Глава третья. Отзвуки Винтернахта

Траурига была девушкой замкнутой в себе, пережившей множество неприятностей, поэтому в Краузштадте не была, хотя возраст её подошёл вплотную к тому, чтобы ехать в город. Она часто писала Троттелю письма, и тот отвечал на них. Это скрашивало его вечера, хотя не раз он подмечал, что на письма уходит слишком много времени. Впрочем, со своим другом Гернегроссом Троттель переписывался почти каждый день, и почтовые духи только успевали бегать по городу, чтобы доставить очередное послание.

Троттель даже предлагал Трауриге заняться разведением цветов, чтобы глаз радовался, а заодно и душа. Но девушка только приводила туманные строки каких-то мистиков с далёкого Востока, которые якобы перечёркивали все её способности на корню. Она писала, что не умеет ни выбирать семена, ни ухаживать за цветами, ни уж тем более определять, когда надо обрезать лишний лист, когда полить, а когда вынести цветок на солнце. Троттель вздыхал и отписывался какими-нибудь вполне обычными строками — первым, что приходило на ум, потому что и сам не так уж много понимал в цветоводстве.

В очередном письме, написанном холодным вьюжным вечером, Траурига сказала, что хотела бы войти в Краузштадт, сверкая венцом на белых волосах. Троттель улыбнулся, читая эти строки. Ведь значило это только одно — что Траурига решила присоединиться к ордену Винтернахт. Само собой, её волосы были далеки по цвету от белых, но почти все последователи белого ордена выбеливали их себе искусственно. Однако же, в Троттеле взыграло честолюбие. Камень его перстня, совсем недавно пересаженный в новую, более прочную и мощную оправу, почти каждый вечер горел всеми оттенками жёлтого и зелёного. Конечно, он хотел совсем не этих оттенков, но рад был тому, что перстень светится.

В ответном письме он написал Трауриге, что, как только она приедет, сможет познакомить её с магистром ордена Винтернахт. Добраться до магистра было не очень сложно, все знали его гордый особняк, но сам магистр мог оказаться где угодно. Дела постоянно уводили его в самые разные уголки города, а порой и за его пределы, в заснеженные пустоши и руины старых поселений, где беловолосые любили бывать больше всего.

Траурига, наконец-таки решившись, собралась в дорогу и выехала в Краузштадт. Пока она была в пути, Троттель встретился со Звездочётом и прямо спросил, нельзя ли как-нибудь попасть к магистру Винтернахта. Звездочёт лукаво улыбнулся (он часто это делал) и сказал, что вполне можно. Троттель не зря обратился именно к нему. Ведь недаром говорили, что Утренняя звезда не просто дарует силы и вдохновение, но ещё и приковывает к тем, кто смотрит на неё, взгляды других людей. Звездочёт знал многих. Иногда Троттелю казалось, что его новый знакомый считает людей вокруг, как звёзды на небе. Конечно, это было не так, это была лишь фантазия. Но Звездочёт вполне серьёзно пообещал поговорить с магистром.

Сам Троттель в это время увлечённо читал книги о воруртайлях. Он удивлялся постоянно, находя всё новые и новые заклинания по их призыву и по борьбе с ними. Он даже мечтал втайне вырастить огромного воруртайля, чтобы использовать его, как ездового или летучего дракона. Конечно, несколько пугало то, что воруртайли по определению были чудовищами-людоедами, а это значило, что такого питомца постоянно пришлось бы кем-нибудь кормить. Но пока всё это оставалось мечтами. Зато Троттель научился неплохо, как ему казалось, различать самих воруртайлей, которые кружили по городу. Их видели не все, в основном люди были очень невнимательными. А те, кто видели — часто принимали чудовищ за безобидных духов и не обращали на них никакого внимания. Иногда стража старательно и будто бы даже как-то напоказ устраивала охоту. Выглядело это забавно: в полном боевом обмундировании стражники с алебардами и топорами гонялись по улицам за каким-нибудь воруртайлем, который летал на высоте чуть больше человеческого роста, словно нарочно дразня своих преследователей. Народ из окон подбадривал стражников, им бросали цветы и не забывали выкрикивать имя графа Штольца. Однако сколько Троттель не наблюдал за этой охотой, ни одного воруртайля при нём ни разу так и не поймали, так что чем больше он смотрел, тем больше ему казалось, что охота — не более чем фарс, чтобы потешить горожан. На самом деле воруртайли очень хорошо маскировались под безобидных духов, и охотиться на них с оружием ближнего боя было совершенно бессмысленно. Да и сами горожане не очень верили в то, что чудовищ так много. Троттель уже научился отгонять их от себя, чтобы они не кусались и не причиняли муки. Многие этих укусов не замечали, особенно если воруртайли были юркими и незаметными. Такие часто преследовали одного и того же человека, жалили его, но он всё списывал на погоду и на плохое питание. Когда Троттель представился одной незнакомой даме и указал ей на наглого воруртайля, который кружил прямо над ней, то и дело нападая, она презрительно рассмеялась и сказала, что это её личный ангел-хранитель, а если «молодой человек» смеет называть ангела-хранителя воруртайлем, то ему самому и правда можно называться только Троттелем.

