Прощайте, горы

Вещая птица Гамаюн

     ...С альпинизмом было навсегда покончено. Ещё по инерции Игорь, или Валет, как звали его всё так же продолжающие ходить на вершины удачливые приятели-альпинисты, ездил в горы с туристами, а этой зимой 196. года выбрался в горно-лыжный лагерь «Алибек». Валет был студентом-третьекурсником, успешно учился в Харькове в университете, основанном Карамзиным, на физфаке, и после удачно сданной зимней экзаменационной сессии выпросил в профкоме ГУ сказочно дешёвую путёвку в Алибек для новичков-горнолыжников, заплатив из полной стоимости в 120 рублей лишь 30 ре, и рванул в горы. Там он отдыхал от удушливой атмосферы дома, от молодящейся мачехи, которая давно посматривала на пасынка голодным взглядом , когда отца Валета, её мужа  Вадима не было дома. А  отца  частенько не было рядом; его жена уже давно перестала быть «молоденькой, аппетитной Лилечкой», страдала головными болями, в особенности тогда, когда муж оказывался рядом, и рассчитывал получить от неё порцию супружеского внимания и любви. И муж зачастил в командировки, охотно перенимая выезды в Славянск у коллег, где находилось предприятие-партнёр. Там работала симпатичная сотрудница Ниночка из управления завода, которая умело ввела Вадима в курс дела, а последние два года просто жила с ним, когда Вадим наезжал в Славянск. Лилия и Валет догадывались об этой второй жизни отца семейства, но предпочитали Вадима не дразнить. Валет ещё помнил побои отца, да и Лилии разок досталось.
Деньги на поездку отец,  обычно  скаредный, дал сразу. Ну, ещё бы: мачеха с отцом вместе составляли фронт борьбы против студента с его либеральными, если не сказать, радикальными взглядами, находившимися в противоречии с линией партии,в которой состоял Вадим. И линию партии яростно отстаивал от всякой критики, правых и левых уклонов. И сыну спуску не давал,подозревая того в молчаливом сопротивлении теории и практике коммунизма по-русски. НоВалет давно уже не сопротивлялся отцу, его демагогии и промыванию мозгов, больше угрюмо молчал, поэтому отцу и хотелось держать его подальше от дома. Мачеха  во  всём  соглашалась с силой, то есть с мужем,  не допуская фривольных мыслишек в голову, когда он был дома. Итак, деньги на билеты туда и обратно, путёвку были выданы отцом со вздохом облегчения.
У Валета был свой мир, из которого он с трудом выныривал в скучные будни. Под стук колёс Валет, лёжа на второй полке плацкартного вагона, освобождался от от домашнего неуюта, считая вагонный неуют счастьем. В купе было ещё три пассажира, в проходе лежали двое, один в грязных чёрных носках на верхней полке, а внизу сидела женщина с книгой. Пассажиры отсека, где на верхней полке лежал Валет, входили и выходили, ели, ложились на свои места, засыпали и просыпались, снова ели, и пили, пили, пили чайкоторый проводница с почти мужским голосом всё разносила и разносила  желающим. Валет поначалу тоже заказал пару раз чай, съед два бутерброда, лёг и не спал, лежал, мечтая. За окнами вагона лютовала зима, а поезд Москва-Махачкала всё ехал и ехал на юг, на Кавказ. Рюкзак Валета лежал под сиденьем пассажирки снизу, он упросил её положить туда с тем, чтоб не опасаться за свои вещи и документы. Изредка он посматривал вниз, а когда пассажирка выходила, слезал вниз размять ноги. Валет как бы перенимал вахту, когда пассажирки снизу не было в их отделении. Мимо сновали люди, а в проходе так же лежал  некто в чёрных несвежих носках. У Валета всегда был страх во сне свалиться со второй полки.
Валет спал, не снимая тёплого свитера с орлом, проданного ему горянкой в Домбае в прошлом году за 25 ре, по тогдашней твёрдой цене. Документы и деньги Валет хранил на себе, спал, не раздеваясь. Люди подсаживались на всех остановках, которых было немало на длинном тысячекилометровом пути на Кавказ, а достигшие свой пункт назначения покидали вагон, так что покоя почти не было, спал он урывками,  ходил в туалет редко.

