О мальчишке, который дарил нам солнечных зайчиков

Наша семья приехала в Феодосию из красивейшего города не только нашей страны, но и всего мира - Ленинграда, где мы с сестрой провели три с половиной года своего детства. Папа получил после окончания ленинградской военно-морской академии назначение в небольшой городок, расположенный в юго-восточной части Крымского полуострова, который назывался женским древнегреческим именем – Феодосия или «богом данная». Само это название говорит об историческом происхождении этого, основанного греческими купцами-мореходами города, о котором впервые упоминается еще в шестом веке до нашей эры. В Кафе, согласно исследованиям историков, сходились все морские и сухопутные пути. Не знаю, как этот город выглядит сейчас, потому, что ни разу в нем не была, с тех пор, как уехала в Донецк. Моя же сестра ездила, в «богом даную», не один раз, потому что она договаривалась встретиться и отдохнуть там с одной из своих школьных подружек – Галей. И встречала там нескольких моих одноклассников.

  Пусть не в обиде будет на меня этот древнейший город, но,   в  то время, когда мы туда приехали, Феодосия была совсем небольшой, размером, можно даже сказать, с большую деревню. Особенно это бросалось в глаза в сравнении с Ленинградом. После Дворцовой площади, Зимнего дворца, Исаакиевского собора, Адмиралтейства, Петергофа и других достопримечательностей второй столицы и ее пригородов, наша скромная Феодосия оказалась не такой уж видной собой. Что совсем и не удивительно. Хотя, по количеству прожитых лет, с момента основания, Ленинград ей годится в пра-пра-пра -…правнуки. Одна сохранившаяся Генуэзская башня потянет  больше, чем на шесть веков, хотя она относится уже к средневековью.   

Но все это – история. А какой же показалась мне тогда, по приезду, Феодосия?  Какой увидела я ее своими глазами? Представьте себе: с одной стороны расположено море, с другой – нет, не горы – большие холмы, летом местами покрытые зеленью. Эти холмы не являются заслоном от проникающих с севера холодных воздушных масс. Поэтому сильные ветры в Феодосии – частые гости, особенно весной и осенью. Такова там роза ветров. Основную часть территории города в то время занимал частный сектор. Мы сначала жили на квартире, как раз в частном секторе, на улице, которая называлась совершенно невообразимым образом – Лысогорная,  а если только мне не изменяет память, то Лысая гора фигурирует в произведении кого-то из русских классиков. И, как бы, ни Гоголя. От этого названия прямо-таки тянет какой-то мистикой. Вы, ведь, согласны со мной?

Мы жили на квартире у Полины Тимофеевны. Хозяйка наша была уже немолодая, но хорошая женщина и сама воспитывала трех своих детей. Мы с сестрой с ними общались, хотя двое из них – старший сын Виктор и дочь Галина были заметно старше нас. Самый хороший из всех детей хозяйки был Виктор. Парень симпатичный, скромный, добрый, мамин помощник. У него была маленькая мастерская, расположенная в сарайчике во дворе. Там он плотничал и слесарничал. Думаю, что кролики, которых разводила их семья на продажу, были обеспечены жильем исключительно благодаря его труду и заботам. С Галей мы тоже имели беседы, но она была уже совсем девушка, заканчивала восьмой или девятый класс, можно сказать, почти на выданье, и с такими относительными карапузами, как мы, ей было не очень-то интересно. Их младший брат был еще совсем «молодым и зеленым», а, кроме того, его немного баловали, как случается порой с самыми младшими детьми в семье. 

У нашей хозяйки был рыжий кот, из тех, что ходят по цепи кругом. То есть, очень умный. Благодаря хозяевам нашей квартиры, мы с Таней видели совсем маленьких живых пушистых крольчат. Хозяйский  кот Рыжий, как охотник, поймал одного из таких малышей, но, не рассчитав силу прыжка и удара, наделал малышу бед. Этот кот очень любил приходить к нам в гости, обычно, через форточку нашего окна. Полина Тимофеевна даже немного обижалась, не знаю, правда, на кого больше – на нас или на своего котика, который ей время от времени изменял.