Звездочёт где-то пропадал несколько дней. Троттель уж подумал, не ушёл ли поклонник Утренней звезды искать беловолосого магистра в какие-нибудь руины. Однако Штоттерер не нарушил обещания. Он явился как раз за пару дней до приезда Трауриги и сказал, что нашёл человека, который сможет провести любую желающую хоть в орден Винтернахт, хоть ещё дальше.

С Трауригой, своей старой знакомой, Троттель увиделся в одном из залов Флатуленца. Надо сказать, он был несколько шокирован встречей. И дело было даже не в самой Трауриге. Она уже предприняла пару неумелых попыток выбелить волосы, но в ворота Краузштадта вошла, как и все, в обычной родовой одежде. Но прямо над ней Троттель разглядел целую стаю полупрозрачных маленьких воруртайлей, которые кружили, то и дело впиваясь в голову бедной девушки. Он сказал ей об этом, она печально вздохнула:

— Я понимаю, милый друг. Но авторитетные монстрологи говорят, что у нас в поместье эти создания просто во множестве, и извести их никак невозможно. А к людям они так и тянутся. Вот и ко мне тоже. Никак мне с ними не справиться. Я ведь даже не всех вижу, некоторые слишком маленькие для этого, а некоторые астральные. Я и в астрал входить не умею толком. Ты научишь меня, милый друг?

 Троттель молчал, всё ещё поражённый увиденным. Траурига же продолжала говорить, не дожидаясь ответа.

— Белый металл исцеляет, я знаю. Воруртайли боятся только белизны, только белого света. Утреннего света. Я ни разу не видела Утренней звезды, наверное. А может быть, и видела. Я слишком поздно просыпаюсь, чтобы видеть её. Но беловолосый, который приезжал, сказал мне, что если я вступлю в орден, то белый венец обязательно будет меня охранять. Ты ведь приведёшь меня к магистру, милый друг?

Не успел Троттель рассказать про магистра и про свои скромные познания об ордене, как в зал Флатуленца вошёл Звездочёт в сопровождении своего знакомого. Он скромно поздоровался с Трауригой и Троттелем и представил им молодого дворянина. Тот покуривал трубку, пуская кольца дыма. Его родовое имя было Круд. Троттель даже удивился. Он знал, что многие Круды решили изменить имя после тех событий, что дали этому роду не самую лучшую славу. Но молодому Круду, похоже, не было дела до прошлого. Он рассказал, что видел магистра ордена Винтернахт совсем недавно и, конечно же, познакомит с ним «юную барышню», а потом предложил прогуляться по вечернему городу.

Траурига, однако, вскоре покинула их, сказав, что надо ещё обустроить скромные апартаменты, а самочувствие уже не самое лучшее. Поэтому Троттель вместе со Звездочётом и Крудом дошли до площади Альгемайн и расположились под сенью деревьев. Разговор про орден Винтернахт медленно заглох, особенно когда вокруг них, совершенно не стесняясь и не задавая лишних вопросов, расположились воины-вайсы. По внешнему виду их никак нельзя было назвать вайсами. Троттель не переставал удивляться. Потом, впрочем, он вспомнил, что те вайсы, которых он видел близ поместья, были рядовыми наёмниками, а их старшие не носили отличительных знаков и вполне могли походить на обычных дворян, разве что перстни у них то и дело загорались лиловым и красным, но это и так было обычным делом в городе. Звездочёт тихо объяснил Троттелю, что один из этих вайсов — тысячник, которого, вообще-то, уже несколько месяцев ждут в городской ратуше, чтобы осудить и посадить в темницу, но как-то выходит, что «на его пути никак не встанет ратуша». Как раз через несколько минут перстень тысячника запылал густо-красным с такими чудовищными синими переливами, что Троттель даже прищурился. Тысячник, смежив веки, на несколько секунд впал в астрал, а потом заявил, что ему и его соратникам пора, потому что «иноземцы совсем обнаглели, и дела не ждут».

Троттель чувствовал, как Краузштадт захватывает его всё сильнее, причём в разных смыслах. Он видел главное не в том, чтобы расширить апартаменты и купить дорогой мебели. Его привлекал мир совсем иной — тот, в котором воруртайли становились видимыми, где в астрал можно было впадать, заранее не зная, кого встретишь там, и уж точно не ожидая тишины и безвестного молчания. Перстень Троттеля вспыхивал разными оттенками, такими, каких он раньше и не знал — поначалу неуверенно, редко. Однако Троттель точно знал, что его камню ещё гореть и гореть. Он в это верил. Белый свет по утрам уже не казался лишь отсветом Утренней звезды. Приходила совсем другая мысль: что белый свет от таких, как у него, камней, как раз и рождает свет Утренней звезды. Не в прямом смысле, само собой. Ведь Звезда на небе, а люди на земле.

Но Утренняя звезда улыбалась ему. Он знал, он верил, что Звезда видит его, и других людей тоже. Что до тех пор, пока есть те, кто смотрит не только в тишину апартаментов и в глубину катакомб, но ещё и поднимает голову в вечное небо — до тех пор она будет каждое утро глядеть на землю.