С первого взгляда. Навсегда

СЛЭШ!!!!
Ретейлинг фильма «Не могу сказать «Прощай»». Вольная, очень вольная трактовка фильма, от которой остался влюбленный в Джареда Дженсен, и Джаред попадающий в тяжелую жизненую ситуацию, и понимающий, что любовь это нечто большее, чем просто страсть и секс.
Повестование от лица Дженсена.

Яркие краски, громкая музыка, куча народу вокруг, и все же я чувствую себя в полном одиночестве. Я один, кругом один.
Можно представиться: Дженсен Эклз - молодой преуспевающий врач, который на взлете своей карьеры променял престижный госпиталь на работу в маленькой больнице, для инвалидов, оставленных здесь на попечение, одним словом брошенных родными, но способными оплатить недорогое проживание в казенных стенах. Да, именно здесь я и работаю, в маленьком помещении, в центре огромного кленового парка. Осенью здесь невообразимо красиво, когда мы с пациентами выходим гулять, а вернее. я вывожу их на прогулку, мы долго и медленно прогуливаемся по дорожкам, усланным желтыми, бордовыми иногда даже зелеными листьями, я иду по аллеям, подминая яркие всполохи красок носком своего ботинка, и мы долго беседуем . Мои пациенты - это мои друзья. Кого здесь только нет. Брошенные старики - дети не могут или не хотят заботиться о них, и они живут в нашей больнице годами, тихо угасают, как листья в ноябре, скукоживаются, вянут и опадают. Дети - родители не хотят заботиться иногда о совсем обездвиженных чадах, иногда они работают на износ, чтобы обеспечить им хотя бы минимальный комфорт у нас.
Здесь и тяжело и в то же время уютно. Мне хорошо, я считаю больницу своим домом, пациентов - друзьями, врачей - близкими родственниками.
Иногда, только иногда, мне хочется развлечься и выпустить на свободу ту часть совоей души. Которую я тщательно прячу от всех: родителей, друзей, пациентов, и даже от самого себя.
Устраиваясь у барной стойки, я заказываю пиво, бармен игриво улыбается и предлагает коктейль. Я думаю, секунд десять, и милостиво киваю, а давай.
- Какой? - вопрос растворяется в прокуренном воздухе, я, молча, пожимаю плечами, отворачиваясь от изучающего взгляда молодого человека сидящего напротив.
Через пар минут передо мной стоит бокал, я не знаю, как называется коктейлем, с положенным для этого случая зонтиком, соломинкой и кусочком лимона.
Я потягиваю эту гадость, как и на вид, так и на вкус это гадость, любое пиво или даже стопочка русской водки намного лучше, я поворачиваюсь и оглядываю танцпол в поисках того, с кем я бы мог провести эту ночь и забыть о ней как о страшном и очень грязном сне.
Да, я врач и знаю жизнь не только по картинкам в анатомическом словаре и трупам в морге, я несколько лет уже безвозмездно работаю в больнице Святой Катерины по субботам или воскресеньям, как позволяет мне график основной моей работы, и понимаю эту жизнь, но не могу сказать, что разделяю ее убеждения. И да, я никак не могу принять себя в том виде, каким создала меня природа, или, как убеждает меня пастор моей мамы, Бог.
Если бы этот Бог хотел создать меня таким, то он уж точно вложил в мою голову убеждения, что это правильно и нормально, а так, я понимаю, что хочу мужчин и могу получать удовольствие только с ними, и в тоже время чувствую себя грязным, ничтожным пидором.
Да, сложно.
Моя мама Катрин, знает о моей особенности и всегда помогает убеждениями и даже советами, порой залезает в интернет и ищет на сайтах знакомств красивых, образованных людей, подкидывает мне их анкеты и пытается свети.
Я всегда отнекиваюсь, ссылаясь на огромное количество работы. Но если честно, я просто боюсь, боюсь, что человек из компьютера окажется не тем, и мне потом будет мучительно стыдно.
Вообще, когда совсем припирает, и я уже не могу обходиться подручными средствами, я отправляюсь в клуб, знакомлюсь и, ну вы поняли.
Да, я такой смущенный, зацикленный на своих проблемах, параноик. Мои друзья и знакомые считают меня стеснительным и застенчивым, боящегося отношений и девушек, и никто из них даже не предполагает, чего же я боюсь и чего хочу всей душой.
Я хочу полюбить и чтобы меня полюбили.
Я просидел в клубе еще полчаса и, устав от липких взглядов бармена, и прыщавых подростков, мусолящих свои отвратительные коктейли и рассматривающих друг друга маслеными глазками, собрался домой.
Сегодня явно не мой день. Тот парень, который заинтересовал меня свалил давно, и я больше не натыкался на его ореховые глаза в беснующийся толпе.
Все, все, Дженсен, спать, а то завтра на работу, и не забыть купить Брендону новый журнал, Алексу - конструктор, и мисс Мэри - новую помаду.
Да, да, это мои друзья, и я всегда готов даже покупать женские штучки, чтобы они не чувствовали себя ущербными в их жизни, так же как и в моей мало радости и, когда я вижу улыбки на их лицах, мое сердце улыбается вместе с ними.
Я расплатился за свой алкоголь, бармен разочарованно посмотрел на меня, я же опять молча пожал плечами, мол, не судьба.
На улице оказалось прохладно, я жил в паре кварталов от клуба, поэтому решил, что такси вызывать смысла нет, пройду, прогуляюсь, заодно подумаю о том, что судьба не справедлива. Влюбиться в девушку что ли и порадовать отца.
Я натянул рукава своего джемпера на руки, согревая озябшие пальцы, и быстрым шагом отправился по темной аллее к своему кварталу.
Я шел, не замечая темноты, только пронизывающий холодный ветер и пустоту в душе.
Все же хорошо, что завтра на работу.
Интересно, кто кому помогает, я своим пациентам или они мне?
Скорее всего, это наше общее желание выжить в этом мире, где никто никому ничего не должен, мы как потерянные в огромном мегаполисе дети, жмемся к друг другу, даря тепло и поддержку, и цепляемся за жизнь, за эту ниточку, чтобы заставить себя утром проснуться и дышать.
Я почти дошел до ограды парка, как услышал сзади шаги. Судя по всему их, кто шел за мной, было человек 5-6. Много.
- Эй, закурить есть? - услышал я голос и остановился.
- Нет, - солгал я.
У меня в куртке всегда лежит пара сигарет и коробок спичек, Алекс покуривает иногда, и я? когда мы отъезжаем подальше от медицинского корпуса, всегда разрешаю ему побаловаться. Но только иногда и одну тонкую ментоловую сигарету. Но я не отдам свое сокровище никому, и не потому, что мне жаль, нет, просто я понимаю, сигарета - предлог, видимо руки чешутся.
