Памяти моего отца

Я коченела вместе с мертвым телом, лежащим прямо передо мной в красивом красном ящике, обшитом черной ленточкой. Постепенно каменели мои конечности, мой живот, моя грудная клетка и выше - до самой макушки головы, пока всё мое тело не покрылось твердым и прочным панцирем, похожим на черепаший домик, только гораздо тоньше и прочнее. Я смотрела на это любимое мною лицо, пытаясь разглядеть в нём хотя бы капельку жизни - но лицо молчало. Оно было серым и неподвижным, как застывшая восковая маска, такая чужая и незнакомая, что хотелось сорвать её, громко закричать и поскорее проснуться  от этого страшного сна. Но крик застрял где-то в груди под пуленепробиваемым панцирем, маска в действительности  была не маской, а застывшим лицом умершего человека, а сон был самой что ни на есть настоящей реальностью. А под  черепашьим панцирем тихо плакала маленькая восьмилетняя девочка. Она плакала и шептала заветные слова, которые когда-то творили разные чудеса  в её детских играх, но в этот раз заветные слова не помогали. А она всё шептала и шептала их, в надежде на то, что вот еще одна минуточка - и он встанет, откроет глаза, улыбнется и скажет: "Я пошутил, девочка моя! Пойдем пить чай и помогать маме!" И они вместе пойдут на кухню, и она заберется к нему на колени и будет сидеть у него на коленях, уткнувшись в щетинистую щеку, и он будет, как и всегда, шутить и смешить всех, и все будут весело смеяться. А когда наступит настоящий праздник, он принесет ей большую красивую куклу. И все вокруг будут счастливы! И всё всегда будет хорошо!

Но он не вставал. И не открывал глаза. И ничего не отвечал на её безмолвный крик. Вобщем, хорошо не становилось. Наоборот - панцирь с каждой секундой становился всё твёрже и плотнее, а маленькой девочке под ним оставалось всё меньше и меньше места. И тогда я поняла -  если прямо сейчас  что-то не изменить, то это самое «хорошо» в моей жизни так навсегда и останется только снами и бесплодными фантазиями.  Я протянула своей маленькой девочке руку и сказала: «Малышка! Я знаю, что ты напугана и не очень хорошо понимаешь, что с тобой сейчас происходит, но поверь мне – всё это лишь одна грань нашей реальной жизни, которую необходимо научиться понимать и принимать такой, какая она есть»  Маленькая девочка утерла свой носик и посмотрела на меня своими заплаканными глазками. А потом произнесла слова, которые навсегда перевернули всё мое такое взрослое и умное понимание действительности, вернув в мою жизнь то, что было когда-то утеряно. Она сказала:  «Ты ошибаешься.  Я не напугана. И я очень хорошо понимаю всё, что сейчас происходит.  А плачу я, потому что мне очень грустно терять моего отца.  Но я знаю, что эта грусть пройдет. И однажды всё действительно будет хорошо.  А сейчас – прошу тебя – не мешай мне грустить и оплакивать моего любимого отца, а лучше помоги, не позволяя этому панцирю убить еще и меня» Я открыла рот, чтобы ответить ей, но моё удивление было так велико, что нужные слова так и не нашлись.  Так я и стояла с открытым от удивления ртом и напрочь сбитым с толку отделом мозга, отвечающим за умные слова и ответы.  И, может быть, оно и к лучшему, потому что в это самое время глубоко и навсегда в моем сердце проснулось и запульсировало что-то настолько  теплое и лучезарное, что говорить уже не было никакого смысла.  И я стояла вот так и смотрела на моего любимого отца, и прощалась с его умершим телом, и благодарила его за всё, что он успел сделать для меня в своей жизни.  А внутри во мне крепло и набирало силу моё новое удивительное и до боли знакомое ощущение...

...Ощущение бесконечной любви и мудрости,  подаренное мне в тот день маленькой восьмилетней девочкой.



** Огромное заочное Спасибо автору фотографии Михаилу Вершинину за этот его фантастический полёт и мои реверансы за использование фото "неспросимшись".