Повезло

              Он ехал ночной электричкой, забившись в угол, так что бы сзади никого...
              В вагоне   было почти пусто, если не считать трёх  баб с огромными сумками, да двух мужиков, разбросанных по сидениям «квадратно-гнездовым» способом. Спать, не смотря на позднее время, не хотелось, но он сидел с закрытыми глазами, скорее по привычки, нежели для того, что бы заснуть.
              Андрюха, получив то памятное  письмо и ещё не распечатывая, сразу же отметил, что ему стало как-то не по себе.  Прочтя его, он всё понял. Его бабка – дорогая и любимая баба Катя, была при смерти. Всё бы ничего, но это  самое «при смерти» было аж, под городом Курском, в глухой деревне, откуда он и его родители были родом. Впрочем, родители это громко сказано. Они развелись, когда ему было всего-то семь с половиной... Отец сразу же, как тогда говорили, завербовался на Север и с тех пор  как в воду канул, а мать..., а что  мать? Помыкалась бедная одна года два, да и вышла замуж в соседнюю деревню, тем более что человек попался, как она говорила, «хорошай». Хороший-то хороший, а вот его взять с собой не пожелал, дескать, вот обживёмся, пообвыкнем, тогда, мол, видно будет. Впрочем, в деревне с этим всегда были сложности. Так что баба Катя (добрейшей души человек) и была его единственным родителем. Вот так вот!
            Всё бы ничего,  но Андрей Никифорович Полозков (именно так звучало его полное имя) на  момент получения этого грустного письма, как бы это покорректней сформулировать, был «ни богу свечка, ни чёрту кочерга». Да-да, именно так. Ну, во-первых – безработный; во-вторых – ну..., почти  разведённый; в-третьих – ответчик по иску со стороны его бывшей..., а так же в четвёртых..., в пятых..., и в десятых...
            Денег у него не было и не было давно, а если учесть, что от его Тамбовской области до  бабкиной Курской было ого-го сколько, то проблема нарисовалась серьёзная и даже очень.
           В этот довольно крупный и благоустроенный районный город Андрюха попал случайно и закономерно одновременно – он в нём служил срочную. Потом как-то на танцах в гарнизонном клубе познакомился с милой девчушкой. Дальше ясно, женитьба после чего он уже и не помышлял ни о каком возвращении. Родители жены по большому блату устроили его на военный завод «на сборку» и тут жизнь ему вообще показалась раем. Получка по советским меркам ну просто огромная, квартиру, правда однокомнатную (пока) дали через два года с небольшим, потом он купил себе «Запорожца», потом «обстакановку», как сказал тесть, одним слово живи и наслаждайся. Он и наслаждался, но не долго. Долбаная перестройка порушила все его планы, да если бы только его. Завод  начали резать по живому, когда от двенадцати тысяч человек за какие-то год-полтора осталась вначале половина, а затем так и вообще треть. Да и те  по полгода «гуляли» в отпусках без содержания.
           Что он только ни делал: стоял на тряпочном рынке, гонял с мужиками машины из Германии, калымил, ремонтируя квартиры, ишачил разнорабочим, всего и не перечислишь. И вот финал – жена ушла, забрав дочь (кому нужен хронически безработный…) и подала в суд: и на развод; и на раздел и на всё, как говорится, остальное-прочее со всеми вытекающими...
           Деньги он всё-таки достал, а вот к бабке не успел и приехал аккурат в день похорон. Баба Катя, царствие ей небесное,  была с десятого года, а восемьдесят шесть даже по деревенским понятиям это о-о-о-чень много. Мать умерла давно и поэтому кроме него, да соседей стариков на поминках не было никого. Была у него мыслишка после похорон пожить немного в родном доме (а куда торопиться –  ни работы, ни денег, ни сколь-нибудь ясных перспектив), но передумал, потому что  назвать домом то, что досталось ему в наследство, не поворачивался язык. Старый, изрядно покосившийся и вросший в землю почти по самые окна то ли сарай, то ли амбар. Да и отвык он, если честно, от экологически чистого  деревенского житья-бытья с «удобствами» во дворе и водой в колодце чуть ли не за полкилометра. Вот почему всего-то через два дня собрался он, да и отчалил, сославшись на неотложные дела.
           Бабкина смерть буквально раздавила его и он, вобщем-то никогда особенно не злоупотреблявший алкоголем, сидя на вокзале, хотел только одного – купить водки и побыстрее сесть в вагон, что бы затем, напившись, уснуть и забыть всё на хрен.