Я подождал, когда ребята подойдут ближе и обернулся.
И действительно - это оказались не очень трезвые молодые люди лет двадцати.
- Нет сигарет? Или тебе жалко их для нас, а пидор? - потирая руки, хмыкнул молодой человек стоявший ближе всего.
Я спокойно ответил:
- А с чего ты взял, что я отношусь к обществу нетрадиционной ориентации?
- Мы видели, что ты вышел из клуба, а он пидорский и ходят туда только такие как ты гады, - на первый план вышел другой молодой человек с шрамом через все лицо.
- Видимо вы не очень жалуете таких людей, да? - спросил я, старясь погасить огонек ярости, бушующий в глазах этих, по-моему очень озлобленных и одиноких людей.
Но ответом мне стал удар поддых. Я, увы, не очень люблю даться. И не очень умею, мое достоинство - умение убеждать и говорить, а уж, никак не махать кулаками.
Но здесь пришлось вспомнить то, чему меня учили на курсах самообороны, сами понимаете, работая в больнице, порой попадаются такие экземпляры, что пока придет охрана, от тебя останутся только рожки да ножки, в моем случае только ножки, рожками я еще не обзавелся.
Я отмахивался в ответ, но убежать не пытался, бесполезно, это разъярит их еще больше. И, когда я уже стал сдаваться, за моей спиной послышались шаги и борьба хоть как-то выровнялась.
Тот, кто пришел мне на помощь, не сказал ни слова, а аккуратно и очень точно, врезал напавшему на него сзади пацану, другие, видя, что драка вышла из под их контроля быстро побежали в темноту аллеи.
Молодой человек посмотрел на меня, как я, отдышавшись, вытер кровь из рассеченной губы, хотя быстрее как раз размазал ее по лицу, и рассмеялся.
Но не получилось, от боли он согнулся пополам и присел на корточки.
Я нарушил молчание:
- Больно?
- А то.
Я посмотрел на парня, сидящего у моих ног, и вздрогнул. Это оказался тот молодой человек из клуба, который понравился мне в начале вечера. Его необычный разрез и цвет глаз, напоминающий мне кофе с молоком, невозможно было забыть. Во всяком случае, мне.
Я подал ему руку, помогая подняться, на щеке у него расцветал всеми красками радуги синяк.
- Спасибо, - от всего сердца поблагодарил я, - спасибо.
- Да не за что, эти придурки часто здесь ошиваются и, когда я увидел ,что ты пошел через парк, то понял - тебя надо спасать.
- О, так ты местный супермен? - хмыкнул я.
- Нет, я Джаред, Джаред Падалеки, можно Джей. Кстати я видел тебя в клубе.Ты чего такой грустный сидел, словно на тебя повесили все заботы этого мира?
- А может так и есть, - ответил я, - слушай, а пойдем ко мне, я тут недалеко живу, выпьем по стопочке...
- Да, ты видимо тоже повелся на коктейли нового бармена?
- Да редкостная дрянь, - и мы, не сговариваясь, повернули к ограде и вышли на пустынное шоссе.
- Кстати я Дженсен, - представился я.
- Ого, два Джи, - подмигнул мне Джей.
Я посмотрел в его глаза и понял, что пропал. Да, да банально, как пишут во всех женских романах, меня повело, и мой мозг медленно и верно отключался, попадая обаяние Джареда.
- А ты чего полез в драку? - поинтересовался я.
- Да не знаю, не хотел, чтобы такая симпатичная мордашка пострадала.
Я замолчал, в моей жизни это далеко не первый комплемент в адрес внешности, время от времени находились люди, кто присвистывал, видя меня и мою мордашку, ну да я не урод, но считать себя красивым - это слишком. Видимо Джаред был другого мнения.
Мы, болтая дошли до моего дома, и это было впервые в жизни, когда я привел другого молодого человека к себе в квартиру.
Это жилище скорее напоминало берлогу с вечным бардаком и остатками пиццы на кухне. Мама приезжала ко мне раз в пару недель, наводила порядок, готовила супы и затаривала мой холодильник. Но супы прокисали, продукты пропадали, так как не только разогревать, но и готовить мне всегда было в лом. Кушал я в больнице, а в свободные дни обходился пиццей.
Я порылся среди заплесневелого сыра и недельного супа, нашел пиво, и протянул его усевшемуся на кухне Джареду. Он не обращал внимания на обстановку, видимо ему действительно было все равно.
Мы посидели еще полчаса, за это время я узнал, что Падалеки работает шофером у одного очень богатого бизнесмена, а до этого он работал в фирме по продаже каких-то ненужных обогревательных приборов, но водить всегда любил и умел, и когда фирма разорилась, быстренько устроился водителем. И был счастлив и спокоен. Да, он гей, и не боится этого. У него нет постоянного парня, и он иногда бывает в этом клубе с целью поразвлечься.
Хотя, по его мнения, в гей-клубы сейчас ходят все, только не геи.
Я послушно кивал, как китайский болванчик и купался в теплоте его глаз и улыбки. Мне было все равно, что он говорит, только бы сидеть вот так на кухне и слушать его голос.
Да, редкостный балван!
Джей выговорился и собрался домой. Я еще раз поблагодарил его за спасение, он, слегка хлопнув меня по плечу, пробурчал:
- Чего ты привязался, спасибо да спасибо. Я не за этим за тобой поплелся.
- А чего ты хочешь? - замялся я.
- Странный ты, Дженсен, - и дверь хлопнула. Я прислонился к косяку, закрывая глаза. Да чего я хочу? Я много чего хочу, вернее хотел. Но только что, мое самое заветное желание исполнилось. Кажется, я влюбился. И кажется в Джареда. О, да, а в кого еще?
Я думал, что упустил свой шанс, отпустив его в ту ночь, и он уж точно больше не посмотрит в сторону такого чудика.
Я отлип от двери и пошел умываться, но, не успел дойти до ванны - в дверь задолбили. Я без мыслей - кто бы это мог быть, открыл дверь и в прямом смысле этого слова упал в объятья Джея.
- Ну, я так не могу, - улыбнулся он, и мне показалось, что я умер и попал в рай.
К моему счастью так я и думал пару часов спустя, когда Джей развалился на моей односпальной кровати, а я притулился рядом. Я был счастлив, нет, не так, я был охрененно счастлив.
Джаред же, похоже, не особо. После всего он стал одеваться, я предложил оставаться, ведь за окном светало, и до утра можно еще пару раз побезобразничать, и я даже забыл, что надо бы поспать. Работу еще никто не отменял, и мои личные дела не должны на нее влиять, но мне не хотелось отпускать Джареда и мое сердце пропустило удар, когда он отказался, ссылаясь на то, что машина в сервисе, а к семи ему кровь из носу надо быть у шефа.
