Всего один шаг

Елена Сергеевна была женщиной миниатюрной, но принципиальной и несгибаемой. Коллеги-учителя называли ее «стойким оловянным солдатиком». Поэтому они не могли понять, где была ее голова, когда она выходила замуж за Митеньку, ведь замуж-то она выходила в двадцать восемь лет. Митенькой его звали в детстве, но и в свои тридцать два он продолжал оставаться Митенькой. Нет, Митенька был всем хорош. Профессорский внук и сын, он был очень умен, образован, воспитан, хорошо рисовал, играл на фортепиано и гитаре, мог легко поддержать любой разговор в любой компании. Единственное, чего не умел делать Митенька – это зарабатывать деньги. Куда бы он ни устраивался, самое большое он мог проработать две-три недели. Потом он объявлял, что его начальник – сатрап, само учреждение – сумасшедший дом и он в таких условиях работать не может.

Только когда Елена Сергеевна родила сына Максима, Митенька смог продержать на работе в музее целых полгода. Но потом у него опять случился кризис, и он уволился. Елене Сергеевне пришлось выйти на работу, отдав шестимесячного Максимку в ясли. Вскоре она пришла к выводу, что на учительскую зарплату сына-сына и «сыночка»- мужа ей не вытянуть, и заявила о разводе. После развода Митенька решил уехать к своей маме в Питер. Прощались на вокзале - у обоих на глазах были слезы. Но когда он попытался предложить попробовать начать сначала, Елена Сергеевна пресекла эту попытку решительно и слезы на ее глазах высохли. Митенька уехал. С тех пор прошло шестнадцать лет, и за все это время они с сыном только один раз получили от него открытку на Новый год. Ни писем, ни алиментов не было ни разу.

Елена Сергеевна больше замуж не выходила, жила для сына. Жизнь их была спокойной, размеренной. Горя с сыном она не знала. С первого класса он учился хорошо, был послушным, в школе и на улице не хулиганил. Кроме обычной школы успевал посещать и музыкальную, и художественную, и даже спортивную. Видно, папины гены промаха не дали. Но в отличие от папы Максим легко управлялся и с работой по дому: пылесосил, мыл посуду, иногда готовил нехитрые обеды. Подруги завидовали Елене Сергеевне и называли ее сына «беспроблемный Максим».

Так тихо и спокойно прошло шестнадцать лет со дня расставания с Митенькой. Елена Сергеевна уже привыкла к тому, что сын не дрался с мальчишками, не связывался с плохими компаниями, не курил, не выпивал с друзьями в подъезде, а свободное время, которого у него было мало, проводил дома с книгой или у компьютера. Поэтому, когда в одну из весенних суббот Максим в одиннадцать вечера не пришел домой, Елена Сергеевна не на шутку заволновалась. Его сотовый не отвечал. Она обзвонила всех его друзей, но никто не знал, где сейчас Максим. В "скорую" и милицию Елена Сергеевна не звонила, решила еще немного подождать. Но ждать пришлось долго. Только в третьем часу ночи она услышала, что кто-то осторожно открывает входную дверь. Она вышла в прихожую, нервы ее были на пределе, включила свет. Максим, снимая куртку, посмотрел на нее сияющими глазами и спросил:
- А ты почему не спишь?
- А ты знаешь, который сейчас час? Ты где был?- тихо и внешне спокойно спросила Елена Сергеевна.
- Мам, ты извини, я забыл позвонить.
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Давай утром поговорим об этом,- попытался уйти от ответа Максим.
- Нет, я хочу поговорить об этом сейчас, иначе я не смогу уснуть,- настаивала Елена Сергеевна.
- Ну, хорошо. Мам, у меня было свидание с девушкой,- ответил сын.
- Что?- удивленно переспросила мать. – Какая девушка, какое свидание? Ты забыл, что у тебя выпускной класс, что тебе к поступлению в вуз готовиться надо? Сначала получи образование, приличную специальность, а потом уже думай о девушках.
- Мам, давай обсудим это утром,- сказал Максим. В это время зазвонил его сотовый телефон, и сын скрылся в своей комнате, закрыв дверь.
Через дверь Елена Сергеевна услышала: «И я тебя люблю, целую, до завтра».