           Он окончательно  пришёл в себя только в обезьяннике. С огромным трудом разлепив глаза, он вспомнил, не всё нет, так... какие-то  детали. Помнил, что пил и пил всю дорогу. Помнил,  как его еле-еле разбудила проводница, а он ни в какую не хотел выходить из вагона. Помнил как на Курском вокзале к нему, изрядно датому, подсела какая-то девка. Потом вроде она предложила выпить за  бабкин упокой (и откуда она узнала про бабку, непонятно), потом они вроде пошли в какую-то уютную, как сказала та шмара, забегаловку, а  потом провал.
           Менты по горячим следам (его нашли за вокзалом где-то на путях, без денег и документов) пытались составить протокол, но тщетно, он ничего не помнил и только бубнил не переставая,
        - Баба катя, баба Катя...,
          Несложно понять почему его как бомжа да ещё и без документов держали «до выяснения» в дежурке. И всё бы закончилось очень грустно, если бы судьба не сжалилась над ним. К концу вторых суток  наряд принёс в дежурку какие-то документы в целофановом пакете, которые уборщицы нашли, выгребая урны. Это были его документы. Потом уже бомжи, с которыми он ночевал в подвалах, как-то вечерком под сомнительного качества спиртное и такую же кильку в томате, толково разъяснили ему что по чём. Нарвался он на обыкновенную вокзальную «клофелинщицу», и счастье, что доза была маленькой, а то...
           В Москве Андрюха «задержался» всего-то на четыре месяца! Пытался устроиться на работу, что бы хоть как-то раздобыть денег на обратную дорогу, да куда там. Нормальные люди от него шарахались как от чумы,  и потому больше  приходилось общаться с бомжами и что уж совсем грустно – с  ментами. Вот где он, как говорится на своей шкуре, почувствовал непередаваемые ощущения от «тесного контакта с «демократизатором». Хотя надо отдать должное  отделался легко, даже очень. Ну, посуди сам,  сломанный мизинец да перебитый нос, это семечки.
            Всё произошло очень быстро и на первый взгляд абсолютно спонтанно. В их   вагон перед самым отправлением ввалилась компания из пяти человек. Прилично одетые молодые люди, с виду то ли старшекласссники, то ли студенты. Зашли и как это сейчас принято сразу же начали горланить, травить анекдоты, смеяться и пить пиво, а потом... Вот то-то и оно, что потом. Потом они непонятно с какого-такого перепугу стали вдруг задирать одного из двух мужиков. Поначалу вроде бы беззлобно, но  постепенно наглея и всё больше цепляя его за живое.  Мужик в конце-концов не сдержался и что-то им там такое ответил и здесь произошло то из-за чего в дальнейшем и перевернулась вся какая была Андрюхина жизнь и судьба. Пацаны, «типа обиделись» и подсели к мужику выяснить «ху из ху». Что было дальше никто не врубился… По всей видимости его просто ударили ножом и ударили при подъезде к очередной станции. Как только двери открылись, «студенты» подхватив сумку этого мужика, буквально выпрыгнули из вагона и  уже в следующее мгновение электричка тронулась. Мужик повёл себя как-то странно, он не бросился их догонять, не ругался, проклиная современную молодёжь, и не просил вызвать милицию, он просто тихо сидел, а потом так же тихо сполз на пол. Через какое-то время одна из женщин подошла к нему и сразу же на весь вагон завизжала,
         - Убили!
         Тут же вызвали милицию, те хоть и не сразу, но прибежали достаточно быстро и на удивление грамотно определили, что мужик жив ещё, хотя удар ножом шансов ему практически не оставил никаких. Андрюха, помня свои московские приключения, с ментами общаться отказался, сославшись на то, что в момент нападения якобы спал и бабульки это подвердили. На ближайшей станции мужика вынесли санитары со скорой и поезд пошёл себе дальше.
          Народ из вагона как-то быстро рассосался.  Андрюха не был суеверным, а после московских-то приключений не боялся особенно ничего, но, тем не менее, посидев в вагоне с полчаса тоже почувствовал какой-то дискомфорт и решил «поменять дислокацию». Он поднялся, и не спеша пошёл вдоль вагона. Подходя к тому месту, где сидел мужик, которого мочканули пацаны он вдруг краем глаза увидел сумку. Она стояла так, что с прохода её увидеть было нельзя, но если идти вдоль вагона... Он остановился, не торопясь оглянулся и...  сел на место того мужичка. Затем так же спокойно достал сумку и неторопливо пошёл дальше. На всякий случай он прошел по ходу поезда четыре вагона. В пятый зашёл не сразу, а на остановке, всем своим видом показывая, что только что сел в поезд. Если учесть что в тамбуре не было света, а на остановке зашло ещё человек пять, то вобщем всё прошло как по нотам. Он сел не с краю и не в центре у всех на виду, а как-то так, что никто на него не обратил внимания. Андрюха небрежно бросил сумку на пол и затем так же небрежно задвинул её ногой под сиденье. Несмотря на непреодолимое любопытство, он проехал ещё три-четыре остановки, прежде чем достал сумку и залез в неё, якобы что-то пытаясь найти. Его ждало разочарование, в сумке, когда-то очень приличной и модной, но уже изрядно потрёпанной, не было ничего интересного. В ней лежала какая-то мелочь – спортивный костюм, кроссовки, две маленьких теннисных ракетки, замусоленный детектив, пустая пластиковая коробка, маленький термос на пол-литра, и полиэтиленовый пакет с бутербродами.
