Горсть мелочи

С утра  было относительно тепло, хотя стояла хмурая, промозглая погода – воздух был сырой и тяжелый. Настроение вторило погоде: день еще впереди, но совсем нет ни утренней бодрости, ни новой свежести. Только мерцали вдали обрывки впечатлений вчерашнего дня, да всплывшие воспоминания… Важная встреча, запланированная на утро еще с вечера, неожиданно сорвалась, так и не состоявшись – после этой неожиданного известия я прогуливался по тихим аллеям парка, что  под окнами нашего дома и обдумывал  свои дальнейшие действия...
Парк этот, где я обычно прогуливался перед работой в непростые и важные для себя дни, был  заложен на пересечении улиц именно в таком месте, чтобы городской шум  в любое время суток оставался за его пределами. Я тщательно  готовился к сорвавшейся встречи, но, увы - не все зависит от нас. Сейчас же надо было менять стратегию - снова концентрироваться, чтобы принять единственно верное решение во вновь изменившихся обстоятельствах. 
Я брел  вглубь парка со стороны его западных ворот, к самым его дальним и пустынным аллеям, куда даже оба дворника  и то заглядывают весьма редко. Наперерез мне прошли быстрым шагом  две  девицы. Они были чем-то обеспокоены и обменивались впечатлениями, выразительно жестикулируя – впрочем, поглощенность оживленной беседой не помешала одной из них отвлечься и бросить на меня выразительный взгляд. О, эти вечно ищущие и ожидающие чего-то взгляды!
После появления вслед за первой и другой схожей пары, также о чем-то разговаривающих и  энергично спорящих  девушек (что здесь, на пересечении обычно безлюдных аллей, да еще в  столь неурочный час было не обычно) - мне стало  любопытно. Я отошел в сторонку, и осторожно присел на подсыхающую после ночного дождя скамейку под раскидистым кленом.
Похожие пары возникали где-то каждые три минуты: из глубины парка, они в спешке проходили по направлению, где должен быть   западный вход (откуда я начинал свою прогулку). Я просидел недвижно  с полчаса - пары  сменяли друг друга с завидной регулярностью.  Меня это интересовало все больше и больше: откуда  они берутся и куда так  спешно следуют?
Но это было мое обычное праздное любопытство - не более. Я встал с влажной скамьи и продвинулся предположительно к тому крылу парка, откуда они появлялись, пока не уперся в железную ограду и не свернул параллельно ей и не дошел до самых ворот.  Незнакомая аллейка привела меня к  выходу -  должно быть это с противоположной, восточной стороны: также с ажурными  металлическими воротами. Но нет – это были все те же, входные западные ворота!
С одной стороны проезжей дороги, с которой начинался в этом самом месте парк, шумно толпились молодые люди - с другой же,   стояла группа только девушек.
Не все они  были мне незнакомы - среди них я то и дело узнавал тех самых, которых недавно видел на аллее парка, которая проходила недалеко от раскидистого клена. Они еще проходили мимо,  беседуя –  это-то и было весьма странно: почему они, следуя  совсем в другую сторону: по направлению к восточным или каким другим воротам, а оказались опять у западных. Но, может, это я сам, что-то путаю или, может, после несостоявшихся переговоров, совсем потерял способность к ориентации? Странно: но все-таки их точно здесь не могло быть, но, тем не менее, это точно были они – я одну из них запомнил…
Именно по  взгляду, брошенному ей как бы невзначай – такие взгляды не забываются.
Я  подошел больше из чувства стадности, к мужской половине толпы и поинтересовался у одного молодого человека, стоящего с краю:
«А по какому такому поводу сие благородное собрание?» - На что этот  молодой человек – худощавый и усеянный сыпью прыщей только ухмыльнулся и высокомерно проигнорировал мое любопытство, пуще того, он, даже, не сказав ни слова в ответ,  демонстративно отвернулся,  показывая, что он не желает иметь со мной никаких дел.
