Шериф пишет рассказ на конкурс

=Я и голуби=

Этот голубь...

Я помню его с детских лет. С киоска у Вируских ворот, где я покупал первую в своей жизни трубку. Вы, вероятно, знаете, там купили себе трубки Чехов и Хемингуэй. Причем одновременно. Третьим подошел я. Продавец оказался словоохотливым. Московские – явинские не берите, сказал он. – Нет, ничего плохого сказать не могу, но у писателей не котируются. Посмотрите вот эти — они пользуются спросом у британских моряков. Так я купил свою первую трубку. Мне было 13. Она прослужила мне тридцать лет и три года...

Смешно, но потом мы встретились с тем продавцом в Лондонском пабе. В небе кружили голуби, вечерело. Царкающей походкой ко мне подошел лондонский бродяга и попросил шиллинг. Я узнал в нем продавца трубок. Узнал ли меня он, сказать трудно. Он не сказал, а я не спросил. Я просто дал ему полфунта. Потом мы долго пили отвратительно-теплое лондонское пиво. Тогда я еще не знал, что в Англии нет ни одного паба, где наливают теплое пиво. Я узнал об этом много позже. Поэтому мы пили теплое пиво. Он рассказывал мне свою биографию и вспоминал Вируские ворота в Таллинне. Видимо, он полагал, что я не знаю, где это находится. Но я знал. Я с вызовом курил ему в лицо свою первую в жизни трубку, надеясь, что он вспомнит. Но он не вспомнил. Или притворился. Биография у него была черно-белая, впрочем, как у всех эмигрантов. Может быть, в следующий раз я вам ее расскажу. Но не сейчас. Потому что сейчас я о голубе у Вируских ворот.

Мимо них я проходил в столовую. Да, да, ту в самую, на углу Виру и Вене. Там служила официанткой необыкновенная девушка. Я звал ее Изабеллой. У нее были удивительные стройные ноги и лицо испанской королевы. Она подавала мне пельмени с улыбкой, которой позавидовал бы сам серж. В зале висела довоенная бронзовая люстра с хрустальными подвесками, и скрипели паркетные половицы. Ради этих ног, этой божественной улыбки и этих скрипучих половиц я проходил лишние стопятьсот метров с работы, теряя драгоценные минуты обеденного перерыва. Но они того стоили. It's worth that. Это по-английски. Не понимаете? Приезжайте ко мне на Остров, я переведу.

Через двадцать пять лет я встретил ее в Манчестере. Она торговала носочками в киоске на тамошнем рынке. От ее улыбки и когда-то волновавших меня ног почти ничего не осталось. Все превратилось в какой-то серый хлам. Но она узнала меня, хотя я ее не узнал. Мы поговорили... она рассказывала о столовой на углу, где служила официанткой. Я делал вид, что не знаю, где это находится. Я курил трубку с каменным выражением лица. В конце она рассказала анекдот по-эстонски, но даже в этот критический момент я ничем себя не выдал.
- Какой красивый язык, - сказал я на прощание. - Никогда раньше не слышал. Она все поняла и провожала меня долгим грустным взглядом некогда прекрасных глаз. Я не оглядывался, но чувствовал ее взгляд у себя на спине.

Но о голубе.

Как ни странно, в той, таллиннской, жизни я не был знаком с Витией. Мы жили в одном городе, ходили по одним и тем же улицам, но не встречались. Много лет спустя, переехав в Лондон, я бродил по его незнакомым улицам, но и там ни разу не встретил Витию. Я чувствовал, что он где-то рядом, сидит за кружкой пива в том же пабе или ставит на тотализаторе на ту же лошадь, что и я. Однако нам так и не повезло познакомиться. В поисках Витии я объездил все городки Южной Англии, потом побывал в Манчестере и Ливерпуле –  Вития как сквозь землю провалился. Порой в голову мне приходила крамольная мысль, что Вития не существует реально, что это миф, сказка, придуманная Фурычем, когда они пьянствовали вдвоем с amigo в баре La Vita. Тогда я с силой тряс головой, стараясь отогнать эту бредовую мысль. И вот однажды... Однажды в толпе случайный прохожий положил мне руку на плечо. - Вот он, Вития! - подумал я и резко обернулся. Но это был ниггер, который спросил у меня, как пройти на Трафальгарскую площадь. Путая русские и эстонские слова, я объяснил. Прохожий подарил мне широкую растаманскую улыбку и ушел, а я подумал: - Вития не может быть ниггером, для этого он слишком белый.

Вития был белый, а голубь сизый. Он что-то уронил на меня там, у Вируских ворот, когда я покупал первую в своей жизни трубку. Я запомнил его хищный бреющий полет. Кроме меня, там покупали трубки Михаил Веллер и Сергей Довлатов. Но об этом я узнал гораздо позже.

