Невыдуманные истории из рыбацкой жизни. История 2

                История 2.
                Груза.
 Расходились поздно, настолько поздно, что в светло-фиолетовом июньском небе уже загорались первые звездочки. Прощаясь, Николай восторженно тряс руку Клавдии Петровны и целовался в губы с Петром Егоровичем.
- А, то бы оставались у нас, - уговаривал он тестя с тещей, - Чайку бы попили, поболтали.
- Не сынок, не, – отнекивался Петр Егорович, при этом он вопросительно поглядывал на жену.
Клавдия Петровна, отрицательно кивая головой, беззлобно выговаривала: - Знаю я, чем эти твои чаи заканчиваются.
Пьяненький Петр Егорович блаженно улыбался супруге в ответ и согласно кивал головой. Потом, уже в который раз прощаясь с зятем, он неожиданно спросил: - А, на рыбалку когда поедем.
Николай на минуту задумался, затем, приобняв тестя за плечи, ответил: - А, вот батя, как груза найду, так сразу и поедем.
Петр Егорович непонимающе посмотрел на Николая.
- Это, что за хрень за такая – груза?
- Это папа железяки такие. К ним привязывают веревки и бросают за борт. Концы веревок привязывают к лодке.
- На хрена?
- Ну, батя, ты даешь! – весело воскликнул Николай, и объяснил: - Да для того, чтобы лодку ветром с места не сносило.
- Э, делов то! Ты завтра вечером, попозже приходи ко мне на дежурство, мы на базе у меня подберем, что хочешь.
- Хорошо папа, обязательно приду, - ответил Николай, и тайком от тещи показал Петру Егоровичу жест, который у мужского населения означает поллитру.

 В вечерних сумерках, следующего дня Николай подошел к проходной ДСУ – 3. Въездные  ворота, да и сама дверь проходной были закрыты. Николай долго стучал в железные створки ворот, затем, решив, что тесть ушел на обход территории, присел на ступеньки крыльца. Закурив сигарету, он задумался. Размышления Николая не были целостными. Вначале он задумался о некой несправедливости в жизни: О Викторе, что продал ему лодку, которой было уже добрых пятнадцать лет за половину стоимости от новой, О том, что тому все легко и просто удается в жизни, хотя сил для этого, в отличие от него - Николая он почти не прикладывает. Тесть с тещей сразу после свадьбы помогли тому с постройкой кооперативной трехкомнатной квартиры, а они с Люсей десять лет прожили в двухкомнатной «хрущевке» ухаживая до самой смерти за ее престарелой бабушкой.
 Потом он, как-то неожиданно позабыл о Викторе, и вспомнил о предстоящей рыбалке. Представил себя с удочками, сидящем ранним утром на озере в надувной лодке, по правому борту которой белыми большими буквами сделана надпись – «Люся». Легкий ветерок покачивает лодку и ярко-красный поплавок, так удачно заброшенный к самым камышам.  Представил, и зажмурился от удовольствия. Приятное видение исчезло вместе с голосом тестя: - Спишь что ли зятек?
Николай открыл глаза. Петр Егорович стоял в проеме раскрытой двери и улыбался.
- Я еще через ворота заметил, как ты на крыльце кимаришь. Хотел, было в ворота громыхнуть, да подумал, не дай бог испугаешься, и с испугу то с крыльца навернешься. Не стал. Однако, стало быть, пожалел, как никак родственник. Ну, давай, вставай. Пойдем в дежурку то, - произнес тесть, протягивая Николаю руку.  Николай встал и пожал протянутую Петром Егоровичем руку.
- А ты, что батя, территорию обходил? - поинтересовался он, входя вслед за тестем в дежурную комнату.
- А, как же иначе! – с чувством глубокой ответственности ответил тесть, и, помолчав, добавил: - Оно видишь Николай дело то, какое; вроде и никто сюда не полезет, а все ж, как никак материальные ценности. И  все это на мне. Так, что я регулярно. Я, что б порядок был.
