Форма жизни номер два глава 4

                IV. Холод последней зимы


Как учат мудрецы, отрицательный опыт для нас порой важнее положительного. По крайней мере, ситуация прояснилась. Теперь я твёрдо знала, что у меня не проказа и не онкология. В момент опасности рука словно обрела свою волю, свой разум, проявив при этом нечеловеческую силу и гибкость. Сомнений в её природе у меня не осталось. Зато моё будущее стало ещё более туманным. Была ли хоть капля правды в словах Дона? Умру ли я от остановки сердца? Сколько времени у меня в запасе? А, может, он просто всё придумал, чтобы заманить меня к себе? И я так же постепенно побелею и похолодею от макушки до пят? Вопросы, на которые мог бы ответить только тот, кто сам прошёл через это. В одной старой сказке царь сказал герою: «Пойди туда – не знаю куда, найди то – не знаю что». Я могла бы сказать себе то же самое.

В понедельник я, притворяясь нормальным человеком, пошла на работу. И даже делала вид, что работаю. А вечером, по дороге домой, я вдруг снова начала сочинять стихи. Вообще-то я пишу их с детства, но с большими перерывами. В детстве – про киношных и книжных героев, потом, в юности – про любовь, а после тридцати всё больше о жизни, о судьбе…. Пару лет назад завела страничку на одном литературном сайте, познакомилась со многими интересными людьми. Было весело.

А летом как отрезало, не до стихов стало. И вот – опять пришло вдохновение. Только это были уже другие стихи, совсем не похожие на то, что я писала раньше. Прощание с жизнью и приятие смерти. Реквием. Я вложила в них всю свою историю, всю её фантастичность и обречённость. Конечно, иносказательно, в символах и образах, потому что, напиши я это прямым текстом – и мою трагедию примут за пошлый романчик. Нет, решила я, уходить надо красиво. И опубликовала стихи на своей странице. Пусть это будет моим прощанием с миром.

Шли дни. Багровый браслет поднимался всё выше по руке. Дон пытался связаться со мной, но я игнорировала его письма и звонки. По вечерам писала стихи. В остальное время суток… существовала. Только друзья выдёргивали меня из этого анабиозного состояния и время от времени возвращали к жизни.

Однажды мы (я, Эля и Яна) сидели у Эльки в гостях и отмечали йодль, а по-нашему – день зимнего солнцестояния. К тому же было полнолуние, да ещё и лунное затмение, так что разговор сам собой зашёл о вещах мистических и потусторонних.
-- А вы хотели бы стать бессмертными? – спросила я их.
-- Нет, – в один голос ответили подруги.
-- А почему?
-- А зачем? – в свою очередь, спросила Яна. – Взросление, старение, смерть – это ведь так интересно, так здорово. Ты всё время узнаёшь о себе что-то новое. Ты меняешься, и твоё понятие о мире меняется. И, значит, меняется сам мир вокруг тебя. К тому же, я очень хочу узнать, что же там, за чертой. Смерть – это очередная ступень, мы все обязаны перешагнуть её, чтобы выйти на следующий уровень.

-- Ну да, я тоже примерно так думаю, – поддержала Эля. – Бессмертие – это смерть наших чувств, наших желаний. Тебе быстро всё надоест, и ты, по сути, перестанешь быть человеком. Зачем это? Лучше уж умереть и родиться снова, пойти по новому витку развития. Представь: ещё одно детство, ещё одна юность, ещё одна любовь…

Я представила. И мне стало совсем плохо. Я чуть не разрыдалась при них. И зло подумала: «Ах вы, мои замечательные умные подруги! А скажи вам, что ваша долгожданная ступень, очередной виток спирали наступит через месяц – всё так же рьяно вы бы защищали свою позицию? Всё так же восторженно говорили бы о смерти?» Впрочем, мне тут же стало стыдно: сама же вызвала их на этот разговор! Так что нечего валить с больной головы на здоровую… 

Как-то незаметно подкрался Новый год. Встретила его, как и раньше, с друзьями, изо всех сил стараясь быть весёлой и беззаботной. Придумала даже карнавальный костюм лисы Алисы с перчатками (чтобы не мазать руку тональным кремом). Под бой курантов загадала, чтобы скорее уже всё закончилось.