       - Ну, хоть жратва, - подумал он и достал пакет, всем своим видом показывая, что делал эти бутерброды сам, ну какой-то может час-полтора назад. Бутерброды были добротные. Было видно, что тот кто их делал, делал для себя… Хлеб, не чета черняшке, сырокопчёная колбаса, буженина, дорогущий сыр. С аппетитом поедая чужую, но такую вкусную снедь Андрюха тупо смотрел в одну точку и не мог понять, что же его напрягает. Несильно, но всё-таки тянет, как говорится, за одно интересное место. Доев последний бутерброд, он допёр, что непонятное ему беспокойство был как-то связано с этой самой сумкой. До узловой было ещё час с лишним и он, закусив, решил «придавить». Спать он  не спал, а так,  кимарил помаленьку и потом как-то  незаметно провалился в сон как в яму.
          И снилась ему какая-то дребедень. Одним словом, будто он у бабки, в её доме  и она, стряпая на кухне, вроде что-то ему хочет сказать, а вот что непонятно. Он пытался вытянуть из неё хоть слово, но всё тщетно. Она молчала и всё показывала своим сломанным ещё в юности и от этого кривым как у ведьмы пальцем на старинный комод. Потом что-то громыхнуло и он проснулся. Поезд подходил к конечной... Было что-то около пол-первого ночи.               
          Андрюха сидя в зале ожидания, грустно думал о том,  что с сумкой ему не повезло и что  продать её даже вместе с содержимым будет трудно, если вообще возможно. Купить билет, чтобы ехать дальше было не на что, а уж о том, чтобы поесть и подавно. Всё бы ничего, но вот что странно из головы не шёл этот дурацкий сон с бабкой «в главной роли», и особенно почему-то её  комод.
         - Чёрт, и дался тебе этот комод! Ей-Богу как в той притче про мудреца и ученика. Не думать о большой рыжей обезьяне, - вспомнил  он.
         Ему не спалось, и он решил пройтись около вокзала. На улице было морозно, и прогулка не доставила особого удовольствия. Растеряв остатки тепла, он опять зашёл в вокзал и прямо-таки уткнулся носом в антитеррористический плакат. Хотел пройти мимо, но что-то его в нём зацепило. Присмотревшись внимательно, он увидел рисунки, а под ними текст, который говорил  о том, как можно распознать самодельную бомбу, где и как террористы  ухитряются их прятать и что в связи с этим должен делать законопослушный российский гражданин.
       - Ну, ты придурок! Сумка! Сумка, блин! Вот почему снился бабкин комод...!,  - вдруг  озарило его. Теперь ясно,  почему сумка показалась подозрительной. Дело в том, что в бабкином комоде давным-давно какой-то умелец сделал ей на заказ второе дно. Только сейчас до него дошло…  Наконец дошло – не могла сумка столько весить. Не-мог-ла! Ну, сколько весят все эти вместе взятые: спортивный костюм, кроссовки, ракетки, детектив этот сраный, наконец бутерброды с термосом? Ну?  Килограмма полтора, ну два от силы. Сумка была тяжелее и ощутимо... Андрюха, не торопясь прошел через зал и так же не торопясь зашёл в туалет. Закрывшись в кабинке, он открыл сумку и начал шарить в ней рукой – точно, нашёл! Двойное дно! Остальное, как говорится, было уже делом техники.
           Так вот из-за чего так открыто и нагло пырнули того бедолагу! В сумке было двойное дно, и в этом пространстве лежало ровно тридцать брикетов в банковской упаковке, то есть тридцать пачек с нулёвыми стодолларовыми купюрами, итого триста штук «зелёновых американских рублей».
       - Значит, не ту сумочку забрали ребятишки. Ай-да мужик, ай-да  голова-а-а-а! Туфту, значит, держал на самом виду  и... ребятки клюнули. Ну что ж, не повезло мужичку и «ребяткам» не повезло! Повезло мне, и такое бывает, - философски рассудил он, и... как-то сразу передумал продавать сумку.