Он прошел к большому конторскому столу, убрал лежащие на нем газеты и журналы, придвинул второй стул и предложил Николаю присесть.
- Я батя принес, как обещал, - произнес Николай, присаживаясь к столу.
- Ну, так давай, доставай, - оживился тесть.
- Только я без закуси. Позабыл купить, - смутился Николай.
- Ничего зятек, ничего. Ты не переживай. У меня закусь есть. Доставай.
Тесть метнулся к стоящему в углу старенькому, без морозильной камеры холодильнику, достал оттуда нехитрую закуску, и, кивнув головой на стоящие на столе стаканы, произнес: - Наливай.
Бутылочку незатейливого плодово-ягодного вина, местного разлива, выпили быстро, после чего тесть, сказал, вставая: - Пойдем смотреть тебе железяки.
 Обширный двор дорожно-строительного управления был плотно заставлен спецавтотехникой. По правую сторону, вдоль автомобильных боксов стояла исправные, готовые к работе дорожные автомашины. С левой же стороны, вдоль высокого бетонного забора покоились неисправные и отслужившие свой срок механизмы.
- Нам сюда, - махнул тесть рукой в левую сторону, и, глядя на Николая, добавил: - Во вот тут, в этом металлоломе и будем искать тебе груза.
Николаю сразу приглянулся приличный, килограммов на десять гак – крюк от автомобильного подъемного крана. Подобрав его с земли он, подозвав тестя, сказал: - Вот батя, вот это – то, что надо. Сюда веревку пропустим, - показал он Петру Егоровичу проушину, – И на дно. Даже если дно песчаное, крюк все равно за что нибудь зацепится, и лодку сносить не будет.
- Ну, зятек такого то добра мы тебе здесь сколь хочешь, найдем, - произнес Петр Егорович, оглядываясь по сторонам.
 Однако все же не смотря на все заверения тестя, найти второй гак родственникам так и не удалось. Пройдя и тщательно исследовав все закоулки «калашного» ряда Николай и Петр Егорович пришли к выводу, что второго такого груза они здесь не найдут.
- А, тебе Николай, что именно такой и нужен, иль, что другое сгодиться? – спросил у зятя Петр Егорович.
- Сгодится, - согласился Николай, - но все ж хотелось бы, что б одинаковые были груза.
- Тогда пошли, - решительно произнес тесть и направился в дальний угол двора туда, где располагалась столярная мастерская. Поспешая за Петром Егоровичем, Николай недоумевал, что им делать в том дальнем углу, где кроме деревянных обрезков невозможно ничего найти.
- Ну, вот смотри, подойдет? – подойдя к мастерской, неожиданно спросил тесть. Николай огляделся вокруг. Ничего, кроме выброшенных после ремонта, старых чугунных радиаторов в округе не было.
- Ты, чего батя, шуткуешь, - показывая рукой на радиаторы, спросил Николай. Петр Егорович проследил за рукой зятя и отмахнулся.
- Ты сюда смотри, - и он, задрав голову вверх, указал рукой на самодельный подъемник, расположенный на крыше здания.
 Николай посмотрел вверх. В затяжных июньских сумерках он достаточно хорошо разглядел подъемный механизм, а главное – гак, точно такой же, как и первый, найденный ими полчаса назад в «калашном» ряду.
- Ну, и что? – разглядывая подъемник, спросил он у тестя.
- Как, что? – удивился тесть, - вон он твой груз болтается. Точно такой, как ты хотел.
- Ну, так и что батя с того, что он болтается. Он то ведь нужен, - глядя на Петра Егоровича, сказал Николай.
- Кому он на фиг нужон! – воскликнул тесть, и, обернувшись к зятю, продолжил: - Лет пять тому назад крышу ремонтировали, с тех пор и остался подъемник на крыше. Так, что зятек никому он не нужон.
- Нужон, не нужон, - передразнил Николай тестя: - Только как его достать то?
- С крыши Колюня, с крыши.
- Это и ежу понятно, что с крыши, а как на крышу то попасть?