Елена Сергеевна гордилась своей способностью оставаться хладнокровной и не терять способности мыслить в любых жизненных ситуациях. Но то, что она на следующий день узнала от классного руководителя Максима, ее потрясло. Роману Максима и Оли Гущиной уже три месяца. За это время юноша настолько запустил учебу, что надо вести разговор с учителями не о золотой медали, как прежде, а о том, чтоб в аттестате хоть троек не было. Оля в классе учится всего полгода, из-за сложности родительских взаимоотношений вынуждена была переехать сюда из Новосибирска и сейчас живет с бабушкой. Девушка средних интеллектуальных способностей, звезд с неба не хватает.

Когда Елена Сергеевна шла из школы домой, на противоположной стороне улицы она увидела сына, идущего в обнимку с девушкой. Они шли, увлеченные друг другом, поэтому ее не заметили. Зато Елена Сергеевна, разглядев девушку, сделала для себя вывод, что и внешности она тоже средней.
Нет, не может ее сын, умница и красавец, быть серьезно увлеченным такой девушкой. Просто с ним надо обстоятельно поговорить, и все встанет на свои места.

К разговору с сыном она подготовилась основательно. В семь часов, как обычно, позвала его ужинать. Без тени раздраженности и волнения рассказала сыну о том, что знает о положении его дел в школе, и очень уверенно стала объяснять ему, что не все еще потеряно и, если взяться за ум, многое, пусть не все, но очень многое, еще можно исправить. Первое, что необходимо сделать – это выбросить из головы эту Олю. Но чем дольше говорила Елена Сергеевна, тем больше понимала, что Макс ее не слышит и не видит. Она смотрела на своего сына и видела в его глазах только Олю, для другой информации Максим был закрыт.

Зазвонил его сотовый. Чтобы мать не услышала разговора, сын ушел в свою комнату. Но фразу- обещание прийти через пятнадцать минут Елена Сергеевна все же расслышала. Времени на обдумывание дальнейших действий не было, действовать надо было быстро и решительно. Коршуном метнулась к входной двери, всего на шаг, всего на один шаг опередив сына, заперла дверь на ключ и положила его в глубоким карман домашней кофты. Сын остолбенел, пораженный столь странным поведением матери, всегда спокойной и выдержанной.

- Ты никуда не пойдешь, а останешься дома и будешь готовиться к экзаменам.
- Мам,- перебил Елену Сергеевну сын,- мамочка, родная, отопри, пожалуйста, мне нужно идти. Я обещал.
- Не пущу,- резко сказала мать.- Ну, кто она, эта девчонка, чтоб из-за нее исковеркать себе жизнь? Три месяца назад ты ее совсем не знал, а еще через три месяца забудешь ее, как страшный сон. Таких, как она, у тебя будет  не один десяток.
- Мам, не говори так об Оле, прошу тебя. Давай поговорим позже, а сейчас я должен идти,- настаивал Максим.
Но Елена Сергеевна только глубже опустила руку с ключом в карман.
- Ты решила, что можешь не пустить меня? Но я хочу уйти и я уйду. Если ты не отопрешь дверь, я все равно уйду.

Мать, стоя у двери, смотрела на сына и, может быть, впервые вдруг поняла, что у Максима не только Митенькины гены, но и ее тоже, гены «стойкого оловянного солдатика». Поняла, но, привыкнув к постоянной уступчивости сына, еще не сообразила, что сейчас ему лучше уступить, и продолжала твердо стоять у двери, как солдат на посту.

-Ну и ладно! Ну и стой!- крикнул срывающимся голосом Максим.- Стой, стой! А я все равно уйду!
Резко повернувшись, он бросился к себе в комнату, резко хлопнув дверью. Елена Сергеевна услышала, как он открывает окно. Не понимая, что хочет сделать сын, рванулась вслед за ним. Когда она распахнула дверь, Максим уже стоял на подоконнике. И в следующую долю секунды мать увидела, как ее сын, ее «беспроблемный Максим», крикнув: «Оленька, я иду», сделал шаг вперед. Шаг. Всего один шаг. В окно.Третьего этажа.