В центре Феодосии было несколько кварталов четырех- и пятиэтажных домов. Кое-где пятиэтажки разбросаны по городу какими-то небольшими островками. Из-за вечного недостатка воды, строительство в городе шло самыми медленными темпами. За несколько лет во всем городе строили один-единственный дом. Скажу для сравнения. Когда мы жили в городе на Неве, напротив нашего дома, как раз через дорогу, а это как раз и было наше Ланское шоссе, пятиэтажный дом возвели за каких-то полтора месяца.  Потом уже шли отделочные работы. Из нашей семьи никто не обращал особого внимания на него, кроме меня. Мне же было очень интересно наблюдать, как он быстро рос, как грибы после дождя.
Безусловно, самой красивой частью города, в который нас забросила   папина академическая комиссия по распределениям, являлась его центральная часть и Набережная, расположившаяся, как ей и положено, вдоль моря с пляжем, от которого ее отделял каменный парапет и железнодорожное полотно. На ней в разное время было построено несколько старинных дворцов в восточно-византийском стиле,  очень ее украшавших, где были в то время санатории, в которых отдыхали люди со всего Союза. Еще одна достопримечательность города – картинная галерея Айвазовского, которая также была, да и сейчас расположена в центре.  Я даже непродолжительное время ходила на занятия по рисованию в художественную школу, основанную при галерее. Но, художника в стиле, скажем, модернизма или  постимпрессионизма, из меня не получилось, по причинам, которых касаться я не буду, но мне они совершенно определенно известны.

Черное же море, являлось, само собой разумеется, самой большой ценностью и украшением города. Это было как раз то, что привлекало к нам десятки тысяч людей, желавших отдохнуть. Подобно волне наводняли они городок в конце апреля – в начале мая, а затем – в сентябре-октябре, подобно той же волне, как бы плавно освобождали его от своего присутствия. Город сразу значительно пустел, буквально, наполовину, от этого становилось даже немного грустно. По крайней мере, мне. Хотя, в то время для местных жителей оставшаяся часть года была отдыхом от этого настоящего нашествия курортников.
 
Если наблюдать со стороны за морем, то видно, как оно меняется в зависимости от своего настроения. Оно - то бирюзовое, то лазурного цвета, покрытое белыми барашками пены и, полупрозрачное, то просто синее, то темно-синее, почти черное. А его поверхность бывает тоже разной – то гладкой, почти зеркальной, в штиль, то, легко волнующейся при несильном ветре. Или с вздыбливающимися высокими темными волнами, окаймленными густой белой пеной, в штормовую непогоду. У всякого существа свой характер, свой характер имеет и море. А, тем более такое большое и непредсказуемое, как Черное. Неотъемлемой частью морской стихии являются белые чайки, которые парят над ней, то с тревожащими и бередящими душу, то с радостными  криками. Если плыть на катере или теплоходе, то за ними обычно летит целая вереница этих белоснежных крылатых телохранителей. Люблю ли я море? Наверное, люблю, иначе не появилось бы на бумаге столько теплых слов о его красоте. Иногда, летом, когда очень жарко, находясь в Донецке, я вдруг вижу перед собой море, воду, чувствую его прохладные мелкие брызги и это похоже на мираж в пустыне, только вместо прекрасного зеленого оазиса – ярко-голубое море. От этого мне становится прохладней и легче перенести жару.

А еще я очень любила дельфинов, которых в море не видела, хотя они, бывало, подплывали довольно близко  к берегу. Но однажды, после шторма, когда мы были на диком пляже, наткнулась на нескольких, небольших размеров, дельфинов – деток или подростков. Их вынесло волной на берег, где они и погибли, разбитые об гряду камней, тянущуюся вдоль берега или от недостатка воды. Их было очень жалко. Дельфины – это существа, достойные всяческого уважения, восхищения и даже любви. Они и спасают тонущих людей и лечат больных, и просто радуют многих из нас своим милым и трогательным обликом. Когда-то я читала книгу о дельфинах, которую написали два биолога – муж и жена, посвятившие изучению их жизни и особенностей характера много лет. Там была приблизительно такая фраза: «Иногда мы смотрим на них (дельфинов) и думаем: кто же кого изучает больше, мы – их или они нас?».   

