Надежда. Глава 3

Однажды вечером семья Логиновых собралась вместе. Они поужинали и дружно взялись за работу.
Наталья Юрьевна, с первого взгляда влюбленная в новую кухню, долго, с удовольствием варила еду на газовой плите, мыла посуду горячей водой из-под крана. Она постоянно искала новые варианты установки мебели и строила планы, что ещё и где разместить. Тетю огорчали две вещи. Первая, что нет места для хранения зимних заготовок. Вторая, отсутствие огорода. В доме на Полковой имелись подпол, сараи, погреб, маленький, ухоженный огородик. Тетя Наташа, деревенская женщина, с удовольствием выращивала нехитрые сибирские овощи, зелень и цветы.
Василий Петрович утешал супругу:
; Не волнуйся, мать. Я в кладовке полки набью, на кухне в холодильнике под окном погребок оборудуем, на лестничной клетке ящик для картошки поставим. Не переживай! Весной в садоводческом товариществе земельный участок возьмем. Будет тебе огород аж целых шесть соток!
Василий Петрович ходил по квартире, устранял мелкие и крупные неполадки. Там подкрутит резьбу, тут подстругает, здесь подколотит.
Владимир в маленькой комнате прибивал карниз для штор.
Шторы купили красивые, длинные, шелковые. Надя их гладила. Стол в большой комнате пришлось отодвинуть от стены и подставить стул, чтобы легкая ткань не соскальзывала на пол. Шнур утюга оказался немного короток, вилка постоянно вылетала из розетки. Наде приходилось постоянно бегать, огибая стол, стул, разложенные на полу стопки книг и поправлять её.
В очередной раз, преодолевая препятствие, Надя споткнулась о книги и развалила одну из стопок. Подбирая книги, она заметила старый альбом с фотографиями. Темно-зеленая обложка, металлические уголки, темные плотные страницы с тисненым узором, фигурные вырезы для фотографий. Надя открыла альбом. На фотографиях изображены отец, мать, Лариса, бабушка, тетя, дядя, братья. В отдельном конверте лежало несколько дореволюционных снимков – пожелтевших, выцветших, с погнутыми углами. Надю интересовали именно эти фотографии. Она вскрыла конверт, достала карточки.
Вот групповое семейное фото. Внизу надпись: «Фотостудия Штейнбаха. 1903 год».  На нем изображена супружеская чета в окружении детей. Это прабабушка и прадедушка Логиновы, три их сына и дочь. Мужчины в форменной одежде, девочка в гимназическом платье с пелериной, пожилая женщина в чем-то темном. Бабушка говорила, что до революции форменная одежда вводилась не только в армии, но и во многих гражданских ведомствах. В мундирах ходили чиновники, телеграфисты, учителя, гимназисты, студенты.
На фотографии один из юношей (средний брат Григорий) одет в студенческую тужурку, младший Андрей, как теперь Надя догадывалась, в кадетской форме. У прадедушки Василия Ивановича – мундир казачьего полковника. Дедушка Петр – поручик – артиллерист. Бабушка говорила, что он был замечательным человеком. Про своего отца бабушка Вера сообщала, что он занимался воспитанием молодежи. Надя и все остальные думали, что он преподавал в гимназии. Оказалось, что возглавлял кадетский корпус.
Родители бабушки и она сама в одеянии сестры милосердия запечатлены на втором снимке. Фото датировано 1905 годом. Еще в конверте имелось свадебное фото бабушки и дедушки и их семейный портрет с младенцем – первенцем.
Все снимки сделаны в разное время, в разных фотоателье, на фоне павильонных декораций: колонн, ваз с цветами, драпировок и нарисованных пейзажей. На них изображена абсолютно чужая, совсем незнакомая и неизвестная эпоха.
; Чем ты занята, Надя? – недовольным тоном поинтересовался дядя Василий Петрович, заметив, что она сидит возле стола на полу.
; Книги собираю, - ответила девушка и честно добавила: - Фотографии смотрю.
; Она смотрит, какие шляпки носила буржуазия, - закричал из соседней комнаты Владимир. – И кто из наших родственников походит на Мелеховых.
; Ты хочешь сказать, на играющих их актеров, - добродушно огрызнулась Надя.
; Разумеется, на актеров, - согласился брат. – А сама она, зуб даю, считает, что похожа на Дуняшку.