Все, что происходило потом, Елена Сергеевна воспринимала плохо. Приезд «скорой», дорога в больницу, суета врачей… Как сквозь вату до ее сознания доходили слова о том, что сын, слава Богу, жив, но у него очень сложный перелом позвоночника. Компрессионный. Четыре поясничных позвонка разрушены в прах, нужна операция. Максим  не транспортабелен. Операцию пришлось делать в местной больнице. Слава Богу, она прошла очень удачно. А потом была еще операция. И еще.

И вот прошел год с того злополучного дня. Елена Сергеевна прожила его по инерции: денно и нощно находилась у постели сына, работала, ела, пила, покупала продукты, лекарства, но не понимала, для чего она это делает. Она ничего не чувствовала: ни боли, ни усталости. Ни разу за этот страшный год она не заплакала, даже когда оставалась одна. Коллеги говорили, что на психологическом уровне произошло спасительное отключение сознания, иначе она просто сошла бы с ума. Жить только подкоркой в такое время – спасение.
Все это время Оля практически тоже неотлучно была с Максимом, даже экзамены за одиннадцатый класс сдавать не стала: не было времени на подготовку. Эта хрупкая девочка оказалась на редкость выносливой. Ее терпение и забота были прекрасным подспорьем для медиков. Наверное, поэтому Максим медленно, но верно шел на поправку. Елена Сергеевна, встречаясь с девушкой в больнице, ни разу за весь этот год с ней не заговорила.

Неделю назад юношу выписали из больницы. Во многом благодаря усилиям Оли, он начал ходить, ходить без костылей, только носить корсет приговорен был пожизненно. Но, кажется, ни его, ни Олю это не пугало.
Целую неделю Елена Сергеевна не видела сына, потому что после выписки из больницы он поселился у Оли. Боль от этого удара отравляла радость от выздоровления Максима. Сын каждый день звонил матери на сотовый, но она, увидев его номер, отключала телефон. Вчера он позвонил на работу, ее пригласили к телефону, не сказав, что это сын. Услышав его голос, она хотела положить трубку, но не смогла. А он сказал ей, что завтра в три часа дня они с Олей придут к ней в гости. Елена Сергеевна про себя решила, что просто не откроет им дверь.

Ночь была бессонной. Утром, наверное, впервые за этот год, она посмотрела на себя в зеркало и горько усмехнулась: куда девалась молодая, красивая, уверенная в себе женщина, отражение которой она видела всего год назад? В зеркале увидела отражение висящей на противоположной стене фотографии, на которой годовалый Максим, протягивая ручонки, делает свои первые шаги к ней, к маме. Развернувшись, подошла к фотографии и, уткнувшись в нее лбом, вдруг заплакала. Сначала потихоньку, потом все сильнее, потом зарыдала в голос. Плакала долго. Это были слезы боли, обиды, чувства собственной вины перед сыном, накопившиеся в ней за этот страшный год.

Успокоившись, Елена Сергеевна вдруг почувствовала слабость и то, что ее «стойкость оловянного солдатика» исчезла, а вместе со стойкостью исчезла и решимость не открывать сыну дверь. Скорее машинально, чем осознано она сменила домашнюю одежду на выходную. Без четверти три подошла к окну и стала смотреть на аллею, по которой должны были прийти Максим и Оля.

Часы пробили три часа. Женщина вздрогнула, испугавшись, но испугалась она не боя часов, а собственной мысли: а вдруг они передумают и не придут? Но в это время Елена Сергеевна увидела идущих по аллее сына и девушку. Они шли медленно, взявшись за руки. Мать поспешила в прихожую, но, не дойдя одного шага до двери, остановилась: а может, лучше не открывать? В дверь позвонили. Елена Сергеевна замерла в нерешительности. До двери нужно было сделать один шаг. Всего один шаг… Но как же трудно его было сделать! Но она сделала этот шаг! Собравшись с духом, шагнула вперед и открыла дверь. Максим и Оля, обнявшись, стояли перед ней.

И опять мать и сына разделял один шаг. Всего один шаг. Сумеют ли они сделать его навстречу друг другу?