Форма жизни номер два глава 5

                V. Вопросы и ответы

Есть такая поговорка: «На том свете отоспишься». Я почему-то вспомнила её, когда Владислав разбудил меня рано утром на следующий день. Моя комната (как, видимо, и остальные на этом этаже) оказалась чем-то вроде гостиничного номера, там была ванная и всё необходимое для забывчивых людей. Это меня очень порадовало, ведь, отправляясь вчера на прогулку (вчера???), я как-то не подумала положить в сумку зубную щётку. Да и сумки больше не было.  А жить с нечищеными зубами (сколько бы мне ни осталось) совсем не комфортно.

Вдохновившись наличием мыла и полотенца, я начала мечтать о чашке чая с сырным бутербродом. Но, спустившись по лестнице в гостиную (ту самую, гламурно-готического вида), не заметила там никаких изменений: ни кипящего чайника, ни включённой микроволновки. Хотя кухня с плитой и барной стойкой имелась в наличии. Видимо, строилось это всё-таки для людей. Или для маскировки.

Владислав сидел в кресле у камина (я на секунду представила, как осветилась бы комната, пылай сейчас в камине дрова) и кивком пригласил меня сесть рядом.

-- Начнём. Я расскажу тебе правила, по которым ты будешь жить в ближайшее время, до и после превращения. Я беру тебя в ученики, а значит – беру на себя полную ответственность. Ты на время ученичества становишься моей собственностью, моим ребёнком. Твоё единственное право – задавать вопросы. В нашем мире всё по-другому, и незнание законов не освобождает от возмездия. У нас нет тюрем и условных сроков. За ошибку ученика расплачиваются оба – и ученик, и учитель. Поэтому я отпущу тебя только тогда, когда буду уверен. С этого дня начинается  первая ступень – очищение. Постарайся не думать о еде. Обычно чувство голода исчезает на третий день.

-- Совсем не есть?..
-- Совсем. Только природная вода. Чем лучше организм очистится, тем быстрее и безболезненнее пройдёт вторая стадия.
-- Вторая? И сколько их всего?
-- Знание о пересотворении – тайное знание. Оно доступно только академикам.
Я в недоумении уставилась на него, а потом догадалась:
-- Вашим академикам? У вас есть своя академия?!
-- Во многом наше общество подобно вашему. Все мы были людьми и живём среди людей. Поэтому аналогии неизбежны. У нас нет учебных заведений, но есть ступени обучения. Если не уйдёшь в дикари – лет через сто можешь стать академиком.
-- Кто такие дикари?
-- Одиночки. Это либо новички, либо убеждённые отшельники.
Задавая всё новые и новые вопросы, я стремилась не только узнать как можно больше о мире бессмертных (Владислав предпочитал это определение), но и заглушить чувство голода. Когда-то в молодости я увлекалась различными методиками оздоровления, в том числе лечебным голоданием. Я усвоила теорию, но на практике дело не пошло: ко второму дню голова начинала так болеть (а таблетки при этом строго запрещены), что я просто набрасывалась на еду. Двух попыток хватило, чтобы отбить у себя охоту к подобным экспериментам. И вот, спустя столько лет, третья и последняя попытка. Пути назад нет (как, думаю, и еды в этом доме).

После двух или трёх часов сидения в кресле я попросила Владислава показать мне дом. Хотелось размяться, хотелось осмотреть это необычное место и … ну да, хотелось убедиться в отсутствии холодильника, кладовой или хотя бы ящичка с крупой… кусочка сыра… ломтя хлеба…. Кыш, кыш, противные мыслишки!

Как я уже знала, в подвале располагалась лаборатория, на втором этаже – комнаты для гостей (значит, я не одна такая?). Оставались первый этаж и две башни. Кроме огромного холла с камином, где мы сидели, на первом этаже была такая же огромная библиотека.
-- Вы всё это прочитали?! – вырвалось у меня.
-- У меня было много времени.
-- А это… человеческие книги?
-- Здесь – да. Другие хранятся в башне, -- он кивнул на лесенку в глубине библиотеки, едва видную за стеллажами. Эта лесенка вела в западную башню, где обитал Владислав. Но мы не поднялись по ней, а вернулись в холл.  «Наверное, у него там неубрано, вот и постеснялся пригласить», -- мысленно пошутила я.
Но про восточную башню я всё-таки спросила. Он ответил, как мне показалось, неохотно:
-- Там жил мой предыдущий ученик. Если захочешь, займёшь её. После.