     Слава богу, обошлось без воровства, и в Махачкалу он приехал днём, а дальше добирался автобусом. Валет уже знал пару слов на грузинском языке, швило – сынок, гамарчжоба – здравствуй, Сакартвело –Грузия, но эти слова ему не пригодились, всё равно ничего нельзя было ими выразить, разве только приязнь к местным жителям. Подвижные грузины, объездившие почти весь Союз, хорошо знали русский язык, а их гортанный акцент только добавлял речи горцев тёрпкость. С несколькими пересадками Валет добрался наконец в горнолыжный лагерь «Алибек». Разместившись в комнате на четверых, он обследовал лагерные постройки, в основном одноэтажные домики, а по пути встретил знакомую из ХПИ Валю Раппу, приземистую и смешливую, которая одновременно  начала заниматься альпинизмом с Валетом в секции у Ильи Александровича Мартынова. Лыжные занятия  начинались завтра, и нужно было получить лыжи и ботинки, что они и сделали на выдаче. Несмотря на невысокий рост Валета, «лапа» у него была 43-го размера, а ширина и и подъём ноги были такими, что ему с трудом удалось подобрать себе ботинки, не новые, но крепкие. Расставшись с Валей, он провёл остаток дня у себя в комнате, ещё не отойдя от утомительной дороги в горы.

     Наутро тренер, неутомимый москвич-крепыш, начал гонять их вверх-вниз на пологом склоне, показав прежде всего торможение плугом, мягкое падение, и подъём вверх с лыжами на плечах. Четырёхчасовые утренние занятия сменились обедом и отдыхом, и впервые за много лет Валет заснул днём. После отдыха занимались ещё два часа в группе, состоявшей из 13 человек новичков. А потом было настоящее знакомство с ребятами из его комнаты. Длинный Лёвочка из Ленинграда, Толик из Москвы, и Володя из Обнинска занимали оставшиеся три кровати в комнате, где у двери стояла койка Валета.
Лёва развлекал всех во время отдыха, то он рассказывал анекдоты, почти всем, оказывается, уже известные, а вот песенка про молодого растяпу-дизелиста, у которого все ключи украли, видимо, его собственного сочинения, была его коньком.

     В их комнате ни у кого не было гитары, никто не пел туристских и альпинистских песен, как было в секции у Мартынова, где на отдыхе и сам тренер подпевал тихонечко, когда гитаристы группы Серёжа и Витя играли «Домбайский вальс» и другие песни Визбора, песни Кукина, Клячкина, Якушевой, Городницкого, а Валет вплетал свой теноровый голос, и получал сам от этого наслаждение, граничившее с балдежом. Но в этом горнолыжном лагере такого пения не было, жизнь оказалась скучной и серой. Не было музыки, а была ишачка: вверх с лыжами на плечах, вниз в «жестоком плуге»,  чтоб не разогнаться до потери контроля за трассой.  Со временем Валет уже сносно съезжал с пологого склона, научившись менять направление скольжения лыж, перенося тяжесть с одной ноги на другую. Почти все курсанты спускались лучше его, не раз побывав в таких лагерях, и Валету приходилось утешаться тем, что он видал и вершины, и лавины своими глазами. Но эта учёба у него не задалась: мучила ангина, побаливало сердце, да и давление стало ползти вверх. Нет, это было почти незаметно, но проявлялось при врачебных осмотрах. Впрочем, состояние здоровья его было удовлетворительным, так что две недели тренировок прошли почти нормально. За это время он не виделся с Валей и двух раз, они катались в разных группах, на разных склонах.

     Русую девушку, похожую на его школьную симпатию Свету, он заметил потому, что она часто оказывалась рядом, катаясь с ним в одной группе новичков. Как-то так получилось, что она первая и заговорила с ним. Её звали Мария, приехала она из Краснодара, у неё была фамилия, поразившая Валета своим буйным прошлым, каким-то реликтом,  происходившим из татаро-монгольского нашествия: Гамаюн. Ему припомнилась вещая птица Гамаюн из русских сказок, и образ этой девушки казался окружённым чудесным ореолом, выделенностью из всех девушек, катавшихся здесь, в лагере, москвичек, ленинградок, киевлянок и харьковчанок. И раньше он не обращал на девушек лагеря внимания, здоровался только с Валей. А после того, как Валет узнал фамилию Маши, он перестал замечать всех других девушек, для него теперь существовала только Маша.