Счастлив тот голубь, думал я потом. Ведь не исключено, что он уронил что-то также и на Витию. Почему такая несправедливость царит в мире? Голубь, эта сраная птичка, знает нас обоих, а мы не знакомы. Как всегда в такую минуту, в минуту тягостных раздумий о судьбах моей родины, на моем типично-эстонском лице навернулись слезы. А голубь? Я встретил его потом у колонны Нельсона на Трафальгар-сквер (это по-английски). Он узнал меня и махнул мне крылом. В этот раз мне не было нужды притворяться, и я махнул ему рукой в ответ.

Эмиграция, она для всех одинакова, подумал я. Не мать родная.

А знаки препинания я ставлю так: Царкающей? походкой ко мне, подошел, лондонский бродяга: и попросил шиллинг.

Но Витию я так и не встретил.

Ваш Шериф. Всем успехов. Я

=Обсуждение=

Вития: Шериф написал отличный рассказ. На онтологическом уровне.

Антивития: Шериф написал дерьмовый рассказ. Обычная шерифовскя мазня!

Вития: Вы ничего не понимаете, потому что не умеете читать.

Антивития: Пошел нах!

Вития: Ушел.

Фурыч: Вития в рассказе — это ризома. Я бы сказал, что Шериф дал нам классическое описание ризомы. Жаль, что греки ничего не знали о ризоме, тогда бы они были такие же умные, как я...

серж: Витию надо было искать в Испании. Когда я был в Андалузии, там на каждом углу стоял Вития и просил подаяние. Я хотел кинуть ему в шляпу пару-другую песо, но Светка не позволила. Сказала: тогда на пиво не дам... впрочем, в Испании тоже в ходу евро, как и у нас. Но я хотел дать ему песо, это так по-испански!

dead mentai: в Британии давно уже нет шиллингов. Автор, вероятно, не в курсе.

Шериф: я знаю, что нет. Но без шиллингов рассказ не писался.

cерж: вот и я говорю: без песо это не Испания.

Интеллектуальная дама: На самом деле Шериф искал не Витию. Он искал самого себя. Рассказ надо было назвать «В поисках себя». Нет, лучше «В самопоиске».

Неинтеллектуальная дама: «Я и голуби» - глупое название. Я вот смотрела «Любовь и голуби» - это гораздо круче. Шерифу надо писать сценарии.

Шериф: Я уже подписал контракт... с австралийской студией. 125 серий. Обещали хорошо заплатить. Тема? Эмиграция нашей волны. В Австралии.

Вития: Пришел.

Антивития: Зря!

Вития: Ушел.

Посторонний: Кто такой Вития?

Фурыч: Мой ученик. Тут все мои ученики.

Посторонний: А ты кто такой?

Все хором: Не знать Фурыча!!! Да ты, да ты, да ты... отпетый негодяй, вот кто ты. Фурыч — это же ученик Астрова!

Посторонний: Ааааааа, ну так бы сразу и сказали.

Синичка: хороший рассказ.

Оса: Тупой рассказ. Не узнаю Шерифа. Я пишу стихи лучше всех.

Синичка: рада за тебя.

Оса: Синичка, положи спички на место!

Синичка: Все! Достали! Прошу модератора стереть все мои комментарии.

Скобка: Синичка, не истери.

Кнопка: я читала этот рассказ в рукописи семь лет назад.

Шериф: Очень может быть, хотя я написал его только вчера.

Кнопка: ну, значит, было что-то похожее.

Вития: семь лет назад Витию никто не знал...

кнопка: зато все знали меня и Шерифа.

серж: и меня...

Скобка: зато вы не читали Лосева.

Вития: Я читал.

Скобка: Тебя не спрашивают!

Вития: Ушел

Антивития: Наконец-то.

Автодром: Всем привет! Скульская не проходила?

Посторонний: А кто такая Скульская?

Безник: любимая женщина Автодрома.

Стеша: все себя пропиарили на витийкиной теме... витийко тоже себя пиарит. Думаю, Шериф и Вития — один и тот же человек. И оба себя пиарят...

dead mentai: Не соглашусь. Рассказ средний, конечно.

Оса: вот и я говорю: Шериф может лучше.

Синичка: Я тут стихо написала о настоящей мужской дружбе Витии и Шерифа. Стихо корявое вышло, но не могу молчать. Можно, я опубликую?

Оса: Кому нужны твои стихи?!

Синичка: Тогда не буду.

Скобка: Синичка, не истери!

Amigo: Вития не умеет плавать. И в Испании его нет. Это серж спьяну придумал...

серж: с какого пьяну, hermano?! Ты же видел меня пьяным. Спьяну я только стихи пишу, в рифму...