- По лесенке. Тут пожарная лестница рядом есть. Заберешься по ней на крышу и крюк то свой и снимешь. С этими словами, тесть, взяв Николая за рукав, потянул его к дальнему концу здания.
- Вот и лестница тебе, забирайся и снимай свой груз, - произнес Петр Егорович зятю, показывая на пожарную лестницу. Николай подпрыгнул и, уцепившись за нижнюю перекладину подтянувшись, легко взобрался на лестницу.
- А ты батя, как же? – спросил он тестя, глядя на того сверху вниз.
- Не уж зятек, я тебя внизу подожду. Не в моих летах уже по крышам лазить.
 Взобравшись на крышу здания, Николай решительно направился к подъемнику. За ним, переходя на мелкую рысь, семенил по двору Петр Егорович. Поглядывая снизу вверх на статную фигуру зятя, он кричал: - Ты это зятек, ты, как подойдешь то, стрелу на себя разверни, и снимай его.
Он хотел еще что-то добавить, но не успел. Не заметив стоящую на его пути двухсотлитровую металлическую бочку, наполненную в противопожарных целях до краев водой, Петр Егорович со всего размаху врезался в нее. От неожиданности он потерял дар речи. Вместо стройной фразы обращенной к зятю, в полной тишине охраняемого им объекта раздалось громкое, полное удивления: - А-а-а!
От столкновения со сторожем бочка качнулась и накренилась. На мгновение она застыла в неустойчивом равновесии, и Петр Егорович, не желая водопролития, ухватился за ее край. Краткую секунду длилось неравное единоборство сторожа и противопожарной емкости, и в этой борьбе перевес, согласно законам физики выпал на долю тела, обладающего большей массой. Как ни упирался Петр Егорович, бочка все же прошла тот угол наклона, за которым неизбежно происходит опрокидывание. И емкость упала, увлекая за собою сторожа.
 Лежа в луже застоявшейся, протухшей воды, Петр Егорович глядя в темнеющее небо, подумал: - «А, на хрена мне то нужны эти груза? Мне то какой прок с них?» Он еще хотел, было о чем-то подумать, но, почувствовав, как проникает сквозь одежду к телу вылившившаяся из бочки вода, поспешил встать.
От недавнего хорошего настроения у Петра Егоровича нечего не осталось, а то, что появилось после падения, было, прямо скажем отвратительно. Превозмогая свои физические и нравственные страдания, он все же поднялся с лужи и, оставляя за собой мокрые следы, побрел к дальнему концу здания, на крыше которого его родной зять – Николай, уже пытался, что-то сделать с механизмом подъемника.
Ночь, не смотря на середину июня, была прохладной. Поэтому уже подходя к концу здания Петр Егорович почувствовал еще легкий, а потому и не вызывающий особого волнения, озноб.
- Ну, что там у тебя зятек? – слегка постукивая зубами, громко спросил он у стоящего на крыше зятя.    
- Да, вот понимаешь батя, заело механизм поворота. И не туда и не сюда, - не глядя на тестя, ответил Николай.
- Да, хрен с ним с механизмом! Ты сюда крюк спускай. Я его здесь отсоединю, а ты трос назад подтянешь, - справляясь с дрожью в голосе, посоветовал зятю Петр Егорович.
Николай, взявшись за рукоятку лебедки, попытался крутануть ее. Рукоятка осталась на месте.
«Стопор», - догадался он, и, нащупав рычажок стопора, перевел его в другое положение. Рукоятка пошла, но трос, и висящий на его конце заветный гак, с места не тронулись. В недоумении Николай прекратил вращение.
- Что там у тебя, сынок! – прокричал, уже заикаясь от холода, Петр Егорович.
- Да, понимаешь батя, не идет вниз то трос. Барабан крутится, а трос вниз не идет.
- А, ты глянь, может трос  то с блока соскочил? От того и не идет, - последовал незамедлительный совет с низа.
Николай посмотрел на самый край выносной стрелы. И точно, трос не лежал в пазу блока, где ему было предусмотрено быть, а покоился на его оси.