        Баксы, да ещё в таком невообразимом количестве, поначалу так согрели ему душу, что Андрюха с полчаса сидел, уставившись в одну точку и мечтал на разные, пока что ещё только гастрономические темы. Потом как-то сразу, почти мгновенно наступило отрезвление,
        - Урод, ты грёбаный! Пацаны эти давно уже смикитили что к чему. Сумочку, поди  ищут  наверно? Да за такие бабульки, придурок, тебя со дна моря достанут и на ремешки пошинкуют. Ты вдумайся, ушлёпок, если уж они при свидетелях не постеснялись «прикабанить» человечка, то тебя бомжа вонючего...! Ну сколько же тебя учить, идиота, а? Да-а-а-а, не пошла тебе впрок московская эпопея, ей-Богу не пошла, - чуть не заплакал он. Однако, посидев немного и отойдя от нахлынувших эмоций, он начал рассуждать логически. Первое – откуда они знают, кто именно взял сумку, как она выглядит и была ли она вообще? Даже если на минуту представить что они догадаются о том, что была ещё одна сумка, то кто её взял? Ведь могли и бабы, и мужик, ну тот второй, да и менты тоже. Дальше – им же ещё надо «вычислить» на какой станции сошёл (это если сошёл?) тот, кто взял сумку. А их ведь потом было штук двадцать не меньше.  И потом, на всех  этих станциях садились и выходили люди, много людей, не говоря уже о том, что сумка могла просто остаться в вагоне. Короче набегало столько если, что он понемногу начал успокаиваться, но, тем не менее, было решено чуть только рассветёт свалить с вокзала от греха подальше.
        В то памятное  утро, пошатавшись по городу часов до десяти Андрюха, что бы не рисковать,  в кабинке платного туалета, достал шестьсот долларов, а  дальше как в шпионских романах. На втором этаже  старого, приготовленного на слом, дома  переоделся в спортивный костюм и кроссовки, что были в сумке, потому что своё всё провоняло донельзя. Конечно не Бог весть что, но хоть так. Затем в разных обменниках поменял (предварительно помяв и слегка замусолив) доллары  и уже после этого поехал на вьетнамский рынок. Там, не привлекая особого внимания, он купил одежду, но самое главное жилет со множеством карманов и с лёгким сердцем поехал на вокзал. Правда теперь уже на авто... вокзал, на котором и оставил сумку с долларами в автоматической камере хранения.
         То, что он предпринял дальше, на языке разведки называется операцией прикрытия. Вначале  естественно баня с парной, где он сидел часа четыре, сдирая с себя  грязь и непередаваемое «амбрэ» московских подвалов и помоек. Потом переодевание во всё новое и затем, конечно же, парикмахерская. Парикмахерская оказалась недорогой, но весьма приличной, то есть настолько, что  ему там даже предложили компъютерный подбор причёски. Дальше была столовая, да-да именно столовая (а не какое-нибудь там модное кафе и уж тем более не ресторан), где впервые за последние месяцы ему довелось поесть почти домашнюю еду. 
        Узнать его теперь было невозможно. От того грязного, вонючего  и забитого в прямом и переносном смысле бомжа, который был свидетелем преступления в электричке не осталось ровным счётом ничего. В мягком кресле междугородного автобуса сидел приличный мужчина лет тридцати-тридцати пяти, то ли инженер, то ли мелкий предприниматель, то ли муниципальный служащий, да мало ли. Встретишь такого на улице – внимания не обратишь. Приличный средний уровень, не вызывающий каких-то особых ассоциаций. И только одна деталь неуловимо отличала его от других пассажиров - это жилет под курткой. Жилет, купленный на вьетнамском рынке. Именно этот жилет, в карманах которого сейчас лежало (страшно подумать) почти   триста штук  баксов, согревал его лучше всякой одежды, да что там одежды, лучше ядерного реактора и «…сладкая жуть волнами подкатывала к сердцу…», как было написано в одном романе.
          Дальше в принципе можно было бы и не рассказывать, потому как фантазия любого российского обывателя уже наверное нарисовала всё, что только могло произойти с Полозковым. Я тоже так думал. Ан нет… Всё только начиналось!