Я проводил его и пошел ставить чайник, зная, что уснуть вряд ли смогу. В окно был хорошо виден двор, и я сквозь полупрозрачные занавески смотрел, как он сворачивает за угол и теряется в предрассветной дымке.
Ну, вот и все, пронеслось в моей голове, Падалеки ни разу не оглянулся, не посмотрел на мои окна, он просто ушел, как уходил я от своих одноразовых любовников.
Заварив крепкого чаю, я нашел в куртке ментоловые сигареты и закурил, хотя делал это пару раз в своей жизни. Я отлично все понимал, но мое сердце билось и трепетало. А может, вот именно этот парень и есть твоя любовь? Не может, отвечал разум, а так и есть, но похоже это игра в одни ворота. Я не зацепил его, или зацепил, но разочаровал, или ему все рано, просто нужен был быстрый, ни к чему не обязывающий секс.
Я докурил, выпил чай и после контрастного душа, стал собираться на работу.
И да, тогда я забыл купить и конструктор, и помаду, мое сердце плакало, я грустно улыбался, а мои пациенты, молча, смотрели, как я тихо вяну, словно цветок без воды, но не вмешивались. Они же хорошие, и все понимают. Они мои друзья, и других мне не надо. Только его. Но я, увы, не входил в его планы. Ведь эта такая глупость - любовь с первого взгляда.



Окончание


Я стал приходить в этот клуб чаще, так часто как позволяла моя не слишком большая зарплата. Бармен меня уже узнавал и больше не предлагал свои «шедевры», только пиво и часто за счет заведения.
Но Джей появлялся редко, всего пару раз, и, сколько бы я не пытался обратить на себя внимания, его взгляд равнодушно скользил сквозь меня.
Я даже не уверен, помнит ли он меня.
В один из вечеров пару месяцев спустя, я уселся в баре, и Джимми, так, оказывается, звали горе-бармена, налил моего любимого темного не фильтрованного, как в помещение ввалился Джей в обнимку с каким-то красавчиком.
- Ого, Брендон, наконец, подцепил Джея, - заржал Джимми.
- Ты знаешь их? - как бы вскользь спросил я, разглядывая Джареда, мне показалось, что он изменился.
- Конечно, Брендон облизывался на него полгода, но подойти не решался, посмотри какой он, - кивнул бармен в сторону Джея.
- Ага, - грустно вздохнул я, выдавая себя с потрохами.
- Что и ты тоже сохнешь по Джею? Знаешь, я завидую ему, - при этом Джим казался таким же потерянным, как я.
Интересно кто ему нравится: Брендон или Джаред?
Но в тот момент Джимми не сказал, я же подавился вопросом, видя, как Падалеки прижал к стене друга и нежно стал его целовать. От этой жаркой сцены мурашки побежали у меня по спине и собрались где-то в районе, нет, не задницы, а где-то левее или правее, это уж как посмотреть.
И я смотрел. Смотрел как человек, которого я люблю, при всех обжимается с другим парнем, как этот парень выгибается под его руками, как и я выгибался тогда под ним, и я видел, черт побери, я видел, что Джею это нравится. Он тащился, плющился, блин, я даже не могу подобрать слова, каким выглядел в тот момент Падалеки.
Черт, влюбленным. Да, именно. Понимание этого сделало меня самым несчастным парнем на всей планете, я даже не заметил, как Джимми поставил передо мной огромный бокал из-под коктейля, до краев наполненный водкой. Я выпил. Черт, черт, горло обожгло, и у меня слезы выступили на глазах.
Утро наступило как-то очень быстро, я простонал, вспоминая вчерашний вечер, и то, как я позорно напился в баре на глазах Джареда, его парня и Джимми.
Я попытался сфокусировать свой взгляд, и понял, что нахожусь не дома, во всяком случае, не в своей кровати это точно. Мой матрас, старенький и жесткий я не перепутаю ни каким другим, я же лежал в мягких подушках, как оказалась совершенно голый. Рядом со мной спал мужчина. Точно, мужчина.
Я поморщился от головной боли, в моей многострадальной черепушке маршировала рота солдат, во главе с барабанщиком, да еще этот парень. Вот интересно мы вчера успели переспать, или я все отрубался раньше? Я потихонечку вылез из кровати, морщась уже не только от головной боли, но и от характерного дискомфорта, вследствие которого понял, что мы с тем парнем все же не просто спали в одной кровати, но и переспали.
Я махнул на это рукой, вроде не в первый это раз, когда я ангажирую молодняк на ночь, но от чего-то на душе скреблись кошки, и где-то между одеванием джинсов и натягивания футболки меня осенило, Джаред же вчера приходил не один, с этим...
- Брендон его зовут, - донесся из кровати очень знакомый голос.
Видимо я рассуждал вслух, привычка, однако, я когда хожу со своими друзьями в парк, то всегда разговариваю обо всем на свете, развлекая себя и их, как говорит наш главврач «словесным поносом», видимо сейчас включилась программа и я опять начала говорить вслух, раз «знакомый» голос подсказал мне причину моего вчерашнего срыва.
Я влез в футболку и, наконец, среди горы подушек разглядел молодого человека. Джимми, твою мать! Теперь в этот бар дорога мне заказана.
- Не смотри на меня так, - он упал на подушки и закрыл глаза. - Ты свободен, сам мне вчера весь вечер твердил, что лучше всего секс без обязательств. Я понятливый, так что не переживай, я приставать не буду.
Я выдохнул с облегчением, и уже в дверях задал интересующий меня вопрос:
- Я вчера что-нибудь говорил про Джареда?
- О, да, - донеслось с кровати, - ты мне все уши про него прожужжал, влюбленный идиот.
- Почему? - оскорбился я.
- Так он же занят, - и я захлопнул дверь.
И уже не слышал, как Джимми грустно сказал в некуда:
- Жаль, ты такой классный. И, похоже, Джей много потерял. Если бы ты посмотрел на меня так же, как смотрел вчера на него...

Я не ходил в клуб пару месяцев, чтобы не видеть Джимми и постарался забыть Джареда. Но тщетно, последний снился мне ночами, я постоянно искал его глазами по пути на работу.
Когда Алекс, мой лучший друг, затянулся на очередной прогулке ментоловыми сигаретами, я вместо беспечной болтовни погрузился в воспоминания того утра, когда Джей уходил от меня в туман.
- Эй, база, первый, первый, я второй.
Я не ответил, пытаясь собрать себя в некое подобие прошлого Дженсена, но Алекса было не обмануть. Он жил здесь уже пять лет, ноги и правая рука у него парализованы, мать не приходит совсем, отец изредка приезжает, чтобы сделать очередной взнос и посмотреть - жив ли сын. Я не знаю, любили его когда-нибудь, и то, как он стал инвалидом, но его желание жить позавидовали бы и многие здоровые люди.