Приблизительно через полгода после нашего приезда, мы  получили квартиру в самом центре города, на улице, которая тогда носила имя Кирова, в только что сданном новом пятиэтажном доме. Наш дом совершенно отличался от остальных трех, окружавших его подковкой, тоже пятиэтажек, по своему внешнему оформлению. Он был панельный, белого цвета, с одинаковыми балконами, обшитыми синими и желтыми отделочными плитами,  и украшенными внизу по центру одинаковыми деревянными ящиками для цветов. В нашем  домашнем цветнике летом обычно росла ночная фиалка, которая делала необыкновенно ароматным и без того чистый воздух приморского городка. Особенно ночью. Удивительно, если подумать, откуда такой аромат, у этого, совсем маленького и скромного на вид сиреневого цветка. Вот уже природа, какая же она выдумщица!  Я очень любила тот феодосийский наш дом, как люблю и тот, в котором мы сейчас живем. Может быть, это и кошачья черта, но я вовсе не считаю ее плохой. Твой дом и его двор – это тоже часть твоей малой родины.

Наш двор заслуживает того, чтобы о нем сказать несколько слов отдельно. Он у нас был большой и просто замечательный. Часть его занимала значительных размеров кочегарка, которая редко работала и плохо обогревала наши квартиры в зимнее и осеннее время. В кочегарке постоянно был застой. В другой же части двора жизнь, напротив, била ключом. Потому что остальную часть занимала футбольно-волейбольная площадка. Она сначала была сама по себе, а позже ее огородили высокой металлической, покрашенной в зеленый цвет сеткой, из-за многочисленных случаев разбитых окон у жителей первых-вторых этажей. До того, как ее поставили, когда мальчишки играли в футбол, нет-нет и во дворе раздавался мелодично – напористый звон битого оконного стекла. И чья-то очумевшая от возмущения мамочка, высунувшись из разбитого окна, вполне справедливо поднимала шум на наших талантливых футболистов, которые, вообще-то говоря, и не виноваты были в том, что мяч вдруг полетел, как спутник, и тем нанес кому-то материальный ущерб.  Но нашим окнам везло – до пятого этажа запущенный спутник никогда не долетал.

В нашем дворе даже были когда-то съемки художественного фильма с очень символическим названием «Друзья и годы», во всяком случае, отдельные его кадры снимались в нем. Там как раз и сняли нашу знаменитую сетку, окружающую спортивную площадку. Насколько его название было символическим, я понимаю только теперь, когда с тех пор прошло уже много лет.

Однажды днем, после занятий в школе, мы  дефилировали с моей одноклассницей по улице, которая проходила возле нашего дома. Девочку эту тоже звали Ириной, мы с ней дружили и учились на тот момент в пятом классе. Неожиданно прямо возле киоска «Союзпечать» мы увидели мальчика, у которого была скромная  и,  в то же время, очень подкупающая улыбка, адресованная, между прочим, нам с Иркой. Кстати, он вроде бы даже пытался запечатлеть нас своим фотоаппаратом на пленку, исключительно, наверное, для истории. Скорее всего, для истории нашего двора. Ира же тогда мне строго сказала: «Так обычно фотографируют, когда хотят сделать фотомонтаж из чьей-то фотографии и снимка или рисунка обнаженной натуры». Но тут моя подруга и одноклассница явно заблуждалась. Игорь к таким фоторепортерам вовсе не относился. Ему бы такая ахинея и в голову бы не пришла, как и мне. Да и Ирина тоже вряд ли такое бы сама придумала, просто она что-то где-то вычитала на подобную тему. Если я книги просто читала, то она их буквально глотала, тем более, что ее  мама работала библиотекарем в нашей школьной библиотеке.
 