; Конечно, похожа. Разве нет, - Надя кокетливо улыбнулась дяде.
; Тебе твой Ромео запудрил мозги своим потомственным офицерством, полковниками, генералами и фельдмаршалами, - прокричал из другой комнаты брат и старательно застучал молотком.
; Дядя, какое звание имел твой отец? – несмело спросила Надя, указывая на фотоснимок с младенцем, по всей видимости, самим Василием Петровичем.
; На этой карточке он капитан. Последнее звание – полковник, он получил во время Империалистической войны.
; Это высокое звание?
; Для его возраста и выслуги обычное.
; Он служил у белых? - вспомнив о метаниях Григория Мелехова из фильма, спросила Надя. Если окажется, что дед был белым офицером, тогда всё станет ясным и понятным. Но дядя ответил:
; Нет.
; У красных?
; Он был офицером русской армии.
; Ничего не понимаю! - удивилась теперь совершенно растерявшаяся Надя. Ответ дяди запутал её окончательно.
Они переговаривались тихо, вполголоса. Владимир из-за стука молотка и шума дрели их не слышал. У тети Наташи на кухне шумела вода, работало радио. Надя поднялась с пола, поправила вилку в розетке, вернулась к столу. Плавные движения утюга, туда – сюда, не мешали думать, упорядочивали мысли. Василий Петрович взял оставленный племянницей альбом, перелистал, задумался, глядя на старые снимки. Надя тихо, скороговоркой спросила:
; За что расстреляли твоего отца, дядя?
Он удивленно взглянул на неё.
; Откуда ты знаешь?
; Слышала ваш ночной разговор с Иваном Андреевичем. Так получилось, извини. Я случайно проснулась. Дверь открылась, да вы и не таились, разговаривали во весь голос.
; Надя, - раздался возглас Владимира. – Шторы готовы? Давай вешать.
; Сейчас, несу, - торопливо ответила она, ещё раз тщательно проглаживая серединную складку. Она выключила утюг,  перекинула шторы через руку и направилась в маленькую комнату. Дядя перехватил её на полдороги:
; Володька в курсе?
; Нет, его не волнуют семейные тайны.
; Зачем это тебе, Надюша?
; Надо, - коротко, но решительно ответила она и объяснила подробнее: - Нельзя жить с ощущением недосказанности и неопределенности. Что потом своим детям говорить?
; Надя! –  торопил её Владимир. – Я жду!
; Иди, вешай шторы, - ласково улыбнувшись, сказал Василий Петрович. – Сегодня я пойду тебя провожать. По дороге  поговорим…

Начало июня. Дни длинные, ночи короткие. Десять часов вечера, а ещё светло. Надя и Василий Петрович, не спеша, шли по улице имени Карла Маркса, совсем недавно ставшей красивым широким проспектом, застроенным стандартными пятиэтажками. По проспекту неслись автомобили, автобусы, троллейбусы. Повсеместно появившиеся телевизоры приковывали к себе внимание горожан, удерживая их дома.
Дядя и племянница миновали мясокомбинат, перешли трамвайные пути. От расположенного поблизости хлебозавода вкусно пахло свежеиспеченным хлебом. Возле Трамвайно – троллейбусного управления они свернули на улицу Котовского. Напротив продуктового магазина стояла открытая деревянная беседка. Дядя и племянница вошли в беседку, сели на узенькие скамеечки. Василий Петрович закурил.
; Что ты хочешь знать, дочка? – начиная беседу, спросил он.
; Историю семьи. Полную, подробную. Всё, что ты сам знаешь. Но это потом, позже. Сначала расскажи про своего отца. Вы произносили страшные слова: «саботаж», «враг трудового народа». Что это значит?
Василий Петрович глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и начал  рассказ о страшной судьбе Петра Васильевича Логинова, полковника царской армии. Он поведал о его добросовестной долголетней службе на благо России, об очередном тяжелом ранении во время первой мировой войны, об отставке из армии по состоянию здоровья, о возвращении в Сибирск к семье. Василий Петрович отчетливо помнил первые годы революции и гражданскую войну, помнил Сибирск – столицу Белого Адмирала.