- Кто она? - спросил он, выкидывай окурок в кусты.
Я моргнул пару раз, старясь прогнать непрошенные воспоминания подальше, и решился. Была не была. Я так долго жил в тюрьме из собственного страха, что сейчас, отпуская слова на ветер, я отпускал боль, которая съедала меня изнутри.
- Он, - поправил я друга и посмотрел в его глаза.
Он же не удивился, только взял здоровой рукой мою ладонь и тихонько стиснул.
- Ну и что? Ты думаешь этим меня напугать?
- Я не знаю, как ты отнесешься к тому, что твой врач - гей.
- А я не вижу здесь врачей, - ответил Алекс, не отпуская мою руку, - я вижу своего друга, который столько лет молчал.
- Я боялся, - попытка оправдаться.
- А я инвалид, приятно познакомится, - он убрал руку и похлопал меня по карману куртки, - такая новость стоит сигаретки.
Я вздохнул, но достал свою заначку и за компанию с ним затянулся. Воздух наполнился запахом ментола, который с некоторых пор ассоциируется у меня с отчаяньем и болью. Мое сердце не выдержало, платину прорвало, и я рассказал Алексу все-все. Все и про Джареда же.
Он слушал внимательно, а потом, когда я катил его коляску к больничному корпусу, вдруг произнес:
- Сходи в бар и узнай, как он. Может быт станет легче.
Я колебался еще пару дней. Не выдержав, я пришел в знакомый бар, Джимми сделал вид, что между нами ничего не было, но я смог прочитать по его газам, что он тоже, как и я страдает. И сердце кольнуло, вот она жизнь: он любит меня, я люблю его, он любит Брендона.
Да, да, как только я вошел в помещение, то увидел Брендона и Джареда, сидящих за столиком и нежно целующихся, они не замечали никого вокруг, а я, с тоскою глядя на их счастье, уговаривал себя: если Джей счастлив, то я тоже.
Джимми заметил мои взгляды и, протягивая мне пиво, вскользь обронил:
- Не смотри туда, они женаты.
- Что? - охнул я, моя рука дрогнула, кружка с пивом упала на пол, разлетаясь на мелкие кусочки. Звук бьющегося стекла привлек внимание всего бара, я же смотрел только на них, и не понимал, как же мне жить дальше. Раньше, до этой секунды, у меня хотя бы теплился огонек надежды, а сейчас я стою и смотрю в глаза человеку, который провел со мной только одну ночь и которого я люблю всей душой, и понимаю, что это конец. Я тонул в ореховых глазах, пытаясь запомнить их, ведь теперь все это великолепие принадлежит Брендону; не то чтобы я завидовал, умом понимая, сердцу не прикажешь, и если Джей полюбил этого парня, значит он особенный, такой же каким он сам был для меня. Брендон внимательно посмотрел на меня, теряясь в догадках, почему я с таким трагизмом смотрю на его мужа. Джаред подмигнул мне, и что-то зашептал Брендону на ухо. Я же отвернулся и попросил Джимми налить мне водки, тот отказался, напоминая последствия последней моей пьянки.
Я кинул на стойку деньги за не выпитое мною пиво и в последний раз обернулся на столик, за которым сидели молодожены, Джареда не было и я, вздохнув, пошел к выходу. На пороге меня кто-то схватил за рукав куртки и грешным делом решил, что это Джей, и с идиотской улыбкой на лице обернулся и наткнулся на злое лицо Бредона.
- Ты козел, - его голос дрожал от волнения и переполнявшей его ярости, я же наоборот, стерев улыбку с лица, выровнял дыхание, постепенно успокоился и слушал разошедшегося не на шутку парня даже с интересом. - Еще раз увижу тебя рядом с моим мужем - убью. Понял? Я так долго за ним ходил, так долго разводил, что теперь перегрызу глотку любому, кто хотя бы взглянет на него.
- О, мой дорогой, - ответил я, - я рад за тебя, а еще больше я рад за Джареда, что ему достался такой парень. Береги его, и...
Увидев, что к нам направляется предмет нашего разговора, я, оборвав фразу на полуслове, ушел.
И конечно, напился. В доску. Но дома.
И утром первый раз не вышел на работу.



Полгода спустя.





Я как обычно пришел на работу первым, в последнее время я страдаю бессонницей, и на пороге больницы столкнулся с главврачом. Вид у нее был ужасный, заплаканная, с мешками под глазами.
- Что случилось, Амелия? - спросил я женщину, а она всхлипнула и уткнулась мне в плечо. Это хрупкая, миниатюрная женщина работала здесь много лет, столько, что она и сама не помнила, и всегда, каждый божий день переживала за свих пациентов как за родных детей.
- Дженсен, Дженсен, - всхлипывала она,- Дженсем, Алекс ночью умер.
До меня с трудом дошел смысл сказанного Амелией, но когда мой мозг воспринял сказанное ею, я опешил.
- Как? - только и смог я спросить.
- Сердце остановилась, - всхлипнула Амелия.
Я же стоял, обнимая, вздрагивающую от рыданий женщину, и думал, как все же несправедлива жизнь. Алекс, который так любил ее, эту порой невыносимую, жестокую, но в то же время чудесную жизнь, теперь где-то далеко от ее радостей и тревог.
- Можно я к нему схожу? - попросил я ее.
- О, прости, Дженсен, но несколько минут назад отец увез тело. Прости, у меня как-то вылетело из головы, что вы друзья.
Я смахнул слезу и грустно улыбнулся растерянной женщине. Но что сделаешь? Я знаю адрес отца Алекса и обязательно схожу попрощаться с другом, с единственным, кто знал обо мне чуть больше, кто понимал меня. И пусть это звучит жесткого и эгоистично, я очень разозлился на судьбу, что она отобрала у меня единственного человека, с кем я мог поговорить о Джареде. Если не считать Джимми. Да, мы с ним периодически встречаемся, и у меня теперь есть регулярная жизнь, и постоянный партнер, только вот, он делает вид, что счастлив, я делаю вид, что счастлив, и мы оба делаем вид, что нам все равно и это просто секс.
Может и так, но я не могу отказаться от этих встреч, я не хожу в бар, а Джимми время от времени пересказывает мне сплетки о Джареде, или Брендоне, о том, что они счастливы. Но вот уже пару месяцев он молчит, а я все не решаюсь спросить, видел ли он его, может влюбленные просто сменили бар или не хотят светиться на людях? Бог их знает.
В суете и печальных хлопотах пролетело несколько дней, я сидел на крыльце больницы и курил сигареты в память о друге, только чтобы не выбрасывать их в урну.