Конечно же, мне не надо было уточнять, после чего. Мысли о загадочном предыдущем ученике заглушили на время мысли о еде. Пока мы осматривали второй этаж, я напридумывала уже с десяток историй, одна трагичнее другой. Но спросить, какая из них ближе к истине (скорее всего, никакая), так и не решилась. У меня впереди много времени. Сначала нужно позаботиться о себе.
 
За водой на родник ходить не потребовалось: в дом была проведена чистейшая артезианская вода из скважины, так что я могла пить и купаться вволю.

Вечером, после захода солнца, мы пошли прогуляться и осмотреть парк. Даже сейчас, зимой, было заметно, как много труда в него вложено. Здесь явно поработал какой-то знаменитый ландшафтный дизайнер. Одна из аллей вела к небольшому пруду. Глядя на его ледяную поверхность, я вообразила цветущие лотосы и чёрных лебедей.

За домом парк постепенно превращался в лес, высокий забор был искусно замаскирован соснами, лещиной и плющом. Интересно: ему нужна потайная калитка в заборе? Или он, как и положено вампиру, скачет по деревьям? Такие дурацкие вопросы я не решилась задавать, а спросила вместо этого:
-- Сколько существует ваше общество? И почему люди о нём не знают?
-- Я не буду углубляться в допотопные времена, в мифы про Лилит и Каина. Остановлюсь только на одном историческом отрезке, чтобы объяснить причины суровости наших законов. В доколумбовой Южной Америке бессмертные не считали нужным скрываться, напротив – они объявили себя богами и потребовали приносить им жертвы. Много. Даже испанцы застали свидетельства этих кровавых вакханалий, хотя развязка наступила задолго до их прихода. Если человек много ест – у него начинается ожирение, если много пьёт – разрушается печень, мозг и другие органы. У нас иначе. Тело остаётся невредимым. Но разум… сворачивается, словно белок в кипятке, и разумное существо становится бешеным зверем. Перенасытившись кровью, боги сходили с вершин пирамид и опустошали целые деревни и города. Это продолжалось довольно долго, ведь тогда не было ни постоянного сообщения между континентами, ни законов, ни тех, кто следит за их исполнением. Но, в конце концов,  европейские бессмертные собрались на вече (это было под Новгородом) и решили послать экспедицию. Вызвались несколько добровольцев – те, которые и после превращения остались авантюристами и воинами.

Увиденное их потрясло. Они отловили несколько озверевших «богов» и попытались образумить их, но всё было бесполезно. Тогда было принято решение, ставшее потом одним из законов: потерявших разум – уничтожать. Началась охота на остальных, но и с нашей стороны были потери. У этих существ теряется разум, но зато обостряются инстинкты. К приходу конкистадоров мы управились и замели следы, но… это было нелегко.

У меня захватило дух. Сказав «мы», он оговорился или… проговорился? Он был одним из охотников?! Невероятно. Но переспросить, как обычно, я не решилась. Он, между тем, продолжал:
-- Вернувшись, добровольцы рассказали обо всём. И тогда самые мудрые из бессмертных поняли, что необходимо принять законы. До этого считалось, что мы свободны от всяких рамок и ограничений, но достаточно разумны, чтобы соблюдать традиции и обычаи. Однако события в Америке показали, что абсолютная свобода может привести к анархии и потере разума.  Было решено созвать всех известных на тот момент бессмертных со всех частей света на  Большое Собрание. Оно длилось два месяца, но всё же основной свод законов был принят. С тех пор он соблюдается неукоснительно, и его незнание не освобождает от возмездия.