          Возвратившись домой, Андрюха долго и нудно судился с женой (хотя конечно больше с тёщенькой любимой), очень даже правдиво и достоверно изображая  из себя чмо и неудачника.  Торгуясь из-за каждой ложки и вилки, сдабривая всё это сентенциями типа, «…а я чё не человек, да?», он добился главного – его «бывшая...» ни на секунду не усомнилась в том, что жила всё это время с нищим, жлобистым и «грёбаным козлом». Попросту говоря, взять с него что-либо помимо «элементов», как говорила тёща, было нечего.   После того как они окончательно разбежались он устроился на работу с такой смешной зарплатой, что его экс-супруга, получив первые алименты, в сердцах воскликнула,
         - Да,  Полозков, как говорится, вино с годами становится лучше, а ты  становишься всё большим пид…ром. Это что, по-твоему, алименты, да? На что Андрюха смиренно промямлил,
         - А я виноват, Вер? Щас хоть так. Вот Бог даст поднимусь, да я тебе всё что хошь. Опять же квартира за тобой, я ж понимаю... Ну, такой вот я. Чё мне теперь повесится?
         - Что-о-о? Урод! Не смеши тараканов! Поднимется он. Ты кому это всё впариваешь, а? Я же с тобой почти пятнадцать лет прожила, придурок! А насчёт квартиры..., (здесь у неё аж дыхание перехватило),
         - Да я ..., Да ты...! Сволочь! Ты забыл, паразит, кто её  нам сделал? Да если бы не моя тётка, которая тогда в профкоме работала. Вобщем так, проваливай! Видеть тебя поганца не могу, - и с непередаваемой ненавистью добавила,
         - Если узнаю, что к дочери лезешь без моего разрешения… Ну, ты понял - мне только брату звякнуть… Закатают тебя козла в асфальт, только рога  и останутся! Понял?! – и переведя дух, уже спокойно,  закончила,
         - И вот ещё что, Полозков, мой тебе добрый совет – ищи-ка ты хорошую работу, бездарь-самоучка! А то ты меня знаешь, я тебя из-под земли достану!
         Андрюха не стал искать никакой работы, мало того он вскоре и  с этой уволился. Затем в неприметном районе снял комнатёнку в покосившемся домике у какой-то одинокой бабульки (точно одинокой, он навёл справки) и...  думаете, зажил себе припеваючи на эти баксы, потихоньку меняя их. Нет, не угадали. Посидев как-то раз на досуге с калькулятором, Полозков пришёл к грустному  выводу – даже при очень экономных тратах с учётом инфляции и «вааще...», этих денег ему хватит лет на пять-шесть не более. Нести их банк и класть на депозит он, разумеется, опасался (пока!... опасался). Мало ли что, справедливо полагая, что не только  у стен есть уши. В нашей стране уши (а так же глаза и всё остальное) есть везде и у всех, так что лучше пока было не светиться понапрасну. Хорошо, а что тогда? И он справедливо рассудил, что «утро вечера мудренее». Так и оказалось...
         По весне за какие-то копейки Полозков умудрился купить дом-развалюху, но! с участком в двенадцать соток и стал не торопясь (именно не торопясь) всем своим видом показывая, что денег у него не очень..., строить дом. И опять строить-то строить, но проект взял простенький, а главное площадь – всего восемьдесят квадратов. Позже ему под крышей (за очень отдельные деньги) сделали второй этаж, но это уже, как говорится совсем другая история. В итоге домик,   «всё со всем» получился под двести метров (квадратных разумеется). Ну, об отделке я промолчу, достаточно сказать, что только за сантехникой он ездил, аж, в областной центр…, соседней области! Короче, если отбросить детали, то продал он его, что называется мухой и... в семь! раза дороже той суммы, которую вложил в строительство. О, как! Дальше-больше, прикупил он  втихаря землицу и сразу же стал строить на ней гаражи, числом аж пять. Ах да, совсем забыл, землица эта была разбросана по всему городу, так что бы ни у какого комара и никакой нос...  Теперь он не «шиковал», скупая по дешевке кирпич с разборки домов и разных строений, определенных под снос. Точно так же, за копейки, где повезёт доставал и бетонные плиты на перекрытия, и арматуру. А работали у него: то ли узбеки, то ли  алкаши какие, одним словом экономил на чём только можно. С гаражами потом вообще получилось чудненько. Они ушли по такой цене, что у него аж «…под ногтями зачесалось», как говорил его бывший начальник цеха.
           Дальше-больше, для того, что бы мотаться, как говорится  по объектам  купил он себе «классную» тачку - старого раздолбанного «Москвича», помнившего ещё наверное Остапа Бендера с его крылатым – «...автомобиль не роскошь...». Но опять, старый-то старый, а вот движочек на нём был, мягко говоря, не совсем родной, а если честно, то и совсем неродной. Позже, его приятель и старинный друг  что-то там такое сделал с ним и отладил так, что тот выдавал почти под двести сил, о «ходовой...» я уже не говорю. И уж совсем народ ошалел бы, узнай он о той электронике, которой был набит его «фанерный бентли».