Но я немного отвлеклась. Мальчишка, которого мы увидели возле киоска, не был похож ни на  киноактеров, ни на знакомых. Только на себя, и, как выяснилось позже, на старшего брата, да еще на свою маму, которая работала кассиром в ближайшей сберкассе. Его лицо нельзя было отнести к какому-то определенному типу, как мы иногда по аналогии относим некоторых людей, замечая какое-то явное сходство между ними. Он был очень симпатичный, но совершенно  в своем роде. В нем чуть-чуть проглядывали среднеазиатские черты, хотя, если и был в его фамильном древе такой предок, то в очень далеких поколениях. Черные чуть-чуть волнистые и довольно густые волосы, подстриженные по моде довольно коротко, добрые и умные глаза. Удивительно спокойные и доброжелательные. Несколько слов насчет его глаз. Я всегда, когда смотрела на него, отчетливо видела перед собой синие глаза, даже когда сидела с ним рядом, буквально, нос к носу. А Ирка спорила со мной – она считала, что глаза у него – карие. Не знаю, уж, то ли у меня, когда я разговаривала с ним, внезапно развивался вдруг дальтонизм от волнения, то ли этим заболеванием страдала моя подруга (тоже временно), но только к единому мнению мы с ней так и не пришли в свое время. Роста он был среднего. Мальчик был всегда, когда я его видела, спокойный и уравновешенный. Вежливый и хорошо воспитанный. Такого мальчика невозможно было встретить больше. Если честно – такого же и не встретила.

Естественно, в первую нашу встречу я даже не подозревала, что он живет в нашем дворе, в доме напротив, более того – окна наши были, как раз расположены друг напротив друга. Какая-то неизвестная нам сила подстроила все эти обстоятельства. И, наверное, она это сделала неспроста. Через некоторое время все это открылось. Все выяснилось тогда, когда Игорь и его сосед, Мишка, с которым он дружил, зеркальцем, стоя на балконе, направляли на наши окна солнечных зайчиков, прыгающих по всей нашей квартире в солнечную погоду.  Если честно сказать, я, когда впервые увидела эти блуждающие лучики света на стенах наших комнат, то даже растерялась, не поняв сразу их природу.  Потом, после того, как нам установили телефон, начались телефонные звонки, которые исходили с той же стороны, от того же адресата, хотя своего номера телефона мы ребятам не давали. Но, разведка работала хорошо. Именно в это время,  собственно, и выяснилось, что мальчика этого его родители назвали очень красивым именем - Игорь, а фамилия – Машков, что он старше меня на год. Позже мы с моей сестрой его в шутку называли Ханой Машковой – была тогда такая довольно известная фигуристка из Чехословакии. Потому, что фамилии у них были похожи. А мы все тогда в обязательном порядке болели за наших, да и зарубежных фигуристов и хоккеистов и знали их не только в лицо, а по фамилиям. Причем, болели мы за них, совсем не зря. Они были предметом всеобщей гордости, потому, что занимали в Европе и мире первые места. А хоккей смотрели даже ночами – когда были очень ответственные матчи. И, конечно, потом мы все эти события очень активно обсуждали.   

Мишку, который года на два был младше меня, и, которого, как младшего товарища, всерьез воспринимала только моя младшая сестра, да и то, исключительно с целью проверки багажа его знаний, так как она время от времени экзаменовала его по телефону, мы видели реже, чем слышали по телефону.  Экзамены и зачеты были, в основном, на знание немецкого языка. Сестра моя сражала его воображение не раз. Дело в том, что в школах города в то время все учили английский язык. Школа № 1, в которой мы с сестрой заканчивали школьную учебу, была спецшколой с углубленным изучением французского языка, где иностранный язык преподавали со второго класса. Но немецкий в школах был редкостью. Как Мишка умудрился на него напороться, непонятно и не поддается никакому объяснению.  Он гордо учил язык, на котором, как говорил наш великий русский ученный - М.В.Ломоносов, прилично разговаривать только с врагами. Таня заранее готовила перед беседой с ним папин русско–немецкий разговорник, в котором транскрипция немецких слов была написана русскими буквами.  Надо сказать, что знания Миши не выдерживали никакой конкуренции со знаниями его экзаменатора. Да и она, пока его экзаменовала, действительно разучивала сама этот язык. И Миша буквально преклонялся перед ней. Восхищался. Еще бы! Она ведь знала такие слова и словосочетания, каких  в школе-то и не учили. Мы же с сестрой потом  втайне подтрунивали над ним. Мишку сестра экзаменовала еще и по географии – тут он тоже не был силен. Таню он после таких опросов по телефону считал не больше и не меньше, как ходячей энциклопедией. А, кстати, он не  далек был в этом случае от правды: для проверки его знаний по географии сестра пользовалась большим толстым томом детской энциклопедии. Она открывала этот талмуд, и, глядя в него, проводила опрос своего заочного добровольного ученика. А между тем в процессе этого опроса и сама  набиралась новых знаний, которые запоминались легко и непринужденно, как бы, между прочим.

