Революционеры милостью Божьей. По капле яда 1

Часть вторая.

  -Теперь вы можете примерно представить себе, что я чувствовал, отказывая вашей матери в своем покровительстве. Я был в своем праве; я только что освободился от всех соглядатаев, которые нависали над моей скучной и одинокой жизнью подобно осеннему облаку. У меня были деньги, независимость и был раб – юный попович Борис Преображенский следовал за мной всюду, как привязанный. Я делил с ним завтрак, я делил с ним развлечения, и ничего больше – слишком мало, для того, чтобы стать чьим-то другом, и слишком много для того, чтобы привязаться ко мне навсегда.
 Если вы думаете, что я сразу же потянулся к веселой и красивой жизни, то вы глубоко ошибаетесь, друг мой. В первые годы революции было не до этого, даже нам, посвященным, приходилось прикидываться либо дураками, либо пролетариями. Я прикидывался и тем, и другим. Если бы вы знали, как люди начали ко мне относиться с этоо времени! Как будто внутри у меня имеется жемчужина самого прекрасного сорта, к которой стоит лишь протянуть руки, дабы почувствовать ее скользкую твердость. Этой твердостью был мой ум – сокровище, куда большее, чем все жемчуга в мире, вместе взятые. Те, кто хоть раз слушал или целовал меня, были моими навсегда – или же покоились в могиле. И слишком часто я выбирал именно могилу, а не что-нибудь иное.
  Потому что та, кого я еще мог любить лежала там, неоплаканная и застывшая. А я тем временем занимался казнями, потом перешел на бумажную работу, потом продавал сверкающие безделушки Фаберже британским лордам, уверявшим меня, что это пойдет в казну Его Величества, но я прекрасно знал, как на самом деле будет обстоять судьба полированных пасхальных яиц – я видел мысли человека, так же, как вы видите меня. Я видел судьбу каждого предмета, к которому мысленно прикасался – вплоть до того часа, когда внутренним взором прослеживал угасание его души в темных лабиринтах виллы наркоторговца или в тиглях гигантского плавильного цеха. Но кое-что и я был не в состоянии увидеть – ни свою судьбу, ни судьбу тех, которые были хрупкой и постоянно рвущейся нитью связаны со мной.
  Мари приходила ко мне каждый вечер; в то время ее родители собирались за границу, в веселый Берлин, где жила ее тетка Людмила с отвратительным старым социалистом, другом Каутского. Саша заявил тогда, что остается, а Лика поддержала его. Но – увы – его ждала недолгая и скучная жизнь, в результате которой ему пришлось очутиться в цепких маленьких руках князя Беклемишева-Костромского, истинного Рюриковича и истинно аристократического управителя мыла и веревки, после чего Лика, чудесная Лика, досталась мне в качестве супруги. Наверное, вам никогда не говорили о вашей тетке – а зря. Моя жена была бы превосходной пианисткой, если бы не стала моей женой. Сейчас она потолстела и во многом утратила былую свежесть, мое же лицо и тело сохранили первоначальную гладкость и ясность плоти. Ибо ничто не сможет сравниться с посвященным, а я забыл посвятить свою жену, ибо не рассчитываю прожить с ней долго и счастливо – лишь до тех пор, пока смерть в своей черной пелерине не разлучит нас…
  Зато я посвятил всех своих трех дочерей, но, к сожалению,они всего лишь девчонки, а этот мир принадлежит мужчинам, ибо мы всегда смотрим на вещи несколько шире, нас признают нам подобные и мы не вынуждены прятаться в несносной тени чужих предрассудков. Вы понимаете меня, Ансельм?
- Вы знаете, как меня зовут? – нетвердо произнес юноша, покачавшись на ватных после выпитого бурбона ногах. Обещанной бодрости, увы, не предвиделось, как и всего другого, что мог обещать  красавец стоявший перед ним.
А то, что он красив, удостоверило зеркало, отразившее черты правильные и длинные, такие же, как у Ансельма, но с гораздо большим очарованием и прямотой глядевшие в призрачную муть стекла.
-Зеркало треснуло – не к добру, - произнес Ансельм и покосился на незнакомца.
-Не понял.
-Так говорит тетя Эсти, - тихо пояснил юноша.
Незнакомец взял лицо юноши в свои ладони и пояснил, отчетливо проговаривая каждое слово.
- Тетя Эсти… Как же я хочу навестить тебя, сестричка. Может. Пройдем. К вам. Сын мой?