«Ну и ладно!» - Подумал я про себя и продолжил молчаливое наблюдение  за происходящим в надежде сам  отыскать ответы на интересующие вопросы. Вскоре я отметил, что это была не просто толпа, какой казалась сначала, а очередь с элементами организованности: первые, стоящие ближе к  «голове», передавали вперед выделявшемуся статью и солидностью человеку (как видно, распорядителю) какие-то бумажки. Распорядитель  брал переданные ему бумажки, читал, что на них записано - после этого он подзывал по имени кого-нибудь из женской группы. Что-то объяснял ей, и очередной податель бумажки удалялся прочь вместе с назначенной девушкой - все это, надо сказать, осуществлялось без передачи определенных денежных средств, как принято  за такую, в общем, как мне казалось, интересную услугу…
Постояв и потолкавшись немного в очереди, я вдруг заметил на женской половине свою хорошую и давнюю знакомую  и сразу приблизился к ней. Мы обрадовались неожиданной встрече, но она сразу опередила меня, предупредив, что она на важной для нее работе. А, впрочем, она затем сказала, что это совсем не важно, и она, действительно, очень рада  встрече.
Она скоро освободится, так что, если мне не трудно,  я бы мог ее подождать. Мне было нетрудно - я согласился и отошел в сторону. Через некоторое время  ее позвали – она откликнулась и вернулась с каким-то мужчиной интеллигентной наружности, с бородкой, который, несмотря на  стоящее тепло и явный не сезон был в глубоко посаженной, даже натянутой по самые брови кроличьей меховой шапке.
Изольда (так звали мою знакомую) поинтересовалась: действительно ли я свободен и попросила  сопровождать ее. Оно сказала, что мы должны будем проехать сначала на дом к этому типу с бородкой и там на месте уладить кое-какие дела – в этом, собственно, и заключалась ее работа. При этом обладатель кроличьей шапки слушал, и все время  молчал, никак не реагируя на слова о себе и более того: на все происходящее, словно это его совсем не касалось.
Мы втроем сели на  остановке в пятый автобус, который очень долго петлял по городским улицам (маршрут был мне совсем незнакомым). Они стали неузнаваемыми - нас занесло явно в дальние районы города, где я еще не бывал. Наконец, Изольда тронула меня за рукав, и мы сошли перед  стоящим одиноко высотным зданием - вошли в его парадный подъезд. На лифте поднялись на восемнадцатый этаж, где и находилась нужная нам квартира, я пропустил хозяина вперед – дверь открыл какой-то невзрачный лысый мужчина вида младшего научного сотрудника, видимо, его коллега. Изольда, не обращая внимания на  завязавшийся сразу обмен мнениями сходу между двумя «сотрудниками», сразу, по-свойски, прошла по коридору,  вглубь квартиры, где по планировке  должна  находиться кухня. Мне было неловко задерживаться с этими двумя, непонятно о чем беседующими людьми, и я, не раздумывая, ловко юркнул следом за ней.
На кухне она принялась мыть грязную посуду, сложенную грудой в мойке под краном. Я же от нечего  делать, следил за ее выверенными движениями, за  ее ловкими руками, делающими привычное дело: куча грязной посуды уменьшалась на глазах. А она делилась со мной, рассказывая, как  каждый день сильно устает. Я слушал, молча, но только я решался заговорить или просто выразить  сочувствие, то это ей крайне не понравилось –  даже чрезвычайно раздражало ее. Но я был явно не виноват в ее минутном раздражении, Изольда это знала и вовремя поняла, что допустила  бестактность и, дабы сгладить неловкость, просто попросила по-дружески:
- Не обижайся – прости мою минутную стервозность! Мы же добрые друзья - сбей-ка лучше мой любимый коктейль...