Амелия неслышно подошла и села рядом, прямо на грязные ступеньки в своем белом, хрустящем халате:
- Грустишь, малыш Дженс? - спросила она и потянулась к моей сигарете. От удивления я отдал ей ее даже без слов.
- Я тоже хочу поддаться соблазну. Я не курю уже двадцать лет, но сейчас мне кажется, что Алекс где-то здесь и сидит рядом и вот так курит свои любимые сигареты, - она отдала мне сигарету и уткнулась носов в плечо.
- Вы знали? - удивился я.
- Конечно, от Алекса после прогулки с тобой всегда пахло табаком и ментолом. Ты хороший человек Дженсен, только очень одинокий.
Я только стряхнул пепел в жестяную банку, стоящую радом, и промолчал. Что тут сказать?
- Ой, засиделась я здесь с тобой, - вскочила неугомонный главврач, - к тебе там новый пациент.
- Кто? - оживился я.
Это всегда так волнительно и в тоже время тревожно, как сложится дружба с новым пациентом. Правда, у меня всегда получалось неплохо ладить с людьми, но процесс привыкания, притирания всегда проходит болезненно. А потом, представьте себе хотя бы на минуту, вы жили дома, могли ходить, прыгать, бегать, любить, а теперь вас как вещь сдают в интернат и вам приходится выстраивать свою жизнь по новой.
- Молодой человек, младше тебя всего на четыре года, - я приподнял бровь, изображая удивление.
- Да, он попал в ужасную аварию пару месяцев назад.
- И? - выуживал я информация.
- Он ударился спиной, что там произошло, мне еще не сказали, а карты медицинские пришлют позже. Он парализовал, и не может двигаться ни сам, ни на коляске. Родных у него нет, только муж.
При этих словах уже обе мои брови полезли вверх.
- Дженсен Эклз, вы, я надеюсь, не гомофоб? - тоном строгой учительницы спросила Амалия.
Я покачал головой, если бы она знала, насколько я не гомофоб.
- Ну и хорошо. Так вот, муж помучился с ним месяц, и понял, что не может ухаживать за ним, и, как я поняла из разговора с ним, толку от него мало. Нет, ну какой может быть толк, Дженс, если человек парализован? Он же муж. Родной человек. Убираться и помогать ему у этого, прости Боже, мужа, нет сил и времени. Место Алекса освободилось, так что, давай дуй в палату знакомиться с пациентом.
- А как его зовут? - уже в дверях спросил я Амалию, которая осталась на крыльце, дожидаться нашего физиотерапевта, неспешно идущего по дорожке под ручку с пациенткой, которой помогал заново учиться ходить.
- Джаред Падалеки, - ответила она мне.
Я замер на пару секунд, мир словно погрузился в абсолютную тишину, я не понял сам как в этой полной прострации добежал до палаты 123, где раньше обитал Алекс, и, не думая, влетел туда, чтобы убедиться - в мире существует миллион Джаредов Падалеки, и сейчас я увижу незнакомого парня и стану с ним дружить, помогать ему.
Я отдышался и, сморгнув внезапно набежавшие слезы, посмотрел на кровать. Тишина стала не просто абсолютной, но еще звенящей и колючей, как иголки шприца.
Там, на больничной койке, лежал мой Джаред. Да именно мой Джаред.
- Привет, - прошептал я пересохшими губами.
Джей, смотревший все это время на меня, видимо так же испуганно, как и я на него, прохрипел:
- А ты как здесь очутился?
- Я работаю здесь, и вообще-то ты - мой пациент.
Джаред закрыл глаза, словно собираясь с мыслями, и вдруг заорал:
- Пошел отсюда на ***!
Я же даже не опешил. Да, как все знакомо и повторяется раз за разом, отрицание себя в таком положении, и жалобы на судьбу, потом полная апатия и только после - тихое, словно первый мартовский росток, желание жить.
- Ну, нет, ты можешь орать и матерится до конца дня, это ничего не изменит, - сказал я, пододвигая стул прямо к кровати. Садясь напротив кипятившегося Джареда, я пытался сравнить этого молодого мужчин с тем обаятельным парнем, который жил в моей сердце.
От прежнего Джея остались только глаза, ореховые и такие любимые, в остальном передо мной лежал сломленный молодой человек, без искры во взгляде. Если бы не его реакция на меня, я бы схватил его и прошептал, что все будет хорошо, что я придумаю, как поставить его на ноги. Мои мысли обгоняли друг друга, выдавая миллион разных методик и программ восстановления.



Джаред отвернулся, нервно комкая одеяло руками, которые не знал куда девать.
Я же сидел и смотрел на него и, видимо, выглядел при этом влюбленным болваном, потому что через некоторое время в действительность меня вернул хриплый голос Джея:
- Чего уставился? Не видел инвалидов?
- Ты не инвалид, - ответил я.
- О да, скажи об этом Брендону, - и он отвернулся, сглатывая слезы.
Вдруг у меня зачесались кулаки, и желание разукрасить физиономию Брендона стало почти невыносимым.
А похуй, как можно бросить любимого человека в этом грустном месте? Ну нет у тебя возможности о нем заботиться, так ведь можно нанять сиделку, а этот урод сдался уже через месяц.
Я тихо встал и вышел вон из палаты, меня колотило и трясло. Но теперь мне надо взять себя в руки, ради него, ради того, чтобы поставить его на ноги и заставить жить.
И началось. Первые три месяца Джей только огрызался мне в ответ, я как его терапевт пытался быть всегда рядом: у сиделки на подхвате, у массажиста и физиотерапевта только бы рядом, только бы с ним.
Мои друзья загрустили, я почти не обращал на них внимания, только ежедневные обходы и быстрые прогулки в парке, Мэри и Брендон оставались у меня где-то на периферии, все мои мысли были заняты только Падалеки.
Я выяснил все подробности аварии, хотя, сколько не спрашивал его б этом, он молчал. Он вообще почти всегда молчал. И смотрел в потолок. И медленно угасал. Брендон так и не появился, я же пытался всеми силами поддержать Джея, но казалось, как и раньше он меня не замечает.
И напрасно казалось. В одно солнечное утро я ввалился в его палату с двумя ярко оранжевыми апельсинами. Джаред только что закончил свои тренировки и без сил лежал в кровати. Он повернулся за звук хлопающей двери, и на долю секунду в его глазах зажегся огонек надежды, но, увидев меня, он погас, или скорее умер.
Я сделал вид, что не замечаю депрессивного настроя пациента. Да именно так, я и называет его, потому что Джей сам упорно делал вид, что не знал меня до той минуты, как увидел в своей палате. Хорошо, думал я, делай, как знаешь.