; Сейчас в кино, изображая те годы, показывают  только голод, холод, войну и смерть. Всякое было, плохое и хорошее. Мы, мальчишки, носились по улицам, не боялись ничего и никого. Город жил, как жил до войны и до революции – работали магазины, кинотеатры, мастерские, конторы, в школах шли занятия. На гастроли приезжали артисты, выходили в свет газеты, на Дворцовой площади устраивали военные парады. Труднее, конечно, приходилось. Население удвоилось, утроилось. Солдаты, беженцы, военнопленные. Настоящее вавилонское столпотворение. Естественно, с продовольствием проблемы, и стреляли на улицах, и люди пропадали неизвестно куда. В Отечественную то же самое происходило. Только тогда здесь был глубокий тыл, а в гражданскую - передовая. Со всеми вытекающими, как говорится. Да ты, наверное,  помнишь военные годы?
; Маленькая была. Плохо помню, - ответила Надя. –  Как же подполье, классовая борьба?
Василий Петрович пожал плечами и не слишком уверенно ответил:
; Подполье оно и есть подполье. Обычные люди никакой борьбы не замечали. Позже, когда Красная Армия пришла, вот тогда и завязалась классовая борьба. Начались чистки, облавы, аресты, борьба с чуждым элементом, врагами трудового народа, саботажниками и контрреволюционерами. «Красный террор». Под одну гребенку гребли всех подряд, не особенно разбираясь, кто прав, кто виноват. В такую мясорубку и угодил мой отец, тяжело больной человек, не явившийся на курсы красных командиров в назначенный срок.
Надя долго молчала, потом спросила:
; Он действительно болел?
; Действительно и очень серьёзно.
; Надо было пойти любой ценой, - сурово заявила она.
; Кому надо? – удивился Василий Петрович.
; Курсантам, которые его ждали.
; Что изменилось бы за день – за два? Отец поправился бы и провел с курсантами все необходимые занятия.
; Но долг – превыше всего. В фильме «Депутат Балтики» больной старичок – профессор идет через весь революционный  Петроград, чтобы прочитать морякам лекцию по ботанике. И Павка Корчагин…
Василий Петрович резко прервал её возмущение:
; Тяжело больной, израненный человек никому и ничего не должен. Ох, Надя, задурили вам головы  профессором и Павкой. Их фанатизм, если он на самом деле был таким, как нам преподают, их неоправданный фанатизм и героизм – дело добровольное. Позже единичные случаи ввели в норму, в обязаловку. Нельзя ко всем людям подходить с одной мерой. Понимаешь, нельзя. Разные обстоятельства и запас прочности не одинаков. К тому же, от отца никто не потребовал самоотверженности и героизма. Ты думаешь, кто-нибудь поинтересовался причинами его неявки? Отнюдь. Все произошло быстро, буднично. Пришли вооруженные, усталые, озлобленные люди. Они грубо стащили отца с постели,  скинули на пол белые простыни, увели его на пустырь за домом и расстреляли. Бабушка пыталась показать им справку от врача, какие-то рецепты, но они не обращали на неё  внимания. Я помню, что один из них держал в руках огромный лист с фамилиями и адресами. Он спросил нашу фамилию и сделал в списке отметку. Галочку или крест поставил, а может, просто вычеркнул человека из жизни.
; Дядя, мне страшно, - воскликнула оглушенная услышанным Надя.
; Ты просила, я рассказал, - спокойно ответил Василий Петрович.
; Как же теперь жить с таким знанием?
; А как я живу! – горько усмехнулся Василий Петрович и попросил горячо, сбивчиво: - Послушай, Надя! У меня сохранились документы отца, справки, результаты медицинского освидетельствования. Я тебе покажу, где  они лежат. Если я, пока жив, не успею реабилитировать отца,  пожалуйста, исполни  мою мечту.
; Позволишь прочитать документы?
; Разумеется. Ты - медицинский работник. Ты сразу поймешь, что отец находился в нетрудоспособном состоянии.
Надя пообещала дяде непременно выполнить его просьбу, чего бы ей это ни стоило. Некоторое время они молчали. Василий Петрович погрузился в невеселые воспоминания. Надя переваривала информацию, а потом вспомнила случай из своей жизни.