 Чертыхнувшись, он прокричал вниз: - Да батя, соскочил! Что делать будем?
- Надо Колюня лезть на стрелу и поправить. А так ничего не выйдет!
Николай с сомнением посмотрел на хлипкую самодельную конструкцию, сваренную из двух дюймовых водопроводных труб. Уверенности в том, что эта конструкция выдержит вес его молодого и здорового тела, у него не было, а потому, не зная другого решения вопроса, прокричал в темноту ночи: - Слышь, батя! А, выдержит?
- Честно сказать Колька – не знаю. Раньше по два – три рулона рубероида за раз поднимали, а больше не пробовали, - последовал вперемежку с икотой, честный ответ тестя.
- Ну, и чего же делать?
- А, че делать – лезть надо!
Николай вздохнул и осторожно взобрался на каркас подъемника. Превозмогая легкую тряску в коленях, сделал первый несмелый шаг на стрелу. Стрела подъемника ответила незначительным прогибом и еле заметной вибрацией. Второй небольшой шажок вызвал еще больший прогиб стрелы, а ее вибрация усилилась настолько, что уже была сравнима с вибрацией в коленях Николая.
- Да, ну ее к хренам! – воскликнул он и спрыгнул на крышу строения.
- Слышь, батя! Не выдержит она! – крикнул он вниз, и через секунду добавил: - Прогибается!
Ответа снизу не последовало. Лишь спустя некоторое время, сквозь напряженный лязг зубов, донеслось: - Ты Колька руками за нее уцепись и добирайся до блока. Там поправишь и айда назад.
-Ага, назад! А, как сломится?
- Да и хрен с ней! Пусть ломится!
- Ну, так и я с ней навернусь.
- Да не боись ты здесь всего то шесть метров высота. Минус твоих два, остается четыре. А, если сцышь сильно, так я тебе бочку подкачу, на нее и станешь.
Николай задумался над аргументированным ответом тестя. Выходило – оно не страшно. Перебирая руками, добраться до блока. Поправить трос на блоке, и назад тем же путем. Ну а если стрела не выдержит, то сразу она не обломается, а, скорее всего, начнет сгибаться, что тоже не страшно – высота то не большая.
- Давай батя, кати бочку, и ставь ее под стрелой, - крикнул он невидимому в темноте ночи тестю.
Прошло добрых пятнадцать минут. Николай уже было подумал, что тесть не услышал его, и оттого ничего не предпринимает, как неожиданно гулкий грохот перекатываемой по неровному асфальту бочки, заставил его переменить свое мнение о слуховых качествах родного отца его жены.
- Готово! – услышал он вскоре голос Петра Егоровича. Взявшись за холодный металл стрелы, Николай глянул вниз. Сгустившаяся темнота искажала истинную высоту строения. Теперь она – эта вообще то, по правде сказать, небольшая высота казалась безмерной. И это чувство вызвало внутри его молодого и сильного организма тошнотворную пустоту. Николай отпустил стрелу и сделал шаг назад. Он уже хотел было отказаться от задуманного и спуститься на землю нормальным, человеческим
путем по пожарной лестнице, как резкий, прерываемый лязганьем зубов, голос тестя: - «Ну, что ты там вошкаешся», подстегнул его и заставил вернуться на место.
 И хотя Николай по своим убеждениям был атеистом и не верил в бога, взявшись левой рукой за стрелу подъемника, правой рукой он осенил себя крестным знамением. После чего, глубоко вздохнув, начал перехватывая ржавую трубу руками продвигаться к концу стрелы. Первые несколько перехватов вселили в него некий оптимизм. У него даже появилась надежда на то, что вся эта затея сойдет благополучно. Но уже на последующих перехватах, заслышав негромкое потрескивание, Николай понял, что надежда - штука призрачная. Замерев на месте, он ждал последствий этого потрескивания. Потрескивания прекратились. И тогда Николай, быстро перебирая руками, устремился к самому концу выносной стрелы.  Сваренная вытянутым треугольником стрела скрипела и изгибалась под  тяжестью его тела. И только тогда, когда он уже достиг ее конца, и даже коснулся рукой злосчастного блока, раздался душераздирающий треск.