Так вот, я говорил ему о волшебном утре, таком же светлом и ярком как эти апельсины, о том что завтра ему привезут коляску и мы сможем недолго погулять в парке. Там сейчас так красиво.
Джаред безучастно слушал мой монолог, и я понял, что пора делать ежедневный осмотр. Но он не отвечал и на стандартные вопросы: Настроение? Самочувствие?
Я же пожимал плечами, выполнял свою работу и болтал без умолку.
- Ты заткнешься когда-нибудь?
От удивления, что Джаред заговорил, я действительно замолчал.
- Господи, какая тишина! Ты можешь, оказывается, и молчать? И знаешь, что? Вот зачем ты таскаешься сюда?
Я молча смотрел на разъяренного Джея, и внутренне улыбался. Наконец-то его «прорвало», Джаред так долго лелеял свои обиды, свою злость на весь свет, что теперь она потокам понеслась по его венам и потребовала выхода наружу.
- Ну ладно, ты мой врач, ну чего еще тебе надо? О, как я забыл, ты же вроде влюблен в меня. И не смотри на меня так, мне не нужна твоя жалость. Ты полное ничтожество, ты ноль. У тебя парня даже нет, ты боишься признаться даже себе, что ты гей. Ну, зачем ты приходишь и болтаешь, стараешься, присылаешь психологов, заставляешь делать эти бесконечные зарядку? Да на *** все! Ты мне противен. Дженсен, ты хуже жвачки, ее хоть можно выбросить, а ты прилип к моей подошве, и я никак не могу ее отлепить. Я тебя ненавижу! Я просто хочу умереть... Шефу легко. Он уж отмучился. Да не смотри ты на меня так, иди отсюда, отвали от меня! Ты мне не нужен, я хочу к Брендону. А не к тебе...
Я спокойно выслушал его и когда поток слов иссяк, достал из кармана шприц, и ампулу с успокоительным.
Перевернув рычащего и сопротивляющегося пациента на живот, я сделал укол. С трудом оторвавшись от созерцания открывшейся мне картины полуобнаженного Джея, я провел ваткой со спиртом по другой ягодице, любуясь, как быстро испаряется влага, и мокрая дорожка исчезает с идеальной для моего глаза поверхности. И не на шутку завелся, но, дав себе пинка для возращения в эту реальность, вернул его в исходное положение.
Но эта язва не собиралась успокаиваться.
- Чего ты так смотришь? Я все равно импотент.
Он еще чего-то пробурчал, но лекарство начало действовать, он пару раз зевнул и закрыл глаза.
И только тогда я выдохнул, устало опускаясь на стул. Сорвав маску со своего лица, я запустил руки отросшую шевелюру, давно пора уже было сходить к парикмахеру, но недосуг, и задумался.
По большому счету Падалеки прав, вот чего я хочу добиться. Его любви. Но это бесполезно, он и не скрывает, что любит Брендона, даже обручальное кольцо не снимает, хотя вчера пришли бумаги на развод. Его дружбы, но она, ****ь, совсем мне не нужна. Может быть, а ну это все? Если Джареду так тяжело видеть мою физиономию каждый день, может поменяться с Флорой, это второй терапевт в клинике, и передать ей все дела и пациента.
Посидев несколько минут, так ничего и не решив, я встал, поправил ему одеяло и, порывшись в кармане, нашел новую чистую маску, одел ее и пошел к Мэри. Любовь любовью, но про друзей забывать нельзя.
Мы с Мэри попили чай, к ней приезжала тетушка и привезла вкуснейший малиновый пирог, я заставил себя сосредоточиться на болтовне женщины и не заметил, как пролетел вечер. Время разносить лекарства.
Обычно это делает медсестра, но пару месяцев назад, эту ставку убрали из нашего штата, и я каждый вечер обходил своих пациентов, раздавая им обезболивающее, витамины и другие прописанные препараты.
Я порылся в своих карманах, ища флакончик с тяжелым обезболивающим, которое принимала Мэри, я положил его еще утром после первого обхода. Мэри жаловалась, что нога стала болеть сильнее, оно и понятно, сырая, промозглая осень всегда так действовала на ее суставы, и в это время ей Амелия прописывала легкий наркотик.
Я вывернул наизнанку оба кармана своего медицинского халата, но нет, его там не оказалось. Может, я все же забыл его в ординаторской?
Попросив Мэри подождать пару минут, я пулей слетал туда, но и там его не нашел. Ругая себя последними словами, я попытался восстановить хронологию дня. Вот утренний обход, Джаред, прогулка с Брендоном, Джаред, дневные процедуры с Кендис, Джаред, и истерика Джареда и...
Я на всех парах понесся в палату к Падалеки, если я прав, то когда доставал новую маску, флакон упал на стул, а его я так и не задвинул. И...
Я чуть не сбил Флору, идущую к своим подопечным с шахматной коробкой, Кристин истинный игрок, и я с удовольствием в свободное время тренирую свои навыки игры с ней, но сегодня мне нет до этого никого дела.
Мое сердце готово было вырваться из груди и я твердил себе: только бы он не увидел, только бы не догадался, что это за лекарства, хотя Джаред не глупый мальчик, он принимал и более тяжелые препараты. Четыре таблетки этих обезболивающих и мы уже его не откачаем.
Я вбежал в комнату 123, у меня таки мания врываться в это помещение впопыхах, и увидел «очаровательную» картину.
Джаред размешивал ложкой какие-то лекарства в стакане с водой, я подбежал поближе, крем глаза заметив дурацкий пузырек, на кровати прямо по правую руку от Джея.

Он же просто взял и сделал первый глоток.
- Стой! - заорал я, но почему-то не стал вырывать бокал из его рук.
Я знал, Джей терпеть не может таблетки, и я всегда, перед тем как дать ему какой-либо препарат, толку его до состояния порошка.
- Стой... - теперь уже чуть слышно простонал я, оседая на пол.
Мой запал закончился, и я почувствовал себя сдувшимся воздушным шариком после детского праздника, который забыли и бросили за ненадобностью.
Джаред посмотрел на меня мутным взглядом и тоже прошептал:
- Я не хочу жить. Отпусти меня.
- Хорошо, - сказал я, - там, сколько было таблеток? Шесть?
Падалеки кивнул головой, и снова попытался отпить получившеюся смесь.
Я даже не думал. Я просто сидел и смотрел, как Джаред делает второй глоток и морщится.
И я решился:
- Оставь мне, шесть слишком много, тебе хватит и трех таблеток.
- Что? - закашлялся Джаред. - Что ты сказал?
- Я не хочу жить без тебя. Я люблю тебя.
Стакан выпал из его рук, и я не в силах идти, подполз к кровати и положил голову ему на руку, зарываясь носом в ладонь. Меня трясло, Джея видимо тоже.