         Андрюха никогда не афишировал этого, да и пользовался нечасто, но вот когда ему однажды пришлось уходить от бандюков под Рязанью, он трижды поблагодарил себя самого и дружка своего Костю Шарова. Себя за то, что не пожлобился, а Костю за то, что слепил ему такое вот «чудо». Видел бы кто тех пацанов на «Ауди», когда Андрюха с лёгкостью необычайной ушёл от них, как говорится не попрошавшись.      
         Одним словом для всех, включая и его бывшую, он был какой-то не очень удачливой и не совсем чистоплотной на руку предпринимательской шелупонью, какой сейчас пруд-пруди. Ну, посудите сами: жилья своего нет, денег еле-еле хватает, что бы за квартиру заплатить, а ещё и алименты. Его машина вызывала у окружающих в лучшем случае саркастическую улыбку, а у жены и дочери, кстати, такой же стервы как и она сама (вырастила, подлюка, постаралась) неприкрытое раздражение.
        Так потихоньку-полегоньку прошло три года. Полозков, так и не заработал себе в этом городе ни на квартиру, ни на хорошую машину. Правда, теперь на его счету в  банке мирно лежало двенадцать миллионов рублей, по миллиону в каждом месяце, на депозитных счетах, под восемь процентов годовых. А ещё, на отдельном, расходном счёте было у него чуть меньше шести «лимонов». Ну, это так, для строительства – уж больно понравилось ему это «весёлое» дело.
         Кстати, домик-то у него был, только не здесь, то есть не в родном городе. Доделал он его окончательно где-то с полгода назад. Небольшой, по меркам областного центра, всего-то двести квадратов, но зато с домашним кинотеатром, сауной, подземным гаражом и участком в пятнадцать соток. А жене и дочке-акселератке, которая (вот ведь фря сраная) только на разговоры по мобильнику тратила в месяц почти тысячу (и откуда деньги при их-то положении...) он, как и положено по закону, платил алименты, ну и на день рождения там, на восьмое Марта подкидывал время от времени. Ни бывшая родня, ни какие были прежние друзья и знакомые ни о чём вобщем не догадывались. Более того все они доподлинно  знали, что из него бизнесмен как из... ну, вобщем вы сами знаете из чего пуля.
        В принципе Андрюхе на этом можно было бы остановиться и жить в своё удовольствие, но  что-то его «зацепило» и он решил строить не дома нет, точнее не только дома, на строительстве которых он изрядно набил руку. Он подумал, а почему не замахнуться на  магазин или скажем оптовую базу, а потом продать и отделаться раз и навсегда. Ведь как ни крути, но шило из мешка рано или поздно всё равно вылезет,  и как это обычно бывает в самый в неудобный момент и сделать с этим тогда уже ничего не сделаешь. Решено, и он начал действовать. Связи  в управлении горархитектуры он заимел давно, так что с разрешением проблем не будет, но всё это даст выгоду (и немалую) только в одном  случае, в случае если он достанет дешёвые стройматериалы, а вот с этим был напряг. Андрюха, как всегда засел за расчёты и пришёл к грустному выводу – базу ему одному не осилить. Свободных денег не хватит, а с депозитов он снимать не хотел.
        - А если заехать с другого конца, - подумал он и начал обзванивать всех своих знакомых и не очень...
        - Правильно люди говорят – язык до Киева доведёт, надо только… держать его за зубами, - подумал он, - и демонстрировать только тогда когда это необходимо, а ещё он вспомнил хорошую мексиканскую пословицу – «В закрытый рот муха не влетит», и... и начал действовать.
        Наша жизнь устроена очень просто! То, что стоит дорого, лучше всего доставать по блату. Блат изумительное слово. Наверное, только в русском языке у него такое множество значений, от чего глубинная суть не очень-то и меняется. Полозков не вылезал из интернета. Со временем он узнал много интересного. Ну, например, оказывается у него под боком, в соседней области, можно было достать пеноблоки по цене почти на двадцать процентов дешевле, а если взять партию более десяти тысяч, то и вообще... Потом ему позвонил друган из «района», там разбирали бывшее здание сельхозуправления и просто не знали куда сбагрить БУ-шные бетонные плиты , причём в тако-о-ом! количестве. Стоимость этих плит (о,ба-на!) составляла треть от той цены,  что сейчас была на рынке, но главное – треть стоимости доставки – за счёт администрации района. Про цемент я уж вообще не говорю. Ему по случаю достали турецкий и ровно в два раза дешевле. Вот так потихоньку полегоньку по весне и начал Андрей Никифорович строительство своего, как он в шутку заметил «БАМа».