Мне было совсем не трудно, тем более, я тоже был не против освежиться, а в холодильнике, стоящем рядом, всего было полно – наверняка, были и ингредиенты этого несложного коктейля. Я сразу вспомнил этот необычный по рецептуре, и довольно простой коктейль, благодаря которому мы  познакомились с ней на вечеринке у наших общих знакомых. Несмотря на простоту ингредиентов, этот коктейль был все же весьма необычен. В шейкере к половине стакана водки (а лучше хорошего рома или кальвадоса) надо медленно добавлять, непрерывно помешивая пару столовых ложек стертых в порошок ядер грецких орехов, мелко покрошив туда же небольшую, но обязательно рассыпчатую грушу – после чего все тщательно сбивалось в том же миксере с ледяной крошкой. Питье получалось довольно крутым - осилит не каждый. Но, я помню, что Изольде оно всегда нравилось…
Пока я изготавливал ее любимый напиток – она домыла посуду и, не поморщившись, осушила поданный ей бокал – складочка между бровями, уже давно и привычно поселившаяся на ее лице, разгладилась – оно стало теплым, глаза  снова лучились, что очень красило ее. Я ощутил зарождавшуюся в душе теплую волну симпатии. Она глянула на меня – я понял, что в ее душе творится, примерно, то же самое: так возникает близость...
Когда же мы вышли из кухни, то те двое все еще продолжали о чем- то спорить весьма горячо – и они были  еще далеки от момента, когда тема исчерпана и наступает «насыщение». Она понимающе качнула головой: мол, с вами все понятно и сказала  мне:
- У них это надолго, - и вышла из квартиры, я проследовал за ней – вернее это Изольда сама глазами позвала меня идти за собой, а с чего бы мне здесь оставаться?
 Мы вышли из дома и долго шли по совсем незнакомым улицам, пока не достигли здания с высокой ажурной крышей, бывшим пригородным автовокзалом. Деревянные сиденья его зала ожидания были расположены полукругом перед сценой, завешенной  тяжелыми, бархатными шторами. Из-за  их плюшевых складок  через каждые пять минут появлялся конферанс в синем смокинге с бабочкой и докладывал ожидающим о прибытии и отправлении очередных… автобусов.
Мы прошли к пустующим сиденьям в третьем ряду, чтобы сесть на свободные места - но на полу вокруг кресел были разбросаны предметы кухонных наборов  (ножи, поварешки, большие вилки для переворачивания стейков и котлет при жарке и еще многое тому подобное). Я поднял одну из вилок, повертел ее в руках... Тут вышел как раз конферансье и объявил, что автобус, который нам нужен, сегодня пойдет с двухчасовым опозданием, да и то в объезд, по другому маршруту – что, мол, связано с ремонтом покрытия основной дороги. Я разозлился, потому что такие неожиданные сообщения всегда вызывают одинаковую реакцию у всех ожидающих: тихую злобу.
Досадуя в душе, я отвлекся от  разглядывания обычного, в общем, предмета, но непонятно, как здесь очутившегося. И обнаружил, что Изольда неожиданно исчезла, и я остался совсем один. Однако, не совсем - словно взамен рядом стояли (непонятно откуда их и как сюда занесло!) два моих приятеля в обнимку с теми самыми девчонками, которые повстречались с утра в парке  мне самыми первыми, когда я совершал  моцион ранним утром (хотя, обниматься с девушками им  было несвойственно – они были преданны друг другу).
Мы со старыми друзьями по-дружески обнялись – конечно, обрадовавшись неожиданной встрече. После обмена приветствиями и расспросов: что да как? - решили ожидать автобуса вместе. Мы ждали довольно долго, а потом, махнув на все, решились идти пешком, хотя, было ой как не близко! А я, к тому же, боялся, как бы, не дойти, потому что у меня, некстати,  разболелось травмированное колено.
Но, все-таки мы пошли и, нескоро, наконец-то, дошли (дорогу осилит идущий!) до большого как Колизей кинотеатра, здесь сбоку находился еще вход в метро.