Мы просидели так, как мне казалось вечность, а на самом деле не больше минуты. Меня подтолкнуло то, что надо сделать ему промывание желудка, иначе отравления не миновать. Джаред послушно выполнил все манипуляции, и, когда умытый и усталый он вернулся в кровать, а я, закончив вечерний обход и предупредив ночную сестру, что буду в палате 123, не обратив внимания на ее осуждающий взгляд, вернулся к нему и лег рядом.
И мы говорили, говорили всю ночь. Джаред рассказывал о Брендоне, о том, как он бросил его здесь, о своей любви и я тоже говорил, говорил о том, что теперь я не боюсь себя, и готов вот так пролежать с ним всю жизнь. О том, что люблю его, и мне ничего не надо только бы он поправился и был счастливым.
И еще, именно в эту ночь я развеял все его страхи и доказал, он не импотент, и даже в таком положении есть много всяких вещей, которые доставляют удовольствие.
Меня кто-то тряс за плечи, а я не готов был проснуться, мне снился Джей, снилось, что мы с ним вместе...
- Дженсен, объясни, как это понимать?
Я открыл глаза, Амелия стояла рядом с кроватью, и я обнаружил, что так и заснул рядом с Джеем, который после тяжелой ночи спал без задних ног. Эта метафора рассмешила меня. Без задних ног. И я не сдержал горький смешок, надо же «без задних ног».
- Что смешного я сказала? - строго спросила меня главврач, протягивая мне валявшееся на полу мое нижнее белье.
Я вспыхнул. Боже, как стыдно. Но, в то же время, прекрасно. Стыдно, что главврач застала меня в постели с пациентом, и совсем не стыдно, что этот пациент - мужчина. Мне впервые за свои тридцать четыре года было хорошо. И спокойно. Я прислушался к ровному дыханию Джея и улыбнулся.
Амелия вышла, сказав, что ждет меня у себя в кабинете. Я оделся, быстро поцеловал, так и не проснувшегося, Джея в губы и вышел.
- Ты мне скажешь, что это было? - Амелия встретила меня с кружкой ароматного кофе, которое я так любил. И почем меня сегодня это не удивляет?
Хотя сегодня меня ничего не удивляет.
Я рассказал ей всю историю, пока Амелия потягивала кофе из изящной фарфоровой чашечки.
Мы просидели так все утро, как и Джаред вчера, я говорил, говорил, а пожилая женщина слушала, и время от времени гладила мои растрепавшиеся вихры.
- И ты молчал мой мальчик? - спросила она, когда я закончил рассказ.
- Я боялся, - повторил я слова, сказанные когда-то Алексу.
- Ты умничка, смог отпустить свою боль, - улыбнулась Амелия, и, уже когда я стоял на пороге кабинета, сообщила:
- Забери его с собой, я даю тебе месяц отпуска. Вам обоим это нужно.
В порыве радости я приподнял миниатюрную Амелию и закружил по комнате.
Я быстро попрощался с персоналом, обрадовав их своим внезапным отпуском, но они честно пожелали мне провести его с пользой, отдохнуть.
Потом привез Мэри к Брендону и в двух словах пересказал свою историю третий раз. Они смахивали слезы, желали мне удачи. Мэри сказала, чтобы через месяц перед ней стоял счастливый жених. Она будет за это молиться.
Да, ведь Джаред теперь разведен, бумаги-то он подписал.
Я не предупредил, куда мы едем, устраивая Джея в карете нашей скорой помощи, которую мы использовали для перевозки больных из одной больницы в другую, и только когда я посадил его в инвалидное кресло и повез к своему дому, он дернулся.
- Ты зачем меня сюда привез?
- У меня отпуск, а не хочу тебя оставлять.
Он почему-то не стал возражать, только кивнул и сильнее сжал мою руку.
Мы устроились с комфортом, Джареду досталась моя жесткая кровать, мне кресло напротив, но после одной бессонной ночи и сорванной спины, я заказал нам большую кровать, и уже вечером мы с комфортом наслаждались жизнью.
Месяц пролетел незаметно, Джаред быстро шел на поправку. Подолгу тренировался, я сам дела ему массаж, он повеселел, пропал затравленный взгляд, и я все чаще и чаще видел улыбку на его лице.
Мое сердце в такие минуты сжималось, все шло слишком хорошо, и на лицо были все предпосылки, что через пару месяцев он встанет на ноги, вернее сможет обходиться без сиделки и наладить свою жизнь без меня.
Тогда он уйдет от меня, я почему-то даже не сомневался в этом. Он никогда после той ночи не говорил про Брендона, не звонил ему, но я часто видел, как он крутит ободок своего обручального кольца, печально глядя сквозь стены. В такие моменты он становился тем чужим и далеким Джаредом, и я с трудом сдерживал себя, чтобы не тряхнуть его, возвращая себе. Очень эгоистично, знаю, но я любил его, и я знал, что это навсегда.
После той ночи мы не говорили о любви, но это и так ясно. Я дарил свое тепло, а Джаред, преданный своим мужем, принимал его, отогревался в моей заботе, как по капле вода собирается в лужу, так и он медленно пазл к пазлу снова напоминал мне моего Джареда из клуба, Джареда оставшегося у меня на ночь. Нет, я любил его и в депрессии, и в позитиве, но я всего лишь человек с умением видеть и чувствовать разницу.
Я гнал от себя мысли о том, что будет потом, старался быть сильным ради него, чтобы моя уверенность передалась Падалеки, и он смог выкарабкаться из этой трудной жизненной ситуации.
Да, я сам на себя удивлялся в те дни, я неуверенный, нервный параноик, превратился в сильного, заботливого друга, сиделку, любовника, того, кто был нужен ему в конкретный момент.
И когда месяц подходил к концу, моя уверенность немного остыла, в квартире раздался телефонный звонок, Джаред тренировался в спальне, делал упражнения на пресс и тренировал руки, я взял трубку и услышал Джимми:
- Привет! Куда пропал?
Я что-то промямлил в ответ, старясь вжаться в стену. Зачем, я и сам не знал.
- Прикинь, здесь вчера был Брендон, - радостно сообщил мне бармен.
- И что? - сглотнул я, по стенке спускаясь на пол.
- Рассказал, что они развелись, и что случилось с Джеем. Прикинь, он инвалид.
- Я знаю, - выдохнул я.
- Да, и откуда?
- Брендон сдал его в больницу, где я работаю.
- Так ты доктор? Вау, может, поиграем как-нибудь. Принесешь свой белый халат? - рассмеялся Джимми.
- Э, прости, но я не могу, - ответил я и замолчал. - Давай прекратим наши встречи.