        Строительство велось ударными темпами и когда осталось всего ничего, приехали к нему какие-то пацаны на таком джипе, что ему стало не по себе. Но!, всё оказалось до банальности просто – ребятки, кстати, очень вежливо, хотели узнать почём он продаёт этот свой «недострой...» Андрюха спокойно и рассудительно (ах, если бы только они знали чего ему это стоило в тот момент?) объяснил что этому «недострою...» осталось достраиваться всего-то полмесяца-месяц не больше. Ну, а потом, когда всё будет готово, как говорится, милости просим для «конкрэтного базара».
           Ребятки эти были из Москвы, и он решил не перегибать палку, мало ли что у них на уме. И поэтому, когда они появились у него на стройке во второй раз, он не стал кочевряжиться и принял их предложение обсудить это дело, так сказать,  «за рюмкой чая» и на нейтральной территории. Всё прошло на удивление благопристойно. Они действительно посидели в ресторане и действительно договорились, причём без дешёвых понтов и наездов. Короче, резюмэ – он им «отдаёт»  базу в том состоянии, в каком она есть, а они ему отдают восемьдесят..!!! лимонов!  И ничего удивительного,  Андрюхина база была расположена настолько удачно, что и вокзал, и подъезды к ней… ну вы поняли?  Потом они обсудили формальную сторону, ну там, документы, проплату и... и всё. Уже через неделю Андрюха стал обладателем заветных восьмидесяти «лимонов» плюс его законные двенадцать, ну те которые на депозитных счетах.
            И вот здесь, после всего этого он, сидя на кухне и прихлёбывая под осетровый балычок  с лимоном свой любимый «Black label», глядя в зеркало, сказал,
        - Всё, кранты! Не зарывайся, братуха, пора и честь знать. Везение штука капризная и уж тем более небеспредельная. Поэтому, Полозков, давай-ка завязывать.
       Справедливо полагая, что с ближними надо не только делиться, но и не болтать лишнего, дабы не вводить их в соблазн (ибо слаб человек порою, ой как слаб), он своим, ну, то есть супружнице бывшей и дочке наплёл, что «типа уезжает в Москву, так сказать,  за длинным рублищем» и что, мол заживут они скоро... мама, дай дороги! А то здесь прухи что-то совсем не стало. После этого спокойно сел в свой «рыдван» и сказав, что будет обязательно звонить раз в неделю, спокойно   укатил в областной центр на ПМЖ.
       Он не бегал как другие от алиментов и вёл прозрачный образ жизни. Ну!, почти прозрачный! Где-то раз в два-три  месяца наведывался в родной город. Приезжал,  пусть с копеечными, но обязательно с подарками и якобы из столицы. Но главное,  аккуратно и как положено до восемнадцати  лет платил, пусть не Бог весть какие, но всё-таки денежки, стараясь не дразнить попусту своих бывших родственников. Всё это время он всячески демонстрировал свою «непокобелимую решимость» любой ценой «поднять свово ребёнка» и как мог всячески помогал, своей хоть и бывшей, но семье А вот после... А после восемнадцати он под страшным секретом признался, что в Москве у него новая   семья и ребёнку уже скоро три года,
        - Так что Вер, ты извини, но теперь вы  уж тут как-нибудь сами, а я больше не могу. Тяжело, сама понимаешь, да и накладно. А тут ещё какая беда – моя новая меня пилит постоянно, ну, за эту «гуманитарную помощь», - и прочувствованно, с хорошей слезой в голосе добавил, 
         - Видно, блин, все вы бабы такие...
        Вот так и закончилась его семейная сага. Полозков, разумеется, больше не женился, справедливо полагая, что выбрал лимит на все полагавшиеся ему по жизни стрелы Купидона. Теперь он просто жил в своё удовольствие и не отсвечивал понапрасну. Друзей каких-то особых  не заводил, домой никого не приглашал, а с «девочками» (да ещё с какими) на ночь проблем не было, тем более, когда он подъезжал к ним на своём «Лексусе». Раза три-четыре в год он ездил, когда на Канары, когда в Карелию, ну там, порыбачить на озёрах, уток пострелять, одним словом, когда как. Кстати, как человек сугубо рациональный он, побывав на всех этих Канарах и Мальдивах…, пришёл к интересному выводу. Того за чем он и вся эта «новорусская шлаета» летает туда, оказывается с избытком, и где б вы думали  в том же Египте или скажем в Турции. И что тратить бешенные деньги только для того, чтобы потом в компании «новых... придурков» сказать что-нибудь типа,
         - А вот я помню на Канарах, в президентотеле..., обслуживание...! Короче, завязал он с этим и не жалел потом ни разу.
