недалеко от воды и присутствие в непосредственной близости симпатичных девочек - для завязывания знакомства.  Не прошли и пятидесяти метров, как Валера Богданов сделал стойку. Возле перекладины, закрепленной между двух сосен,  стояла прелестная фея лет 16 и смотрела, как перед ней «мастерились» пляжные завсегдатаи. Валера, с прекрасной фигурой атлета и первым разрядом по гимнастике, показал ряд лихих финтов и оказался вне конкуренции. Через пять минут он уже шел с юной феей, что-то нашептывая ей на ушко, в сторону уходящего в море мола.
Нам же с Сашкой пришлось дойти почти до самых лодок, прежде чем нашли то, что искали. У последнего грибка расположились на пестрой подстилке две  симпатичные девушки.  Одна из них, тоненькая, с копной светло каштановых волос, в красивом полосатом купальнике с открытой спиной, лежа на животе, читала толстый журнал. Вторая,  брюнетка, с высокой, чуть прикрытой узким бюстгальтером грудью и развитым тазом в голубом бикини, сидела в «позе лотоса», созерцая залив. Место в непосредственной близости было свободно, и мы решили больше не искать счастья. Сбросив рубашки и брюки,  оказавшись в плавках, мы с наслаждением растянулись на простыне с инвентарным номером в метре от пестрой подстилки.
  «Двое рыжих – это перебор», - шепнул я Сашке, - «Увлекись девушкой с формами».
«Я  за! Меня худышки не когда не привлекали», - ответил он мне еще тише.
Девушка в купальнике закрыла книгу и  задумчиво посмотрела на обложку, как бы не решаясь опустить ее на подстилку. Я узнал книжку  «Нового Мира» с  романом Селенджера «Над пропастью во ржи».
Тему разговора  можно было не искать.  Поймав взгляд девушки, закончившей чтение, я спросил без вступлений: «Понравилось?»
Она  ответила просто, как будто мы только что на секунду прервали разговор: «Очень! Я  давно ничего  проникновеннее не читала!»
Не отрывая от собеседницы взгляда, я заметил: «Я сразу  понял по  выражению, с каким Вы  закрыли журнал, что это Селенджер. Сам долго ходил под его впечатлением».
Она слегка улыбнулась в ответ: «Знаете, мне всегда нравилась «Юность». Особенно повести Кузнецова, Гладилина, Аксенова, а сейчас вижу, что  и «Новый мир»  печатает прекрасные вещи!»
Уже как хорошей знакомой, замечаю, ожидая вопроса: «Мне тоже «исповедальная проза» нравилась, пока в школе учился».
И вопрос последовал: «А сейчас вы чем занимаетесь - учитесь или работаете?»
Пора представляться: « Да вот мы с приятелем, его, кстати, зовут Александр, а меня Павел, только что поступили в училище Дзержинского».
Девушка явно разочарована, но  спрашивает без ехидной ухмылки : «Так это что, ПТУ? и на кого там учат»?
Саша вступает в разговор: «Нет, это военный ВУЗ с пятилетним сроком обучения, готовящий инженеров для  ВМФ».
Девушка улыбается с некоторым недоверием: «А почему называется училище, если это ВУЗ?»
«Так принято исторически», - отвечаю я, - «кстати, один из лучших московских ВУЗов тоже называется училищем, это знаменитая Баумановка».
«Да, МВТУ им. Баумана я знаю», - с улыбкой замечает моя собеседница, - «у меня дядя его окончил, а сейчас он там аспирант».
«Ну, мне до аспиранта пока далеко», - говорю я, - «но адъюнктура  в Дзержинке есть».
«А что  такое адъюнктура»? - присоединяется к разговору брюнетка, тщательно выговаривая незнакомое слово.
«Так в военных ВУЗах называется аспирантура», - отвечает Саша, - «но не слишком ли много информации о нас, пока мы не узнали даже ваших имен, прекрасные незнакомки?»
«Меня зовут Роза», - несколько жеманно сказала брюнетка и протянула Саше руку с ярко-красным маникюром. «Какое прекрасное и экзотичное имя»! - рассыпался в комплементах мой друг и галантно поднес ее кисть к губам, - «Целую ручки!»
«Вы не поверите, но с экзотикой и у меня тоже все в порядке, мои романтичные родители назвали меня Джульеттой»! - с легкой улыбкой произнесла вторая.  Грациозно перевернулась,   села и, тряхнув гривой волос, протянула мне узкую кисть. Я не без волнения слегка пожал протянутую руку. Кисть была теплая и сухая.