Это произошло, когда она училась в седьмом классе. На День Пионерии состоялся общегородской парад. В параде принимали участие все одноклассники Нади. Не явилась только одна девочка Рита Бакина. У неё очень сильно заболел живот. Врача не вызвали, сняли боли домашними средствами. Мама Риты написала в школу записку, где оповещала о причине неявки дочери на праздничное мероприятие. Но классная руководительница записке не поверила. Она устроила общее собрание, где долго и безжалостно стыдила девочку, обвиняла её в малодушии, трусости и предательстве. Она приводила в пример Павку Корчагина, героев войны и депутата Балтики. Ритку исключили из рядов пионерской организации  с позором, под барабанный бой. Через день  прямо во время занятий у неё случился приступ аппендицита. Вызвали «Скорую помощь», увезли девочку в больницу, тут же сделали операцию.
; Чем закончилась эта история? - поинтересовался Василий Петрович, когда Надя рассказала ему про случай с Риткой. - Восстановили девочку  в пионерах?
; Восстановили. Она училась с нами, тихая, незаметная. После окончания восьмого класса ушла из школы в ремесленное училище. Больше мы не встречались. Мы считали, так нужно, так правильно.
; Засорили вам головы, - вновь повторил Василий Петрович. – Скажи, а на собрании, наверно, многие выступали и предлагали более строгие меры наказания? Расстрел, например.
Надя задумалась, вспомнила собрание, кто из ребят что предлагал. Костик Жилеев ляпнул  про расстрел, но его не поддержали. Дядя, тем временем, говорил:
; Интересно, почему никто из вас не задал себе простого вопроса. Зачем, ради чего проводятся все эти парады, собрания и другие коллективные мероприятия, явка на которые строго обязательна? Что произошло бы, если бы не только Рита, но и никто из вас не пришел на парад?
; Парад не состоялся.
; Не состоялся и что? Мир перевернулся, катастрофа, гибель советского строя!
; Не понимаю, - растерялась Надя.
; Объясняю. Подобные мероприятия проводятся с целью держать народ в подчинении и страхе. Правителям необходимо, чтобы  граждане находились в одной куче, в одном строю, чтобы никто не вываливался, не шагал в сторону, а главное не задумывался над простыми вещами о смысле всего происходящего. Потому что, если допустить хоть минимальную дозу добровольного желания, то, во-первых, никто данные мероприятия посещать не станет, а во-вторых, люди научатся мыслить самостоятельно, перестанут слепо и послушно следовать за вожаками. А ещё я не люблю наши  коллективные сборища за то, что на них происходит унижение человека человеком. В сталинские годы на таких собраниях обвиняли людей бог весть в чем, вешали ярлыки, критиковали, лишали свободы, жизни лишали.
; Ты говоришь о врагах народа, о культе личности? Партия признала ошибки, осудила перегибы, - напомнила Надя.
; Тем, кого расстреляли по сфабрикованным обвинениям уже все равно. Их не воскресишь. Привыкли мы легко распоряжаться чужими судьбами. Вот что страшно. Лишь только Бог, Высший судия, властен решать жить человеку или умереть. Человек человека лишать жизни не в праве
; Даже преступников? – допытывалась Надя.
; Преступники должны нести наказание за совершенные преступления. Но если судья выносит смертный приговор, он должен десять, нет, сто раз отмерить и подумать.
; Как же на войне?
; Что хорошего в войнах! – С болью в голосе воскликнул Василий Петрович. – Война не только убивает человека, она калечит его душу. Понимаешь, на фронте другие понятия о том, что хорошо, что плохо. Вообще, всё другое. И это другое очень трудно забыть. Надеюсь, что последняя война была действительно последней. Хватит, навоевались на сто лет вперед…
Солнце быстро садилось за домами, стремительно темнело. Похолодало. Надю бил легкий озноб то ли от волнения, то ли от холода. То, что говорил дядя настолько необычно, до невозможного возможно и справедливо, что девушка находилась в состоянии шокового ступора, когда мозг блокирует всяческие мысли и эмоции. Василий Петрович поднялся со скамейки.
; Пойдем, дочка. На сегодня тебе хватит информации. О бабушках и дедушках я расскажу тебе в другой раз.
; Постой, - остановила его Надя. – Извини, спрошу ещё… Не слишком ли ты откровенен со мной и с Иваном Андреевичем?
; Ты о доносах? Нет, я не боюсь, что кто-нибудь из вас напишет на меня кляузу или станет болтать на всех перекрестках. Язык за зубами теперь все умеют держать. А доносчики сейчас не в почете. Да и в людях я пока ещё разбираюсь.

Продолжение следует...