Потом  начались долгие новогодние праздники. Ко мне кто-то приходил, я к кому-то ходила. Второго января, возвращаясь затемно от знакомых, я шла по заснеженной Астраханской. В центре, на проспекте и площади, было светло и празднично от бесчисленных гирлянд на деревьях и в витринах; здесь же, на широкой улице с дорогами по бокам и посадками в центре, с вечно разбитыми фонарями и сломанными лавочками, было тихо, темно и почти безлюдно. Я шла, вдыхая свежий морозный воздух и наслаждаясь тишиной. Незаметно пошёл снег. Вдруг я резко обернулась. Так бывает: когда на тебя кто-то смотрит, ты неосознанно оборачиваешься на его взгляд. Но вокруг никого не было. Я пожала плечами и пошла дальше. Только мании преследования мне не хватало. Завтра поеду к Янке в гости и забуду на время обо всём.

Четвёртого мы с друзьями большой дружной компанией долго гуляли по городу.  Бродили по набережной, любовались широкой заснеженной Волгой и храбрыми рыбаками в валенках и полушубках, упрямо сидевшими возле маленьких лунок. Мы даже прошлись немного по льду, восхищаясь зимним закатом в полнеба. Всё вокруг было розовым и лиловым, на город тихо опускались сумерки. Мы вернулись в цивилизацию, в разноцветье и разноголосье большого города. На Театральной площади сверкала большая ёлка, из года в год наряжаемая одними и теми же игрушками; по бокам от неё стояли снежные Дед Мороз и Снегурочка в два человеческих роста; живые Деды Морозы и Снегурочки прохаживались тут же, предлагая всем желающим сфотографироваться с ними. Две горки и две карусели были облеплены детьми. Взрослых катали верхом три печальные лошади.

Мы говорили обо всём подряд. О том, что надо обязательно встретиться на Крещение и искупаться в проруби. О свежепрочитанных книгах и свежепросмотренных фильмах. О том, каким будет новый год по китайскому гороскопу и по календарю майя. И каким оказался год прошедший. Я говорила мало, больше слушала друзей. Мы знакомы почти тысячу лет, и у нас всегда есть о чём поговорить. И это здорово.

Возвращалась я уже около полуночи. Долго возилась с замком (кажется, примёрз немного), наконец, открыла и вошла во двор. Обернулась, чтобы закрыть дверь… но не успела. Между мной и дверью кто-то стоял. Первой мыслью было: «Опять этот Дон?!» Незнакомец шагнул вперёд, и я непроизвольно отступила к стене дома. Теперь я видела его лучше, и это определённо был не Дон. Мы молча смотрели друг на друга. Я как-то забыла о том, что в подобных случаях принято кричать и звать на помощь. Потому что я поняла, кто передо мной. В смешанном свете уличных фонарей и почти полной луны его бледное лицо казалось белоснежным, а в чёрных провалах глаз иногда вспыхивал огонь (или плескалась кровь?). Моё ещё живое сердце стучало медленно и гулко, и в такт ему бились два слова: «Убьёт? Спасёт?»

Видимо, ему наскучило изучать меня, и он тихо произнёс:
   -- Мне понравились твои стихи.
Мои глаза стали потихоньку вылезать из орбит. Наверное, я была похожа на рыбу – такая же лупоглазая и такая же немая. Не дождавшись моего ответа, он снова заговорил:
-- Покажи руку.

Я кое-как стянула перчатку. Он чуть дотронулся до моей руки своей, такой же ледяной и твёрдой. То есть это я умом понимала, что она ледяная и твёрдая. А по ощущениям… трудно передать, какая она была. Ведь мой человеческий мозг привык к определённому набору запахов, звуков, тактильных ощущений. А это было другое. Иное. Как инфразвук или ультрафиолетовый цвет радуги.
 