Девушка мне определенно нравилась. Чистая, чуть тронутая загаром кожа, такая нежная, как бывает только в юности. Слегка продолговатое лицо с пропорциональным носом, отмеченным дюжиной едва заметных веснушек, и слегка вздернутыми, выразительными бровями. Розовые, как бы слегка припухшие губы. А главное - глаза. Аквамариновые, опушенные длинными ресницами.
Саша увел Розу купаться, а мы  с Джульеттой остались загорать.
«Если не возражаешь, давай перейдем на ты», - негромко сказала она и улыбнулась одними губами. Глаза оставались серьезными, как будто мы заключали какой то договор.
« Конечно»! - Ответил я. Мне хотелось сказать ей что-то дружеское, но на простой комплимент не хватало решительности, и я, чтобы не молчать, спросил: «Ты была на выставке Станислава Рериха в Эрмитаже»?
 «На выставке я еще не была, так как приехала из Москвы к бабушке только неделю назад и сразу в Зеленогорск, на дачу. А вообще-то я  учусь в школе, перешла в одиннадцатый класс, и еще до сих пор не выбрала, куда мне пойти после школы. Возможно, в МГУ, на биологический, и хотя учусь я хорошо, всего две четверки за 10 класс, но боюсь, получится ли поступить с первого раза».
Она пристально посмотрела мне в глаза и спросила: «А ты не перепутал имя художника? Рериха зовут Николай, я точно знаю. У моей бабушки есть одна его акварель с подписью».
«Нет, в Эрмитаже выставка картин его сына, Станислава Рериха», - и я начал подробно рассказывать о выставке. Когда закончил, то добавил:
«А картины Николая Рериха есть в Русском музее. Вообще-то, у меня есть довольно хорошая подборка репродукций русских художников, я филокартист, но Станислава Рериха у меня в коллекции нет».
«Филокартист, не перепутать бы с филлоксерист!» -тут же откликнулась шуткой девушка.
«А кто такие филоксеристы?»- озадаченно спросил я .
«Ну, наверное, те, кто занимаются изучением филлоксеры, есть такой вредитель растений. Однако, боюсь, что филоксерист – это мое словотворчество по удобному случаю! А вообще-то, мне бы очень хотелось сходить на выставку, тем более, что ты так ее расхваливаешь».
«Нет проблем», - ответил я, - «Давай запланируем посещение в следующее воскресенье и я не только проведу тебя по выставке, но и покажу весь музей. У нас в одиннадцатом классе был организован цикл занятий в Эрмитаже, так что я буду достаточно квалифицированным гидом».
«С удовольствием воспользуюсь твоим приглашением, тем более что на этой неделе мы переезжаем с дачи в город. Бабушка живет на Невском, в доме 24, так что мне до Эрмитажа совсем близко».
« Я вообще-то живу в Московском районе у Парка Победы, это довольно далеко от центра, но сейчас, после поступления в Училище, мой дом на несколько лет будет в Главном Адмиралтействе, а это еще ближе к Эрмитажу. Сейчас мы живем в лагере Училища недалеко от Зеленогорска, но через четыре дня нас переводят в Адмиралтейство. В воскресенье нас отпускают в увольнение, так что давай встретимся у Александровской колонны в 10 часов утра - Эрмитаж в это время как раз открывается».
«Годится!»- коротко ответила Джульетта и, ласково улыбаясь, спросила: «Почему ты говоришь про 11 класс? Ведь мы первые, кого вынуждают учиться по этой схеме».
« Нет, это не так, первыми были мы - еще в 1957 году», - возразил я, - «Эксперимент  на нас отрабатывался.  Решили, что опыт удачный, и сейчас эту схему поставили на поток! К сожалению, я попал еще в один эксперимент: экзамены мы в Училище сдали, но учиться начнем только через год. А  c сентября, как ни грустно, будет не учеба, а  десятимесячная стажировка на кораблях Балтийского флота».
«И меня не очень радует перспектива чередовать учебу с практикой еще целый учебный  год,  хотя всему, чему меня научили в прошлом году, я думаю, найдется применение».
«И чему же тебя научили"? – Поинтересовался я.
« Меня закрепили  в машинописный отдел нашего завода, и я сейчас довольно хорошо печатаю на машинке».
Девушка изобразила своими тоненькими пальчиками процесс печатания и продолжила: «Думаю, что к концу одиннадцатого класса смогу уверенно печатать вслепую»!