Мои друзья, любящие друг друга, остановились и, переглянувшись,  сказали, что, собственно, они просто провожали меня, на самом деле, им никуда  не надо было. Просто пора домой. Делать нечего – я простился с друзьями и вошел в  пустынную залу станции метро – я едва успел к его закрытию: было уже поздно. У самых турникетов, я вдруг выяснил, что мне совсем нечем платить: в кармане  оказалось лишь несколько испанских монеток – песет. Но мне и тут повезло -  правда, не совсем: контролер хоть и пропустила меня, но не на основной, а на какой-то боковой эскалатор, уходящий стремительно вниз, который и спустил меня к поездам,  следующим по объявлению прямиком… в Сальвадор.
«Что же тут поделаешь: жребий брошен. В незнакомый реально Сальвадор - так в Сальвадор!» – Подумал я, как только мой поезд погрузился в черную пасть тоннеля. Он мчался на большой скорости без остановок некоторое время, которому я потерял счет: темнота сменялась всполохами проносящихся мимо огней станций. Когда я поднялся испод земли, то было совсем другое утро. Я очутился на шумном, залитом солнцем, привокзальном плато. Оно располагалось где-то высоко в горах. Вокруг было шумно - я был окружен со всех сторон темноволосыми загорелыми людьми, которые громко меж собой переговаривались, конечно, на испанском языке. Характерно, что большинство солидных мужчин, встречавшихся мне, были с проплешинами на темени. Мелодика испанского языка всегда завораживала меня, но выучить который мне все было не досуг.
Я прошел к первому попавшемуся автобусу. Сначала он был пустым, и я сел на ближайшее  место. Но быстро пришлось уступить его, вошедшей грузной матроне с двумя малыми детьми и третьим грудным, подвязанным у нее под грудью, самому же, пристроиться за широкой спиной могучего бородатого водителя, который громогласно комментировал каждое свое действие и все время икал чесночным запахом, распространяя вокруг несвежий «аромат». Полупустой автобус  быстро набился до отказа разным людом, преимущественно рабочим. Перед тем, как трогаться, водитель развернулся лицом к салону (он был просто огромен – еще входя, я обратил внимание, что руль в его руках казался просто игрушечным!) и оглядел всех пассажиров своими огромными черными глазами навыкате и, уставившись на меня, что-то вопросительно прорычал. Я не знал, как отвечать ему и, потупив взгляд, ничего не ответил. Оправдывая  себя лишь тем, что  был, как бы это выразиться: довольно-таки… смущен.
Мы тронулись и с час петляли по крутым горным виражам, иногда от нашей опасной езды у меня что-то обрывалось в области верхнего живота. Но это, видно, только у меня, с непривычки – окружающим меня людям, было все равно - им хотелось только быстрее добраться до места назначения, а водитель, тот вообще, только шутил и еще успевал перемигнуться с кондуктором, посмеиваясь сам себе белозубой улыбкой. После очередного крутого виража, где-то на полпути ему вздумалось проверить: есть ли деньги на билет у всех пассажиров – тормоза взвизгнули, автобус резко стал, водитель что-то скомандовал и все пассажиры, протискиваясь мимо него, стали выходить по одному, показывая деньги за проезд. Когда же настала моя очередь, то я, сунув руку в карман, похолодел: испанская мелочь (а я прекрасно помнил еще по метро, она же была!) превратилась в горсть советской мелочи и медяшек. Да, да, именно, в гривенники да медные пятаки – в других карманах было пусто. Я только с виноватой улыбкой развел перед водителем руками и пролепетал что-то про то, что я ищу свою девушку, по имени Изольда и меня непонятно как вообще занесло сюда. Водитель из моей сбивчивой речи на иностранном для него языке понял только про девушку почти с испанским именем «Изольда» и то, что я из Советов. И мне нечем платить, переглянулся с кондуктором, добродушно засмеялся и взял с меня… только две монетки на добрую память.