Он кивнул, словно утверждая приговор. И, пристально глядя в глаза, спросил:
-- Хочешь пойти со мной?
-- Куда? – выдохнула я.
-- Сама знаешь.
Я молчала. Я была уже не рыбой, а соляным столпом. Он, кажется, начал терять терпение.
-- Решай быстрее. Ты умрёшь в любом случае. От твоего выбора зависит только послесмертие.

Я думала об этом последние шесть месяцев. Я думала, какой сделаю выбор, если вдруг мне его предложат. Я бесконечно перебирала все за и против, склоняясь то к одному, то к другому. Поэтому сейчас я ответила вполне осознанно:
-- Я хочу пойти с Вами.

Он снова кивнул, повернулся и вышел. Я бросилась за ним. У меня больше не было времени на размышления. На улице стояла большая чёрная машина, и она ждала нас. Я успела только обернуться и в последний раз посмотреть на дом. Острое, как боль, осознание пронзило меня: это действительно в последний раз! Дом, в котором я жила с рождения;  в котором умерли мои дедушка и бабушка; в котором было пролито столько слёз и сказано столько шуток…

Вся моя нелепая и восхитительная жизнь промелькнула в сознании за доли секунды. Вот и всё…

Не помню, как я села в машину. Не помню, куда и как долго мы ехали. Да и какая разница? В любом случае, это было путешествие в нижний мир. В Аид. На тот свет. По дороге я всё ещё вспоминала о прошлом, потом стала думать, как родные и друзья перенесут моё исчезновение. Или можно будет как-то дать им знать…. Нет, нет, нет! Пусть лучше думают, что я умерла…. Мысли путались, я начала жалеть себя и чуть не разревелась. Еле-еле удержалась и, чтобы отвлечься, стала смотреть в окно. Мы ехали вдоль зимнего заснеженного леса. Снег искрился, отражая свет луны. Луна сияла, отражая свет солнца. А кожа моего спутника чуть мерцала, отражая свет снега. Было сказочно и жутко.

Неожиданно машина остановилась, и он сказал:
-- Дай свою сумку.
-- Зачем?
Он чуть повернулся в мою сторону и посмотрел как-то вскользь, мимо меня, но так, что мне стало страшно. Я неуклюже стянула сумку с плеча и протянула. Он взял её и…  решил снизойти до ответа.
-- Тебя будут искать. Нужно дать им ложный след, -- и он открыл дверцу машины.
В эту секунду я поняла, что он хочет просто выбросить сумку со всем её содержимым. Телефон, паспорт, карточка, деньги, пудра, помада, старые чеки, полис, шоколадка.… Я вдруг снова осмелела и вцепилась в сумку.
--- Не-не-не! Пожалуйста! Хоть что-нибудь оставьте! На память…
Он не торопясь закрыл дверцу и снова посмотрел на меня, как бы решая: а не выбросить ли меня вместе с сумкой и не поехать ли спокойно дальше? Но, видимо, смотрелась я как-то особенно жалко, поэтому он решил продолжить разговор:
-- И что же ты хочешь оставить?
Я начала лихорадочно соображать. Телефон оставить нельзя, их сейчас отслеживают со спутников. Паспорт? Банковская карта? Тоже нет. И вдруг меня осенило:
-- Плеер! Музыку можно оставить?
Он немного подумал и кивнул:
-- Хорошо.

Я расстегнула молнию и сразу увидела белые провода наушников. Потянула – и в руках оказался новый красный МП3-плеер, отрада последних дней. Там было закачано всё самое любимое. Дверца снова открылась, и я проводила взглядом улетавшую во тьму сумку. Вместе с ней улетала во тьму и моя человеческая жизнь.

Мы поехали дальше. Я долго смотрела не плеер, потом включила и стала слушать. Музыка отвлекала, не позволяя впасть в махровую депрессию. Снежные поля за окном сменялись перелесками.