     Это произошло за два дня до расставания, занятия уже окончились, самое время для сборов домой. Последний обед в лагере, а завтра уезжать. После обеда Мария и Валет не пошли на отдых, а стали прогуливаться в окрестностях лагеря. Лежал глубокий снег, но на солнце было жарко, Мария была в вязаном платье, без шапочки, Валет тоже был легко одет, и они ходили, ходили, и разговаривали, он навёрстывал упущенное, и спел ей несколько альпинистских песенок, рассказывал о своих походах в горах. Незаметно стемнело, пошёл лёгкий снежок, крупные редкие снежинки падали на длинные светлые волосы Маши, и в свете Луны они горели крохотными звёздочками, потом таяли, и капельками скатывались вниз. От Маши исходило тепло, Валету захотелось обнять её, Маша тоже потянулась к нему, они стали целоваться, и их видела только Луна, которая всё никак не могла закатиться за гору, и плыла по небу, оставаясь на месте. Только небо становилось всё синее и темнее, и на нём появились первые звёзды. Раньше было только прохладно, но теперь стало просто холодно, и Маша потянула за собой Валета к теплу, в домик, где она жила с тремя подругами.

     Подруги ещё не спали, но уютно устроились в своих кроватях, и погасили свет. В темноте Валет прокрался с Машей, ведущей его за руку, к её койке, и они уселись на одеяло, отогреваясь в тепле. Всё ещё обнявшись, они сидели на кровати, целовались, сознавая, что завтра предстоит расставание. Девочки рядом напряжённо прислушивались к звукам, издаваемым Машей с дружком, и никак не засыпали. Валет, всё ещё остававшийся девственником, не представлял, что делать дальше, и собирался уйти, у него болело горло, на этой прогулке ангина его обострилась, но Маша не размыкала объятий, не прогоняла его, видимо, хотела просидеть так всю ночь. Окна всё темнели и темнели, вскоре различить другие кровати стало невозможным, руки Валета потянулись помимо его сознания к груди Маши, она не отнимала его рук, что-то ласковое шептала на ухо. Затем он стал гладить её живот, забрался под платье, и коснулся руками её груди, запрятанной под лифчиком.  Его руки наконец согрелись, он попытался было снять её трусы, но её руки были наготове, она стала отчаянно обороняться, в то же время шепча ему на ухо, что ничего этого не будет, и ему не нужно даже и пытаться. Валет враз  присмирел, снова его стала мучить ангина, и он, , несчётное число раз поцеловавшись с ней и простившись, наконец ушёл, тихо выскользнув из комнаты, где всё ещё не спали девочки, ожидая развязки. 

     Валет возвращался в свой домик, еле переставляя ноги, ощущая тяжесть внизу живота, напряжение и даже боль в яичках. Ему хотелось в туалет, они с Машей более восьми часов провели вместе, никуда не отлучаясь, и теперь его желудок и пузырь требовали опустошиться. В туалете он долго не мог ничего сделать, потом кое-как всё получилось, но тяжесть и напряжение внизу живота не прошли. Теоретически Валет знал о мастурбации, но ему казалось стыдным начинать этим заниматься, и потом, он боялся, что если это начать, то уже навсегда будет соблазн и лёгкий путь к этому нечистому занятию. Так же медленно, с трудом переставляя ноги, он пришёл к себе, разделся, лёг в кровать, и долго лежал, не мог уснуть, но наконец-то сон облегчил его мучения. Снов ему не снилось, и только перед пробуждением словно золотой лучик высветил какую-то бесплотную девичью фигурку, что словно облачко улетела куда-то вверх и растворилась, когда он открыл глаза. Напряжение и боль ушли, он снова был почти здоров. Только трусы оказались запачкаными, их пришлось сменить прямо под одеялом, и тогда он встал.

     А после завтрака было расставание с Машей, слегка отчуждённо прощались они на виду у всех, поцеловались и обнялись на прощанье. Перед этим Маша и Валет обменялись адресами, чтоб переписываться и когда-нибудь снова встретиться. Разъехавшись в разные города, они продолжали учёбу в институтах. На первой же тренировке в альпсекции, куда Валет продолжал изредка ходить, он встретился с Валей Раппой, и та рассказала ему, что с ним хочет переписываться Оля из Ленинграда, с которой она была дружна в лагере «Алибек». Оля жила в одной комнате с Машей, Валет почти не помнил эту темноволосую серъёзную девушку, и отказался от переписки с ней.

-Но она же из Ленинграда, женишься на ней и переберёшься туда, будешь ленинградцем!-

настаивала Вита. Но Валет не поддался на уговоры, а вскоре перестал ходить в секцию, так как началась серьёзная учёба, да и здоровье больше не позволяло.  Через две недели после возвращения из «Алибека» Валет получил от Маши открыточку с приглашением к переписке. Но у Игоря уже прошло очарование тех двух дней, он помнил только жирные с перхотью светлые волосы Марии, да неприятное ощущение мелких крупинок, остававшихся у него на губах после  поцелуев взасос с нею. И только её звучная фамилия – Гамаюн, осталось у него в памяти, как зов вещей птицы.

29 июля 2011 г.