Одна из труб не выдержав нагрузки, лопнула у основания по месту сварки, вторая же под весом тела Николая, с ускоряющейся скоростью стала склоняться к земле. Стремительно приближаясь к невидимой в темноте ночи земле, Николай молил малознакомого ему Господа, о даровании ему жизни. Но то ли Господь не слышал его, то ли вообще не желал иметь дел с атеистами, надеждам Николая на благополучный исход не суждено было сбыться. Последняя из двух труб, не выдержав запредельной для нее нагрузки, лопнула, и Николай все еще продолжая держатся за обломки стрелы, устремился к земной поверхности. Падая, он вначале пребольно стукнулся копчиком обо  что-то твердое, и лишь затем с силой ударился ногами о землю. Даже заваливаясь на бок, он продолжал крепко сжимать в руках останки ненадежной конструкции.
 Лежа на теплом, нагретом за день асфальте, Николай удивился той тишине, что наступила после его падения. Не было слышно ни единого звука. Он перевернулся на спину и с удовольствием посмотрел в темное ночное небо, усеянное миллиардами крохотных звездочек.
«Интересно, есть ли там жизнь?» - подумал он, - «Вот бы было бы здорово, если бы можно было бы посмотреть на инопланетян, увидеть их города, услышать их голоса!»
- Коля, Коля, сынок, где ты? - неожиданно услышал он слабый до неузнаваемости голос тестя. Николай принял полусидящее положение и осмотрелся. На окружающей его в неосвещенной части территории дорожно-строительного управления тестя видно не было. Кряхтя от болевого ощущения в копчике, Николай встал и сделал несколько шагов в ту сторону, откуда слышался голос.
В темноте он едва не наступил ногой тестя, который, уютно скорчившись, лежал за опрокинутой на бок бочкой.
- Папа, - переходя на «вы» - изумленно спросил Николай, - что вы тут делаете?
- Помираю, - слабым голосом произнес тесть, и глубоко вздохнув, добавил: - голова у меня пробита насквозь. Чем-то меня шандарахнуло сверху … и, насмерть.
- Ну, прямо уж насмерть, - улыбнулся в темноте Николай, - вы же папа разговариваете.
- Сейчас помру, - тихо, но категорично произнес тесть и замолчал.
 Николай присел на корточки и ощупал голову тестя. Крови, а тем более раны на тестевой голове он не ощутил, зато на самой макушке явственно прощупывался приличных размеров гузак. Старая, послевоенной работы, фетровая шляпа, с которой тесть никогда не расставался, лежала рядом.
- Не, батя, раны нет. И крови тоже, - успокоил он Петра Егоровича.
- Как это нет! – возмутился тот, - Была! 
- Да, нету! Я пощупал.
- Пощупал он! Тоже мне дохтур нашелся, Склифосовский! – возмутился тесть. Он хотел, было еще сказать зятю «пару ласковых», но, поняв, что ругаться лежа на земле, человеку в его возрасте не совсем приличествует, решительно встал на ноги.
- Что это было сынок? Чем это меня так шандарахнуло?
- Это батя я сорвался вмести с этой долбаной стрелой, - ответил Николай.
- Так выходит, меня этой железякой задело! - поднимая с земли шляпу, воскликнул Петр Егорович. Бережно отряхнув и погладив свой головной убор, он сказал, обращаясь к Николаю: - Это – она, моя дорогуша, меня от жизни спасла.

Отсоединяя от троса гак, из-за которого они перенесли столько физических и нравственных страданий, Николай спросил у тестя: - А, со стрелой, что делать будем? Может назад, на крышу ее потащим?
 Петр Егорович, задумчиво потрогал новообразование на макушке, и негромко сказал зятю: - Ну ее к хренам. Начнем поднимать, не дай бог, еще чего натворим. Пусть лежит, скажу, что сама упала.