Я внимательно слушала его, но всё равно не могла отвязаться от назойливых мыслей: сколько же ему лет? Был ли он одним из охотников? На вид – обычный человек среднего возраста, стройный, движения плавные (я бы даже сказала – элегантные), но мускулы из-под одежды не выпирают. Волосы светлые, цвета морского песка, длиной до плеч. Глаза… кажется, серые. Такое впечатление, что они постоянно меняют цвет, и временами на дне их вспыхивают багровые отсветы. Одевался он вполне современно, никаких чёрных плащей и золотых цепей. Только очень бледная кожа и огонь в глубине зрачков выдавали его. Иногда мне казалось, что его кожа чуть мерцает, как отполированный камень.  Впрочем, вокруг было так много сверкающего снега и льда, что мне могло просто померещиться.

Незаметно наступила ночь, и мы вернулись в дом. Ужин с повестки дня снимался, телевизора я нигде не увидела (дом без телевизора в двадцать первом веке!),  от полученной информации (и голода тоже) голова начала пухнуть и гудеть. Владислав, видимо, заметил моё состояние, поэтому предложил закончить на сегодня с разговорами и посоветовал принять ванну. Что я и сделала.

Из целого арсенала шампуней, гелей и прочих чудес косметологии я выбрала пену для ванн с успокаивающим эффектом. Головная боль потихоньку проходила, и я чуть не уснула прямо в ванне. Собравшись с силами, быстро ополоснулась и добрела до кровати. На этот раз уснула мгновенно. Во сне я охотилась на бешеного вампира. Он схватил меня за горло и хотел вырвать сердце, но моя замечательная рука оттолкнула его так, что он полетел через океан и попал прямо на корабль Колумба, отплывавший на поиски Индии. Странно, но Владислава в моих снах не было.

На следующее утро меня разбудили мысли-тортики, они витали вокруг вперемешку с мыслями-щами и мыслями-йогуртами, и я ясно ощущала их манящие запахи. Открыв глаза, я разочарованно вздохнула: разумеется, никакой еды не было. Чтобы смыть эти предательские мысли и запахи, я побежала в душ.

Когда я спустилась в холл, Владислав вышел из библиотеки. Этот день был похож на предыдущий: вопросы, ответы, прогулка, чувство голода…

Я уже давно поняла, что солнечный свет нам противопоказан, и всё же хотелось знать подробности. Владислав, стараясь использовать как можно меньше биохимических терминов, объяснил, что прямой солнечный свет вызывает ожоги, сравнимые с ожогами у людей. Если очень-очень быстро спрятаться (и если площадь ожога была небольшой), то кожа регенерируется. В противном случае включается процесс саморазрушения, и тело сгорает изнутри за считанные минуты. Так что не стоит играть со светом. Желательно иметь несколько надёжных убежищ и всегда следить за временем, особенно в местах, близких к экватору, где солнце практически выскакивает из-за горизонта, как убийца с ножом из-за угла.

Насытившись знаниями в области выживания в экстремальных условиях, я решила сменить тему:
-- А у вас… растут волосы?
Такого вопроса он явно не ожидал, даже замер на мгновение.
-- Это важно для тебя?
-- Ну… у меня сейчас стрижка неудачная… и обросла уже… вот я и подумала: вдруг так и придётся ходить… некрасиво же!
-- Женщины, -- чуть презрительно произнёс Владислав. – Нет, волосы не растут. При повреждениях они восстанавливаются до первоначального состояния, то есть состояния в момент превращения.
-- Чёрт! Мне нужно срочно в парикмахерскую! Я не хочу жить сто лет с такой головой! А кожа… морщины тоже останутся? Тогда мне нужно в салон красоты! – меня почти лихорадило. Благородно стареть вместе со  сверстницами – это одно, а вот стать морщинистым страшным вампиром…

Я смотрела на него с таким неподдельным ужасом, что он передумал убивать меня на месте (по крайней мере, мне показалось, что я прочитала в его глазах такое намерение). Потом он равнодушно пожал плечами:
-- Хорошо. Я вызову на дом стилиста и массажиста. Ты же понимаешь, что тебе нельзя отсюда выезжать?