Мы свернули на лесную дорогу.  (Лесная дорога? В нашей области сплошные степи, лесные островки наперечёт, и строить дом в лесу позволяют себе только губернаторы и шишки из Газпрома. Он что, выпил кровь из губернатора?) Дорога закончилась высоким забором с воротами, которые сами собой открылись (не заметила, чтобы он нажимал на пульт). Дальше были парк (наверное, летом здесь цветут тысячи цветов, почему-то подумала я) и дом в неоготическом стиле. Башенки, арки, стрельчатые окна – сейчас это снова в моде. И всё равно я чуть заметно усмехнулась. Мы вышли из машины (конечно, это была не Лада Калина, а какая-то крутая иномарка, но я в них не разбиралась), и дверь дома тоже открылась сама (как он это делает? говорит «сезам, откройся» или простоя не успеваю следить за его движениями?). Внутри было современно, стильно, но мрачновато. Чёрный мрамор, красное дерево, тонировка на окнах – картинка из гламурного журнала, но не место обитания. Я имею в виду: место обитания человека.

Мы подошли к лестнице – той, что вела вниз. Вот он, спуск в подземный мир. Как ни странно, серой не пахло и чадящих факелов не наблюдалось. Леденящие вопли тоже не доносились. Наоборот – чисто, светло и тихо. Но, ступив на последнюю ступеньку и оглядев помещение, я испытала дикий ужас. Это была огромная больничная лаборатория. Таких современных аппаратов я не видела ни в одной городской больнице (хотя откуда им там взяться?). Я предположительно опознала только томограф и рентгеновский аппарат. Что неудивительно: посещать учреждения Минздрава я старалась как можно реже, только в случае крайней необходимости. Что же он тут изучает? Или кого…

-- Снимай одежду, -- приказал он.
-- Зачем? – прошептала я.
-- Мне интересен твой случай. Хочу узнать, какие антитела выработал организм. И как произошло заражение. Сказки о комарах оставь для Дона Сальваторе.

Ха. Он читал нашу переписку. Что ещё он обо мне знает? Похоже, всё.
 
Я вздохнула, покоряясь судьбе, и начала раздеваться. Это всего лишь врачебный осмотр. И, в конце концов, мне же самой интересно, что со мной творится. Он взял анализ крови (конечно, из правой руки), потом положил левую руку на стол и быстро отрезал кусочек воспалённой ткани на границе человеческой и нечеловеческой плоти. Я дёрнулась и вскрикнула. Положив образец в анализатор (естественно, последнего поколения), он обернулся и сказал:
-- Терпи. Умирать будет больнее.
-- Спасибо, обнадёжили, -- прошипела я, дуя на порез. Впрочем, кровь не шла, да и боль быстро утихла.
Потом были ещё уколы, сканирование, анализы… в общем, два часа позора – и я услышала долгожданное «одевайся». Я быстро оделась и в растерянности замерла. Дальше-то что?  Видимо, мысли читать он не умел, поэтому пришлось повторить вопрос вслух:
-- И что дальше?
Он оторвался от изучения результатов и обернулся.
-- Дальше? Смерть, обращение и ученичество. Будешь учиться жить по-другому. Теперь ступай.
-- К-куда? – я даже заикаться начала от такой перспективы. Он снова обернулся, недовольный моей назойливостью.
-- На втором этаже выбери любую комнату. Утром я тебя разбужу. Что-то ещё?
-- Да. Как Вас зовут?
-- Владислав. Спокойной ночи.

Я выскочила из этой ужасной комнаты, поднялась на второй этаж и стала бродить, осматриваясь и выбирая. Но все комнаты были примерно одинаковы, а я уже валилась с ног, поэтому дальше третьей решила не ходить. Плюхнулась на кровать, из последних сил разделась и юркнула под одеяло. Двигаться не хотелось, но и сон не шёл. Перед глазами бесконечным кинофильмом крутились фрагменты сегодняшнего вечера. Владислав. Интересно, это настоящее имя? И сколько ему лет? Я вдруг поняла, что, проведя в его обществе столько времени, абсолютно не запомнила его внешность. Бледная кожа, средний рост, серое пальто. Плавные кошачьи движения, багровые отсветы в глубине глаз. Красивые и длинные (для мужчины) ногти. Вот и всё. Какого цвета его глаза? Волосы? Это моя невнимательность или его свойство быть незаметным? Завтра постараюсь рассмотреть всё как следует…. С этой мыслью я и заснула.