Игорь же на такие провокации не поддавался, отказавшись, раз и навсегда от экзаменационной сессии. А насчет того, чтобы экзамены у меня принимать – наши ребята каши мало ели.  А если честно – я всегда терялась, когда меня о чем-нибудь спрашивали. Когда ко мне обращались с вопросами, я сразу же опускала глаза, потом снова поднимала их, отчего кое-кто, особенно женщины, думали, что я, таким образом, строю кому-то глазки. Да, я сейчас, кстати, думаю, что это действительно было похоже со стороны на стрельбу по интересующим меня объектам глазами. Разгадка же заключалась совсем в другом – я ужасно смущалась. А когда я смущалась, из моей головы все моментально куда-то улетучивалось, но, вскоре, правда, возвращалось на свое место.

Однако, визуальный осмотр нашего довольно уютного терема, расположенного как раз на пятом этаже, Игорь, как молодой пятнадцатилетний капитан, время от времени проводил. Он выходил на свой балкон, как на капитанский мостик, и начинал осмотр нашей квартиры в морской командирский бинокль (наверняка, он брал его у отца-моряка). По ходу пароходу к нашим друзьям присоединился еще один наш сосед – Толька Дерябин, который жил тоже в нашем же дворе, прекрасно играл на аккордеоне, и учился в феодосийской музыкальной школе. Кстати, он частенько устраивал концерты на скамеечке опять же под нашими окнами (а эта скамейка была тогда, как заговоренная, и очень популярна у молодежи и у людей постарше, особенно в вечерние часы в теплые времена года всех к ней буквально как магнитом тянуло). 

 Толя играл очень хорошо на своем инструменте – это вполне объективная оценка его игры. Но лично меня, в то время, как и многих моих сверстников, покорила, как инструмент, гитара, поющие и плачущие звуки струн которой в умелых руках я обожаю и сейчас. А еще – скрипка. Кстати, немного отвлекусь – у Игоря Талькова во всем известной песне «Чистые пруды», как раз упоминается детство, в котором играет аккордеон. Я давно об этом не задумывалась, но сестра мне недавно напомнила: «В твоем детстве тоже звучал аккордеон». Я сразу стала отнекиваться. А она мне говорит: «А Толик? Помнишь, как он играл под нашими окнами?». Да, конечно, играл, я как-то об этом давно не думала, не вспоминала даже. Особенно большой концерт он организовал как-то рано утром, перед тем, как поехать в пионерский лагерь. В репертуаре было все, включая произведения Баха. И этот концерт он давал, скажу честно - для меня лично. Он так и сказал мне: «Я завтра перед отъездом в лагерь немного поиграю, а ты выйди, пожалуйста, послушать  на балкон». Я пообещала выполнить его просьбу. И выполнила, тем более, что это доставило мне самой удовольствие. Толька был ровесником Игоря, но внешне - полной противоположностью. Он был голубоглазым блондином. Толик тоже был симпатичный. А старший брат у него вообще в  записных красавцах числился, перед его красотой и обаянием померкли бы и многие голливудские супермены. Ну и воображала же он был! К тому же он одевался, как заправский стиляга. Но, он был заметно старше нас всех и уже работал. Сердце его в то время было занято. Точнее, у него была уже конкретная невеста, с которой он и водил хороводы. Так что, для всех остальных дело было безнадежным. Я же, а тем более, моя сестра, которая младше меня на три года, для него были просто какими-то малявками, на которых он даже и не смотрел.