Я стукнула себя по лбу. Ну да, меня же ищут! Скорее всего. А может быть, ещё нет. Я жила одна, так что ни дома, ни на работе в ближайшую неделю не хватятся. Если только кто-то из знакомых не надумает прийти в гости…

Я приказала себе не думать об этом. Ни изменить что-либо, ни успокоить родных я не могу. Простите меня. Простите, мои дорогие. Я вас люблю. Но вряд ли мы ещё когда-нибудь увидимся.

Владислав отвлёк меня от тяжких мыслей, и я постаралась переключиться на разговор о коже и волосах.
 
Оказывается, во время превращения внутри организм меняется полностью, но внешность остаётся практически прежней. Да, кожа бледнеет, твердеет и становится более упругой, но старец не обернётся юношей. Да и вообще, люди больные и пожилые чаще всего не выдерживают и умирают во время превращения, поэтому вампиры в большинстве своём выглядят молодо.

-- Впрочем, в последние сто лет наши женщины всерьёз увлеклись вопросами внешности и заставили работать на себя многих учёных. Косметология стала одной из ведущих отраслей, наряду с археологией и теософией. Они научились трансплантировать волосы, очень похожие на натуральные. Аэрозоли с телесной краской и линзы – уже прошлый век. Но я плохо разбираюсь в этом вопросе. Если захочешь, сама займёшься его изучением. Может быть, придумаешь, как вживлять бриллианты в ногти, -- в его голосе звучало плохо скрытое презрение.

На следующее утро к дому подъехал фургончик с яркой надписью «Лорелея» на боку, из него вышли две миловидные дамы с чемоданчиками. Водитель (а заодно и охранник, судя по габаритам) занёс в холл какой-то агрегат неизвестного мне назначения, осмотрелся (как он думал, незаметно) и вышел. А дамы вежливо обратились ко мне с просьбами показать, где в этом доме розетка и горячая вода, потом усадили меня и вручили несколько журналов, а сами стали распаковывать футляры и флаконы. Владислав спуститься не соизволил, и я очень странно чувствовала себя в роли хозяйки этого дома. Хорошо, что ещё до их приезда я вспомнила о совершенной своей финансовой несостоятельности, ведь вся моя наличность улетела вместе с сумкой в темноту и неизвестность где-то между Саратовом и этим особняком. Помявшись, я напомнила об этом Владиславу, но он меня успокоил:
-- Услуга уже оплачена. И не беспокойся о материальных вопросах. Когда ты станешь одной из нас, ты получишь пособие, которое сможешь потратить на своё усмотрение.

Меня подобная перспектива вполне устроила, и я последовала его совету: не думать о материальных вопросах, тем более что на повестке дня стояла такая глобальная задача, как выбор причёски и цвета волос. Мы с дамами перебрали несколько возможных вариантов. От ультрамодных и суперсовременных я отказалась в пользу классики, ведь я собиралась носить эту причёску не один месяц (год… век…). С цветом я тоже экспериментировать не стала, выбрала золотисто-русый. Составленный на мониторе ноутбука новый образ вполне меня устроил, и я утвердительно махнула забинтованной левой рукой (я снова взяла на вооружение легенду о рассеянной хозяйке и ошпаренной руке, а Владислав её одобрил).

Дамы колдовали надо мной несколько часов, и результат меня потряс. Я действительно будто сбросила пять-шесть лет, и настроение резко улучшилось. Даже приступы голода отошли на второй план. Дамы давно собрали свои волшебные чемоданчики и уехали, а я всё смотрелась в зеркало и не могла налюбоваться. Владислав оторвал меня от этого бесплодного, но столь восхитительного занятия, и мы вернулись к нашим вампирам. Вспомнив об утреннем разговоре, я захотела  узнать о неожиданно возникшем денежном пособии. Его размер потряс меня не меньше, чем отражение в зеркале. Неужели нужно обязательно умереть, чтобы зажить по-человечески?! Я о таких деньгах и не мечтала никогда!

