Прости

Жара придавила город раскаленным тяжелым воздухом.
Теперь понятно, как будет выглядеть конец света. Мне не очень подходит, так как я слишком страдаю.
Слишком.
Разум заставляет сознание смириться и терпеть. Но тело сопротивляется.  Оно с радостью  бы рассталось с ненавистной жарой, а заодно и с надоевшим сознанием. Но разум, как клей-момент пока сильнее. Он одерживает верх над слабостями и скрепляет собой сознание и тело.
Тело слушается сознания, и сознание крепится разумом.
Все хорошо.
Но, только до той минуты, пока я не взгляну в глаза брату.

Глаза его высечены умелой рукой мастера на гранитной плите.
Сколько лет уже его нет? Пятнадцать? Двадцать?
 
Да ладно, ладно, я-то знаю, что он жив. Он где-то там, в информационном поле.
 Слился с бабушкиной аурой. Когда она умерла, он шутил: все там будем, что горевать-то! А через год,  действительно, там.
Не все, конечно, но уже почти половина семьи на тот момент.
 Нет, я не скажу, что я его очень любила. Младший – он и был младшим.
Зануда, кривляка, вечно мешающий мне, уже подросшей, уже слишком занятой собой, чтобы возиться с « малявкой».
Что? Ты любил меня?
Хм..
Не заметила. Я давила в себе обиду, когда ты рассказывал, как отдыхал на юге и называл нашу общую знакомую своей сестрой.
Ерунда, конечно, мелочь. Но, едкая мелочь.
Я простила. Мне было жаль тебя. Ты так много пил и так хотел побыстрее стать взрослым…

Боже мой, как жарко. Мне не вернуться в свой дом, мне не выйти из этого кладбища.
Тебя убили в начале  девяностых. Просто так. Хулиганская драка. Ты умер на полу нашей квартиры, пока я с родителями была на даче.
Короткая жизнь, случайная смерть.

Будильник звенит. Надо же, какой сон.
Мне пять лет. У меня пока нет брата.  Под подушкой резиновый ослик от Деда Мороза. Но я догадываюсь, что это от мамы. Наверное, я рада подарку.
 
Мама зовет меня нежным тихим голосом.  Предлагает положить ладошку ей на живот и почувствовать, как ты толкаешься там, у неё.
Мне неприятно. Зажав рот рукой, я бегу в туалет.
Прости.