Итак, трио наших ребят-соседей атаковало наш скромный девичий монастырь. В том, что монастырь был скромным – можете даже не сомневаться.  Конечно, Игорь был лучше всех из этой святой троицы, во всяком случае, так казалось мне. Потому, что у меня к нему было совершенно особое отношение, которое, скажем так, не поддается никакому анализу. Хотя, даже и невооруженным  взглядом были видны все его плюсы. Остальные два наших друга тоже были хорошие. Иногда летними вечерами мы все вместе сидели на заветной скамеечке под нашими окнами и беседовали на разнообразные темы, начиная от погоды, книг и фильмов, и,  заканчивая внешней политикой государств.  Именно Игорь был самым воспитанным и тактичным, два остальных наших товарища время от времени допускали промашки по этой части. Они, ошибочно, конечно, таким образом пытались усилить эффект от того впечатления, которое старались на нас произвести. Чем и добивались противоположного  результата. Но, по молодости их можно было простить, что мы и делали вполне успешно. Хотя, местами, досада все-таки брала верх.
 
Мы с Таней и моей подружкой, Леной, жившей как раз в квартире под нами на третьем этаже, спокойные и безветренные летние дни и вечера посвящали игре в бадминтон. Причем, как единогласно решили наши друзья, чемпионкой по этому виду спорта была все-таки я. Во всяком случае, если и не чемпионкой, то любительницей и поклонницей – это уж точно. Невесомый белый волан так и летал перышком туда-сюда возле нашего подъезда. Я вообще не уставала от этих спортивных занятий. Как не устаю, от того, что мне нравится, и теперь. Когда увлекаюсь, то моментально попадаю в разряд счастливых людей, которые часов вообще  не наблюдают, согласно известной пословице.

Мальчишки же наши постоянно играли на нашей спортивной площадке, о которой раньше уже упоминалось. В основном они играли в футбол, рано утром или уже ближе к вечеру, когда жара уже начинала спадать.  Мяч они гоняли по нескольку часов кряду.  И без устали. А все, кто этого хотел, могли бы за ними понаблюдать. И такие некоторые иногда находились. Вы, я думаю, уже догадались, кто это был. Само собой разумеется, что это делалось незаметно.

На море время от времени мы с ними тоже встречались. Нет-нет, да и наткнулись друг на друга  на пляже. Во всяком случае, мы с сестрой не прилагали к этим случайным встречам никаких усилий. А возможно, что они были и не совсем случайными. Но только с  другой стороны. Одно меня не радовало в то время на пляжах города – это то, что я, зная принципы основных видов плавания, никак не могла развить приличную скорость. Мне даже самой не понятно, как  у меня получалось, гребя изо всей, что ни на есть мочи, оставаться практически на том же самом месте в воде. Теорию плавания я знала хорошо, а вот с практикой она явно расходилась. Это был просто какой-то камень преткновения для меня. Правда, до поры до времени.

 И это меня очень смущало, потому что все мои знакомые плавали достаточно хорошо. Я же окончательно научилась плавать уже в институте, когда отдыхала в нашем лагере «Солнечный» в Старой Ялте на Азовском море. Все - таки, институт мне много чего дал, даже и не только в сфере знаний. Я  тогда однажды заплыла на спине так далеко, что когда обернулась к берегу, то убедилась в том, что берег уже плохо просматривается. Он был так далек от меня, что обратно пришлось добираться «на перекладных», то есть, плыть, сменяя один способ плавания на другой. Но, после того как добралась до берега, уже стала уверенна в своих силах. Правда, перед этим я сдала и норматив по плаванию в бассейне на зачете по физкультуре. Без натяжек.

Итак, по вышеописанным причинам на море ходить я не была большой любительницей. Но, уж если туда попадала, то очень любила пройтись пешком вдоль моря по влажному песку берега, на который все время накатывались прозрачные беспокойные волны. Даже в самую сильную жару, когда идешь так, то  ее совсем не чувствуешь, потому что ноги твои постоянно омывает прохладная вода. Вода нежно ласкает их своими приливами и отливами. Даря каждому, кто с ней соприкасается, совершенно безвозмездно свою энергию и  веками накопленное спокойствие. А, может быть, и какую-то многовековую древнюю мудрость. Она ведь столько видела, столько слышала, была участницей стольких событий, что может всеми этими знаниями и поделиться.