Владислав пояснил, что обычно на эти деньги молодые вампиры покупают жильё и путешествуют несколько лет по свету, заново осознавая окружающий мир и себя в этом мире. Потом они делают выбор: стать дикарём или вернуться. Дикарь имеет полную свободу, ограниченную только соблюдением законов, но может при этом полагаться исключительно на себя. Тот же, кто захочет стать частью вампирского сообщества, должен выбрать занятие, интересное для себя и важное для других. Самая уважаемая профессия – учёные, ибо превыше всего цивилизованные вампиры ценят разум и знания. Как и у людей, у них имелись свои студенты и свои академики, но не было учебных заведений.  Преподаватель мог взять в обучение от одного до трёх желающих постигнуть новую дисциплину, но не больше. Экзамен сдавался комиссии из трёх приглашённых академиков, после чего можно было заняться самостоятельными исследованиями, а можно было тут же пойти учиться чему-то другому.
 
Отдельной кастой были охотники – солдаты и полицейские, а заодно и спортсмены данного сообщества. Они удачно совмещали привилегии жизни в обществе и возможность время от времени почувствовать себя дикарями, потому что на охоте им разрешалось очень многое. Как говорится, согласно законам военного времени.

Управлял ими всеми Малый Совет, или по-другому Совет Старейшин, что-то вроде правительства. Большой же Совет, то есть всеобщее собрание, со дня принятия законов проводилось лишь дважды, и каждый раз по особо важным поводам.
Малому Совету подчинялись управленцы, снабженцы и прочая местная бюрократия, они взаимодействовали с человеческим сообществом (незаметно для последнего) и обеспечивали остальных деньгами, документами и всем необходимым.

       Отдел номер один занимался вопросами крови. Я узнала, что в настоящее время «цивилизованные бессмертные исповедуют эстетику неубийства», то есть пьют донорскую кровь. Чтобы я прониклась важностью темы, Владислав торжественно вручил мне приличной толщины книгу, которая так и называлась «Эстетика неубийства», и велел прочитать. Я честно попыталась (вечером, после ванны), но быстро уснула. Нет, тема была интересной и весьма важной для меня, но уж больно мудрёным языком она излагалась. Видимо, это написал философ с тысячелетним стажем, а у меня с философией как-то не сложились отношения, ещё с институтских времён. В общем, на следующее утро я попросила Владислава объяснить для тех, кто на бронепоезде. Оказалось всё просто: таким образом они борются со зверем внутри и побеждают его. Нечто вроде добровольной аскезы. Конечно же, питаться традиционно (меня передёрнуло) никто не запрещает, но это считается… дурным тоном. Только охотники остались верны своей вампирской сущности и открыто насмехаются над новой модой. Насколько я поняла, учёные и охотники вообще недолюбливают друг друга.
Итак, мне предстояло научиться не хотеть убивать людей. Я самонадеянно решила, что уж с этим-то справлюсь. Переучиваться ведь всегда труднее, чем учиться. Если Владислав и ему подобные, делавшие это столетиями, смогли себя обуздать, то я, никогда даже не помышлявшая об этом, тем более смогу!

      Потом с важных (с точки зрения Владислава) тем мы переключились на не менее важные (с моей точки зрения). Я спросила:
      -- Вы верите в любовь?
      Иногда мои вопросы ему явно не нравились – видимо, он считал ниже своего достоинства тратить время на подобные пустяки. Это был один из таких вопросов.
      -- Что ты подразумеваешь под этим понятием? – уточнил он.
      Я растерялась. Действительно, а что я подразумеваю? Свой неудачный опыт? Или книжные фантазии?
      -- Ладно, спрошу по-другому, -- выкрутилась я. – В вашем мире существует такое понятие? Вы способны влюбляться?
      Он помолчал, обдумывая ответ.
      -- У нас всё, как у людей – и всё по-другому. Насколько я знаю, настоящая любовь и в вашем мире – явление крайне редкое, скорее из области мифологии, чем реальности.
      Я грустно кивнула:
      -- Значит, вечное одиночество.
      -- Ах, вот ты о чём. Да, большинство из нас одиночки по натуре. Но есть и семейные пары. Не знаю, сколько в их отношениях любви, а сколько – боязни одиночества. Кто-то находит спутника среди бессмертных, а кто-то сотворяет себе вторую половину.
      Я загорелась этой идеей:
      -- То есть, если я вдруг встречу кого-то, и он мне понравится…
      Но Владиславу уже наскучил этот разговор, и он резко оборвал меня:
      -- Слишком много сослагательного наклонения. И, кстати, запомни: у нас принято обращаться на «ты». Обращаясь к кому-то на «Вы», ты демонстрируешь неуважение и презрение.
      Я опешила. Сколько же ещё мне предстоит узнать?!