«Что это тут Джульетта изображает пианистку"?  - спросила подошедшая после купания Роза. Узкий бюстгальтер, казалось, прикрывал только соски ее  объемной груди. Вся ее невысокая ладная фигурка с развитым тазом и чуть тонковатыми икрами невольно притягивала взгляды окружающих. Шедший в шаге от нее коренастый, с рыжей волосатой грудью, Сашка просто пожирал ее глазами.  По тому,  как  хозяйски  он обнял ее за талию, заглядываясь через плечо на ее очевидные достоинства, а она откровенно прижалась к нему, было ясно, что они нашли общий язык.
«Давай, сходим и мы выкупаться!» - предложил я Джульетте.
«Мне не хотелось бы сразу заходить в воду, давай сначала пройдем по кромке воды до волнолома, а там уже  искупаемся!»
Я вскочил на ноги и подал ей руку, помогая встать с подстилки. Девушка легко поднялась и, не выпуская кисть моей руки, повернулась ко мне. Она была почти на голову ниже, и смотрела на меня, чуть подняв лицо, как бы чего-то ожидая.
Решимости моей хватило только ласково обнять ее за плечи. Она доверчиво прижалась ко мне, обхватив мою талию, и мы, стараясь идти в такт, побрели по мокрому песку вдоль уреза воды,  разговаривая вполголоса.
Удивительное дело! Оказывается литературные вкусы у нас практически одинаковы: нравятся Бунин и Чехов и совсем не нравится Достоевский, нравятся Маяковский и Ахматова, и вполне заурядным кажется Гумилев.
Мы вышли на волнолом и сели на шершавую поверхность бетонного монолита. Поднялся легкий ветерок, и стало не жарко. Ни купаться, ни уходить с насиженного места не хотелось. Мы сидели на теплом камне, свесив ноги к воде. Набегавшая волна иногда доставала моих лодыжек, а ей, чтобы намочить  пальцы ног, приходилось опускать носки ступней. В прозрачной воде сновали стайки маленьких рыбешек. Наиболее смелые тыкались  в пальцы наших ног открытыми ртами.
«Знаешь, Паша, у меня такое впечатление, что мы с тобой давно знакомы!»
У меня сладко сжалось сердце от желания ее поцеловать, ее голова лежала у меня на плече, но я не решился и от смущения промямлил : «Наверное, это потому, что мы из примерно одинаковой среды и одинаково думаем. Я, еще до того, как ты предложила пойти сюда, тоже подумал, что не стоит брести сотню метров по колено в воде, а  лучше искупаться с волнолома».
Джульетта ласково улыбнулась и  негромко стала читать стихи:

Мечты любви моей весенней,
Мечты на страже дней моих
Толпились, как стада оленей
У заповедных вод лесных.

Малейший звук в зеленой чаще
И вся их гордая краса,
Весь сонм, блаженный и манящий,
Уж мчится молнией в леса.

«Это Бунин», - сказал я тихо.
«А я знала,  что ты их узнаешь», - ответила моя подруга.
«Почему»?- спросил я, предугадывая ответ.
«Потому, что я чувствую, что тебя давно знаю, а ты знаешь меня»?
« А я знал, что ты это сейчас скажешь, так как сам то же чувствую»!
Девушка не ответила, а только еще крепче сжав мою руку,  потерлась  щекой о мое плечо. Мы долго сидели молча.
Было одновременно и радостно и грустно. Радостно от присутствия, человека, с которым можно и хорошо говорить, и просто молчать. Грустно от понимания неизбежности расставания.
Как бы в ответ на мои мысли девушка бодро сказала: «За то мы в следующее воскресение встречаемся и целый день будем вместе! Хорошо бы, чтоб этот день был как сегодня, мне лучше не надо».
«Спасибо, маленькая!» - сказал я, - «Мне ни с кем не было так хорошо и просто, как с тобой. А значит, продолжение следует, вся жизнь впереди!»
К сожалению, ни в следующее воскресенье, ни через годы мы не встретились.
В лагере, перед самым отъездом в город,  наступив на ржавый гвоздь,  я проколол себе пятку и  вместо воскресного увольнения попал в санчасть. Рассчитывал сходить в самоволку через Восточные ворота, но нога так болела, что перелезть через трехметровую преграду было нереально.

Когда вернулся в Училище после стажировки,  я несколько лет все еще надеялся встретить ее у дома 24 по Невскому проспекту. Однако, увы, не встретил.
Но и до дней, когда пишу эти строки, все еще живы во мне светлые воспоминания о случайной знакомой с романтическим именем Джульетта и легкая грусть о несостоявшейся встрече.
На заставке: Золотой пляж в Зеленогорске
Продолжение: http://proza.ru/2013/01/07/39