Вечером мы ходили гулять по Набережной. Она – это единственная красивая улица в городе в то время. Днем или утром по этому маршруту – на пляж, вечером по нему же – на прогулку.  Так всегда, наверное, и бывает в любом курортном городе. Толпы отдыхающих гуляют не спеша,  важно и не торопясь, вышагивая в вечерних нарядных одеждах, которые припасены специально для выхода в «свет». Все такие из себя нарядные, воздушные, легкие (особенно – на подъем!). Это была обычная картина курортного местечка - больше особенно гулять было негде. В то время было модно носить с собой довольно громоздкие по теперешним понятиям транзисторные приемники, которые носили как чемоданчики или дипломаты. В основном, это был удел ребят. Но зато, гуляние сопровождалось обрывками самых модных шлягеров. И гулять было весело.   А нам и так было очень даже не скучно, потому, что мы были довольно-таки остроумными хохотушками, но без перегибов – соображали, когда можно посмеяться, а когда - нет. В то время и уже позже, мы ходили стайкой,  сначала с моей подружкой Леной, а позже - с Таниными подругами – одноклассницами - Ветой и Галей, с которыми она продолжает поддерживать отношения и сейчас, и, которых судьба забросила в Подмосковье, правда, разными путями.

На ближайший городской пляж надо было приходить в пять часов утра, чтобы занять свое место под солнцем. Иначе для тебя места было ровно столько, чтобы поставить одну ногу и стоять на ней, подобно цапле. Места эти занимались людьми, приехавшими на отдых со всех концов Советского Союза. Никакой местный житель, будучи в своем уме и добром здравии, конечно, так рано там не появлялся. За очень редким исключением. Днем на пляжах города был настоящий птичий базар. Вы когда-нибудь видели  птичьи базары в научно-популярных фильмах? Любой городской пляж в курортный сезон производит точно такой же шумовой эффект. Если честно сказать, то отдохнуть, так чтобы действительно отдохнуть, на нем утром и днем совершенно невозможно. Все разнообразные звуки сливаются в сплошной гомон. Меньше людей было только вечером, когда курортникам уже надоело греться на пляже, они уже перекупались, а в местах отдыха их сменили местные жители, которые только вернулись с работы. Это совсем не касалось детворы и молодежи, из тех, кто был на каникулах. Они проводили на море достаточно много времени. Правда, лично меня это не очень касалось.

И то сказать – увидеть восход солнца на море – это просто здорово!  На пляже гораздо красивее было именно с самого утра.  Я люблю, когда на море полный штиль. Особенно это уместно на рассвете. Но, набегающие на берег волны – это тоже красивое и завораживающее зрелище.

Итак, у нас получился некий триумвират – я, Игорь и Толя. Тольке я достаточно сильно нравилась, я так думаю. Он даже как-то исполнил роль каскадера. Однажды, как истинный кабальеро, он умудрился как-то взобраться лунной ночью по пожарной лестнице, которая была подвешена как раз почти в том месте, где находился наш балкон. Чуть правее. Притом, не будучи лунатиком, то есть, с риском для своей очень молодой жизни. Ему не хватало только одного – сыграть тут же на гитаре и спеть серенаду. И мы попали бы в знойную Испанию. Представим себе мысленно приблизительно такую картину: над балконом благородной дамы играет и поет не менее благородный кавалер, но место его нахождения – это уровень пятого этажа, причем, почти крыша. Толик надеялся посмотреть на меня,  спящую на раскладушке на балконе. Это, конечно, была очень милая затея с его стороны. И он с большой гордостью отчитался на следующий день мне о своем действительно неоправданно смелом поступке. Но я вынуждена была его немного разочаровать – как раз в эту ночь на балконе спала моя мама. Толька был обескуражен. Я же была с одной стороны, не буду этого скрывать, очень польщена, а с другой – мне было немного смешно, что он совсем чуть-чуть ошибся, тем более, что у Толика был при этом такой смущенный и несчастный вид. А, наконец, в - третьих – такие вещи делать нельзя просто так, это однозначно. 