      Ближе к вечеру я вдруг поняла, что не хочу есть. Наоборот, стало легко и спокойно, и даже пить почему-то расхотелось. Я сказала об этом Владиславу. Он повёл меня в лабораторию и устроил очередное обследование. Следя за показаниями приборов, он неожиданно замер, а потом спросил:
      -- У тебя много имплантатов?
      -- Чего? – переспросила я.
      -- Зубные коронки, пломбы, штифты, скобы, прочие инородные тела?
      -- Ну да, есть коронки. И пломбы….  А что?
      -- Я упустил этот момент. Давно не практиковал. Дело в том, что на последней стадии инородные тела выдавливаются из организма, это весьма болезненно. Сейчас я могу только спилить коронки, причём без наркоза. Это тоже больно. Тебе нужно выбрать.
Я затравленно пискнула и почти без сознания рухнула на стул. Зубоврачебный кабинет – от одних только этих слов становится нехорошо. Я никак не могла себя заставить даже начать думать о подобном выборе.  «Только не это. Только не это. Только не это», -- монотонно билось в голове, и я, как зомби, качалась в такт этим мыслям. Владислав молча за мной наблюдал, видимо, что-то обдумывая. Даже не знаю, сколько продолжалось моё качание.
Невыносимо долго. Наконец, я заставила себя судорожно кивнуть:
      -- Ладно. Пилите.

      Он кивнул в ответ и прошёл куда-то в дальний конец своей огромной лаборатории. Зажглась ещё одна яркая лампа, и я с ужасом опознала в одном из агрегатов зубоврачебное кресло.

      -- Сейчас?! – уже в полной панике всхлипнула я. Он ничего не ответил, только чуть насмешливо улыбнулся. Может, эта насмешка придала мне сил. Я встала и на подгибающихся ногах поплелась в его сторону. Осуждённый, добровольно идущий на пытки. Эй, Цезарь, привет тебе! Моритури салютанте… или как там…

      Я медленно и судорожно, словно в ледяную воду, опустилась в кресло и постаралась превратиться в камень.  «Я – камень. Мне – пофиг.» -- повторяла я только что придуманную мантру. Тихо заработала бормашина, и волна дикого, первобытного ужаса прокатилась сквозь все мои нервные окончания. Только левая рука (побелевшая практически полностью) спокойно лежала на подлокотнике. Видимо, она считала, что никакой опасности нет. Я открыла рот и закрыла глаза.

      Это было очень больно. Владислав был аккуратен, машина – последнее слово техники, но всё равно это было очень больно. Я несколько раз теряла сознание, а, очнувшись, молилась только о том, чтобы это как можно скорее закончилось. Потеряв сознание в очередной раз, я очнулась уже утром в своей постели. Нащупала языком жалкие остатки зубов, извлечённые из-под коронок, и снова застонала. Значит, это не было ночным кошмаром. В голове было гулко и пусто, всё тело болело, зубы ныли. Я доползла до ванны, повернула кран и с нетерпением стала ждать, когда же можно будет погрузиться в блаженное расслабляющее озеро и обо всём забыть. Владислав меня не беспокоил.

      Я протянула правую руку, чтобы проверить температуру воды, и вскрикнула. Вся рука была покрыта бледными пятнами. Я смотрела на них в оцепенении, а потом меня затрясло. Началось. Вот он, момент истины. Скоро я умру. Судороги стали выворачивать тело, я закричала, засмеялась и зарыдала одновременно. Последнее, что чётко запомнилось перед погружением во тьму, было лицо Владислава и жуткий огонь в его глазах.