- Дженс, Дженс, ты что, с ним? - дошло вдруг до Джимми.
- Ага, - прошептал я
- Так он калека, - взорвался мой бывший любовник.
- Я люблю его.
- Блин, ну и везет этому засранцу. Как же я его ненавижу!
И в трубке послышались короткие гудки.
- Дженсен, прикинь, у меня получается, Дженсен! - донеслось из спальни, и я, нарисовав улыбку, поспешил к Джареду.
На полпути я услышал еще один телефонный звонок:
- Джей две минуты, звонят.
- Ага, - услышал я.
Взяв мобильный, я не посмотрел на входящий номер:
- Да, забыл сказать, Брендон хочет вернуться к Джею, он сказал, что сожалеет и скучает.
- Угу, - а что я еще мог сказать?
- Так он в больнице? - уточнил Джимми.
- Нет, у меня дома.
- И я могу сказать Брендону твой адрес, он как ни как муж.
- Бывший, - огрызнулся я в ответ.
- Но он имеет прав его видеть, не можешь же ты его запереть навсегда. Так что, я говорю адрес?
- Нет, скажи ему, чтобы завтра в полдень приходил в городской парк, мы гуляем там перед обедом.
- Как гуляете? - изумился он.
- Как, как, - и повесил трубку.
Этой ночью, лежа в объятьях Джея, я не мог заснуть, думая, что это моя последняя ночь, мой последний шанс. Я шептал ему о том, что люблю его, что он лучший, он самый-самый, а Джей тихо посапывал во сне.
И когда сон все же сморил меня под утро, и я сиротливо прижался к его теплой спине, и не услышал, как Джаред открыл глаза, с нежностью прошептав в подушку:
- Я тоже тебя люблю, Дженсен.

Я так молился, чтобы утром пошел дождь, и мы могли с чистой совестью отменить прогулку, но удача сегодня улыбалась Брендону.
Ярко светило солнце, пели птички, я рассеяно шел рядом с Джеем, который сам управлялся со своим креслом, и слушал его рассуждения насчет поиска работы, перспектив и того, что же он умеет делать кроме вождения автомобиля. Я же искал глазами Брендона, мысленно прощаясь с Джеем.
Я не стану держать его, ведь он любит его, и если его счастье с ним, то пусть, я могу, я переживу, думал я, попутно кивая в такт неспешному разговору.
- Эй, ты что такой грустный сегодня? - Джаред дернул меня за рукав.
От неожиданности я поскользнулся и упал.
В ноге что-то хрустнуло, дикая боль пронзила щиколотку.
Черт, кажется, я ее сломал.
- Дженс, Дженс, - Джаред подъехал ко мне. - Что случилось?
- Я сломал ногу, кажется, - ответил я.
И здесь, нет, я даже не могу вам передать, что почувствовал в тот момент, когда Джей встал со своего кресла и сделав шаг ко мне на встречу, рухнул рядом со мной.
Я расхохотался, вот просто сидел в пыли, сжимая так же хохочущего Джея, и смеялся так, что слезы лились из моих глаз.
- Больно? - спросил меня Джей, вытирая рукавом своей курки мои слезы.
Я попытался пошевелить пальцами ноги.
- Терпимо, может просто потянул?
- Не пугай меня так, - и Джей поцеловал меня, посреди парка и снующих туда сюда людей мы сидели и целовались.
-Я люблю тебя, - сказал он мне.
- Я тоже, - ответил я. - Знаешь, Брендон сейчас придет.
- А зачем? – спросил Джей недоумевая.
- Ну, как, мне казалось, ты его любишь.
Я кое-как встал и, прихрамывая, видимо это было растяжение, помог Джею сесть в кресло.
- Я тебя люблю, - повторил он. - Пошли домой?
И мы побрели по дорожке, ведущей к выходу, держась за руки, как влюбленные подростки, впрочем, мы и так были влюбленные и почти подростки.
- Стой, а почему ты мне не сказал, что можешь стоять? - спросил я его
- А почему я тебе это должен говорить? - и гладя в мои глаза, быстро добавил. - Шучу. Сюрприз хотел сделать.
- О, главное, чтобы у меня от таких сюрпризов не случился инфаркт миокарда.
Мы так и не вспомнили про Брендона, который появился из-за дерева в тот момент, когда Джей приподнялся с инвалидного кресла, но он не решился подойти, до крови прокусывая свои красивые губы, видя, как его бывший муж признается в любви другому парню. Он тихонько пошел вслед за нами к выходу, успев увидеть самое главное: Джей снял с пальца кольцо и кинул его в пыль.
На этом их история их прекратилась и началась наша, моя история, его история и, что еще важнее, наша совместная жизнь без сомнений и сожалений.
Не скажу, что все получилось легко. Учитывая скверный характер Джея и мою упертость, мы ссорились, пару раз расходились, правда, по разным комнатам, но нам хватило мудрости понять - мы две половинки того оранжевого апельсина, который я приносил Джею в больнице, и мы уже не сможем друг без друга. Да, сопливо и банально, но признайтесь честно, что любая счастливая история заканчивается словами «И жили они долго и счастливо». Вот так заканчивается и наша.


Эпилог.

Некоторое время спустя, когда Джей снова смог ходить, и мы вдвоем пришли в знакомый клуб, и Джимми сделал нам свой коронный коктейль, который ради разнообразия оказался очень даже ничего, когда Джей достал из кармана простое серебряное кольцо и без лишних слов потянул его мне, я спросил:
- Почему?
И он понял вопрос, и впервые в нашей истории я слышал от него такие слова и, забегая вперед, был первый и последний раз когда он говорил со мной на эту тему.
- Понимаешь Дженс, есть любовь с первого взгляда.
И я кивнул, мол, знаю и понимаю.
- Вот та, как у тебя, а есть любовь с миллионного взгляда. Как у меня. Тогда в больнице, ты не отвернулся от меня, тебе не в лом было ухаживать за мной, помогать, менять мне простыни, вот тогда я впервые задумался, что такое любовь? Секс, страсть, трах, да это важно, но это не главное. Брендон бросил меня, когда я не мог дать ему элементарного. А ты, я не знаю, Дженс, в тебе так много человечного, так много настоящего, и мимо этого нельзя пройти. Прости, я не могу красиво говорить, но то, что ты сделал для меня, как ты со мной обращался, навело меня на мысль, что единственный человек в этом мире, с кем бы я мог прожить всю жизнь - это ты.
- Так ты со мной только из благодарности? - расстроился я.
- Нет, глупый, - взял мою руку и поцеловал ее, - я с тобой по любви. Только любви не с первого взгляда.
И я все понял.
Не такой уж я глупый.
Я просто влюбленный, влюбленный с первого взгляда. Навсегда.



Конец))))