14. Тепер я турок, не козак!

  Перед тем как Попика избрали в партком, он принял на должность литработника своего земляка ещё по родному Валковскому району: уволенного в запас в майорском звании корреспондента большой военной газеты Василия Макаровича Кондрацкого.
Едва взглянув на кирпично-красную физиономию этого плотного, толстошеего человека, сразу можно было  опознать в нём верного слугу античного бога Бахуса. Это именно о таких людях говорят: «С утра залил глаза». Но он заливал их и с вечера, и с любого момента суток.
Познакомившись со мною, Кондрацкий предложил деловито: «Пошли выпьем». Несколько раз я успешно отбояривался    какими-то неотложными делами, наконец, он застал меня врасплох, когда мне нечем было отговориться, и мы после работы вместе пошли в магазин. «Я угощаю!» - пророкотал Василий Макарович царственным басом, покупая бутылку какого-то дешёвого плодово-ягодного пойла и закуску в виде двухсот граммов колбасы.. – «А где же мы присядем?» - спросил я. – «Да вот же столовая заводская!»

Но распивать спиртное в рабочей столовке я отказался категорически. «Мы с вами влетим в историю, - объяснил я ему. – Как же так: работники редакции  нарушают установленные  правила? Да это же фельетонный материал».

Но смутить этого человека, отговорить его от задуманного выпивона было невозможно. «Идём!» - уверенно сказал он, показав кивком головы направление, куда надо двигаться. И я, решив, что он знает какое-то удобное местечко, поплёлся за ним следом. Дойдя до первого  оказавшегося на пути жилого дома, он отворил подъезд, предложил, снова кивком головы, мне войти, а потом мы вместе дошли до площадки второго этажа. Пока  поднимались по лестнице, я предположил, что здесь живёт какой-нибудь его приятель. Но, остановившись на площадке, он вынул из бокового кармана пальто купленную бутылку, одним хлопком по дну вышиб пробку – и протянул  «поллитровку» мне: «Пей!»

Я опешил. Он поглядел на меня с сожалением – и опрокинул половину содержимого  себе в рот. Другую половину протянул мне: «Ну, пей же!»

Проклятая интеллигентность!  Я никогда, ни раньше, ни после этого случая, не пил в подъезде. Тем более – из горлА. Но отказаться никак не мог себя заставить. Тем более, ещё, чего доброго, решит, что я после него брезгую…

Бросьте в меня камень – я выпил. По дороге к троллейбусной остановке у меня слегка зашумело в голове.  Он проводил меня, подождал, пока подойдёт мой троллейбус, даже подсадил под локоток в салон…

О Кондрацком у меня кое-что рассказано в очерке «Мнимые антиподы», где речь идёт о случайном конфликте между двумя заводскими художниками: Володей Житомирским – и завоевавшим впоследствии мировую известность Вагричем Бахчаняном. Они-то  друг другу антиподы мнимые, а  вот  Кондрацкий – подлинный! Это был фанфарон, пьяница, добродушный, но убеждённый юдофоб и совершенно неописуемый враль.

Как очень многие плохие и хорошие люди, он обожал футбол. Послушать его – получалось, что он где-то (в Минске, что ли?) – систематически вёл  радиорепортажи со стадиона о футбольных матчах.

Вскоре после того, как вместо Попика его назначили редактором заводской газеты, - сообщает мне:

–  Сегодня вечером наши встречаются с турками – слушай в 6 часов мой репортаж.
Я с работы ушёл на час раньше, спешил домой, чтобы не опоздать… Матч и в самом деле транслировали. Но комментировал его хорошо известный всем харьковчанам  футбольный репортёр Алексей Макаренко.

На другой день спрашиваю у Кондрацкого:

– Что же вы вчера репортаж не вели?

Ни малейшего смущения. Напротив -  решительно возражает:

– Как – не вёл?  Я – вёл.

–  Да ведь и я, и все слышали: вёл Макаренко.

– Макаренко – на Союз, а я – на Турцию

– Вы – что: турецкий знаете? Или там, в Турции, все по-русски понимают?

Отвечает всё так же – без тени смущения: 

– А  я  говорил по-русски, для переводчика: он в другой будке сидел, тоже у микрофона. А в ухе у него  – наушник, перед мордой – микрофон. Он меня тут же и переводил на турецкий.