           Удивительно, но денег он тратил немного, не по жлобству, нет. Более того, как-то так получалось, что он, вобщем-то особо не отказывая себе ни в чём, не тратил и половины тех процентов, которые каждый месяц набегали по вкладами. Памятуя простое правило – «полуправда лучше полулжи» он не врал соседям, если его расспрашивали, и от разговоров никогда не уходил. Он просто говорил не всю! правду. И все вокруг так и думали, что приехал он издалека, и что тот небольшой бизнес, которым он занимается, худно-бедно, а его кормит и даже остаётся немного, так сказать, на черный день (тьфу, тьфу, тьфу, как бы не сглазить). Одним словом, типичный представитель наитипичнейшего среднего класса, заново нарождающейся России. Ну и, слава те Господи.
        Закончилась вся эта история совсем уж неожиданно для сознания среднего российского обывателя. Когда чистый месячный доход Полозкова в пересчёте на евро перевалил за десять тысяч, он просто взял да и уехал в Европу, облюбовав для жительства маленький сонный городок на юге Германии. К тому времени он уже достаточно свободно говорил по-немецки (как-никак три года напряжённой учёбы у частного преподавателя) и весьма прилично понимал английский. Позже, в этом же городке женился на приятной и довольно состоятельной немке (вдова и всё такое..., в подробности он не вникал). Женщина она оказалась умная, но главное, во многом на него похожая (а может быть он на неё, хотя какая разница?). Детей у неё никогда не было и заводить их она не хотела ни с покойным мужем, ни те более с ним. Он тоже был свободен и... со временем, постепенно у них наступило достаточно устойчивое и прочное семейное равновесие! Если прибавить к этому то, что они оба испытывали просто патологическую неприязнь к  регулярному труду, «…как одной из форм человеческой бытия», то «сангам», как говорят правоверные индусы, был полный.
         А вы наверное всё это время думали, что его ограбили или убили какие-нибудь бандюки, вымогатели или, что еще, упаси Бог, хуже, «разул и раздел» наш любимый  ОБЭП вместе с «налоговой...» Нет же, дорогие друзья!  Помните, как называется рассказ?  Правильно! «По-ве-зло...!»
        И напоследок анекдот, который во время памятных столичных приключений рассказал Андрюхе один, неопределённого возраста, бомж  (кстати, филолог, кандидат наук,…  ну, с его слов, конечно).
        Так вот,  сидели они как-то  с ним и ещё тремя такими же... под рождество в коллекторе. Мороз снаружи дикий – под тридцатник и Артурыч (так звали «кандидата») накатив за праздник и доедая бутерброд с каким-то очень подозрительным на вид мясом, спросил его,
         - Хочешь философский анекдот? 
         - Ну, - повернулся к нему Полозков, 
         - Тогда слушай, - утробно икнув, ответил тот.
         - Сидят на пустыре две собаки. Осень, знаешь ли,  мелкий такой противный дождь, как из сита. Тоска смертная, одним словом. Так вот, старый седой Барбос молодому и говорит,
        - Ты, Бобик, пёс молодой,  жизни не знаешь, ты меня держись, со мной не пропадёшь, - и побежали на свалку. На свалке нажрались от пуза, аж шатает.  Сытые и довольные бегут дальше. Смотрят сука бездомная, такая же убогая как и они сами. Оттрахали они её по очереди и дальше. И вдруг видят Мерседес –  новый, чистенький. Барбос сделал стойку, а потом и говорит молодому,
         - Слышь, ну-ка быстро к машине и навали ему под заднее колесо, а я на капот нас...у,
         - Зачем удивился Бобик,
         - Давай, делай что говорят, потом объясню, - ответил ему Барбос. Короче, управились они, отбежали в подворотню и стоят, смотрят, когда хозяин появится. А Бобик за своё,
        - Барбос, зачем машину-то обгадили, - а тот ему в ответ,
        - Ну, как тебе сказать, Бобик, так, что б ты сразу и, как говорится, на всю оставшуюся жизнь...
        - Одним словом, если коротко, то в этой стране, где мы с тобой так счастливо  процветаем, всё что нельзя сожрать и оттрахать, надо обос…ать и обо…рать! Понял?
        К чему я всё это...? Ну, с анекдотом? А к тому, что если тебе в жизни повезло –  тихо наслаждайся этим, то есть, просто и без выпендрёжа. А нет – проклинай! Так легче. А если думать, да переживать по поводу и без, а еще того чище, рефлексировать бестолку, типа «...кто виноват и что же ж, блин, всё-таки теперь делать?» то это, я тебе скажу, прямая дорога на кладбище. Причём, заметь, совсем не на Арлингтонское...!
         Вот так вот, брателло!
      
                20.07.11 год.