Конечно, сразу же возник у меня вопрос: для чего бы радиокомитету держать двух русскоязычных репортёров, когда можно было наушники турецкого переводчика  подключить к микрофону Алексея Макаренко… Но не стал я выводить враля на чистую воду. А, вместе с тем, подумал:  может, правду  говорит? Зачем бы ему так напропалую  «заливать»?
Как редактору заводского радио мне часто  приходилось бывать в областном радиокомитете. И я спросил у одного из тамошних редакторов – Льва Исааковича Ломазкина:

– Скажите, в самом деле наш редактор многотиражки вёл репортаж на Турцию?

– Какой редактор? На какую Турцию?   

Стал я рассказывать… Собеседник сперва ничего не понимал, потом вдруг «врубился»:
– А! Этот напыщенный болван?  Да, он в самом деле пробовался, но не на Турцию, конечно, а как подменный, на всякий случай. Хвастался,  будто в Минске репортажи вёл.  Но он же еле языком ворочает. И речь-то корявая. Забраковали его…

Много  разных грехов было у Василия Макаровича: и лгун-то, и пьянь, и бахвал несусветный, и в бабах запутался… В конце концов, выгнали его (разумеется, «по собственному желанию»)…

Но однажды повернулся он ко мне такой неожиданной стороной, что я многие грехи ему отпустил бы.

Среди моих друзей был Марк А., известный учёный-физик. В то время он был женат на Нюше Ш. – подруге моей жены. К этому совпадению прибавим ещё одно: её отец, доцент –экономист  Ш., слепой с детства, в юные годы учился в комвузе вместе с моим отцом.
Как раз в те годы, когда я работал вместе с Кондрацким,  Нюша тяжело заболела, видный харьковский хирург сделал ей сложную операцию, но – неудачно. Молодая женщина погибала. Мало того, что болезнь пригвоздила её к постели,  но ещё и довела до страшного исхудания: при нормальном росте больная весила 29 килограммов…

Родители и муж решили везти её в Москву. Быстрее всего, конечно, самолётом. Но вот беда: надо ей обеспечить перевозку только в горизонтальном, лежачем положении. А как это сделать в пассажирском самолёте?

Правда, в хвостовом отсеке самолётов, совершавших рейсы в столицу, последние места были расположены рядом, так что носилки установить там можно было. Но ситуация, что называется, нештатная, надо договариваться с начальством «Аэрофлота», чтобы полностью исключить возможность конфликтов с пассажирами и экипажем.

Родители Нюши рассказали нам с женой об этой непростой ситуации, и времени на её разрешение  практически не было… Тут я вспомнил, что заместителем командира «Харьковского авиаотряда»  Аэрофлота, то есть вторым лицом в аэропорту, является человек по фамилии Кондрацкий. Как-то я спросил нашего Василия Макаровича, не родственники ли они, и услыхал ответ: «Двоюродные братья». Дальше следовали рассказы: как они вместе летают (естественно, самолётами Аэрофлота») куда-то на другой конец страны охотиться на сайгаков… Как по-братски выпивают- закусывают… До сих пор не знаю, правда ли это – или что-то вроде «репортажа на Турцию». Но вот я рассказал Василию Макаровичу, в каком положении наши друзья, как и что срочно требуется для спасения близкой нам женщины… Конечно, зная его как человека, неравнодушного к человеческой славе и престижу, расписал вовсю научные заслуги своего друга – мужа несчастной… Но тут преувеличивать мне не пришлось: всё было так! И наш Кондрацкий тут же уехал в аэропорт – договариваться со своим – братом? Только лишь однофамильцем? Какая разница!  Факт тот, что вернулся не только с  положительно решённым  вопросом, но и с билетом – и указаниями: к кому обратиться, на что сослаться… 

Мы с женой приехали в аэропорт и вместе с доцентом Ш. проводили самолёт, в котором улетели его дочь и сопровождавшая её мать – его жена. По просьбе слепого повернули его лицом к взлётной дорожке, и он, глядя вверх пустыми глазницами, провожал самолёт, ориентируясь на гул его моторов. Этого зрелища никогда не забуду.

Больная выжила. Много для этого сделали врачи, её  мать, её муж,  который через несколько лет её оставил… Очень помог знаменитый физик – академик  Пётр Капица, благодаря  связям которого   удавалось получать редкие заграничные лекарства.
Но есть в её спасении и доля усилий пьяницы и хвастуна, вруна и юдофоба  Василия Макаровича Кондрацкого. Я не хочу и  не могу разбираться, как сочетаются в человеке такие разнородные качества. Но факт – фактом…