Толька как-то принес мне почитать свою любимую книгу – «Птичка певчая». Книга мне понравилась. Если хотите знать, она мне нравится и до сих пор, как нравится и одноименный многосерийный фильм, снятый турецкими кинематографистами. Я  очень люблю музыку из этого фильма. Она немного грустная, но очень красивая. Люблю и артистов, исполняющих главные роли. Я думаю, что Толик представлял меня героиней этого произведения. Зато моя бабушка Настя, совершенно непонятно, из каких соображений, отозвалась о ней очень нелестно. Она, скорее всего, читала ее когда-то в молодости, а потом, слегка подзабывши ее содержание, решила, что в ней есть что-то такое, чего девочке моего возраста читать не положено. На Тольку мои домашние даже ополчились, правда, заочно. Насколько это было возможно, так как он был вне пределов их досягаемости. Но я, хоть вы что со мной делайте, до сих пор не могу понять, что же, предосудительного бабушка нашла в этой книге. Единственное, что не совсем понятно, так это то, почему  двое любящих друг друга людей так долго не могли понять друг друга. Впрочем, все это объясняется их бурными темпераментами (особенно – у Фериде), импульсивностью поступков и стечением жизненных обстоятельств. Зато их любовь только закалилась за годы разлуки. Да иначе и книги-то не было!

Толик пригласил меня пойти с ним в цирк-шапито, который, будем так говорить, забрел каким-то образом в наш городок (наверное, артисты  решили хорошенько искупаться в море, немного погреться на пляже и позагорать). Я, конечно, составила ему компанию. При этом я очень волновалась. Думала про себя: «А как же Игорь?». Все опасения  и сомнения мои оказались напрасными:  мы с Толиком и сидели-то так, что между нами был проход между рядами. Такие ему попались билеты. Толька был расстроен, и выглядело это со стороны забавно. Потом, когда мы шли с ним домой, я ему отдала деньги за билет, потому что дома мне строго - настрого приказали отдать ему деньги. Хотя он мог сам собрать их из тех, что давали ему на мелкие расходы. Он на меня обиделся тогда.
      
Я,  один - единственный раз видела Игоря с какой-то чужой девочкой, видно, из его школы, а может быть и класса. Возможно, им просто было по пути идти из школы. Девочка внешне была никакая, она меня совсем не тронула, поэтому я не слишком волновалась на эту тему, однако и совсем равнодушной к этому факту не осталась. Хотя, увидев меня, он так радостно просиял, что я даже не могла на него обидеться за это. Весь вид его, а особенно его глаза, говорили о том, что хоть он идет сейчас с другой, главный человек в его жизни – я. Вот такой он был мальчишка. И это вовсе не была игра с его стороны. Такая у него была улыбка. И, такая энергетика. Да и был-то такой случай всего лишь раз.

В теплое  время года уроки я любила  делать, сидя на балконе. Особенно, устные. То же касалось и подготовки к школьным экзаменам. Я садилась на табуретку на балконе, а на противоположной стороне двора на балконе появлялся Игорь с книжкой. Он садился, подпирал голову рукой и углублялся в содержание книги, которую внимательно (так было видно даже издалека) читал.  Был ли то учебник или художественная литература – история об этом умалчивает. Такие совпадения были достаточно часты, чтобы о них вообще не упомянуть.
Потом начался новый учебный год, который для Игоря и Толи был важным, потому что они заканчивали восьмой класс. Часть учеников школ шли после него в профтехучилища или на работу. Но наши ребята должны были учиться дальше. По их знаниям им светил институт или высшее военное училище.  А у Толика в распоряжении была его любимая музыка. Я, кстати, Толькину любовь к музыке вполне разделяла. И, хотя нигде не училась ей и не выступала, кроме как в школьном хоре, но дома была настоящей певуньей. Особенно любила заниматься этим тогда, когда дома больше никого не было. А еще больше – когда в комнате шел ремонт, мебель была вынесена и акустика вполне соответствовала театральной. Тут уж я заливалась настоящим соловьем.  Кстати, даже романс Алябьева «Соловей мой, соловей», хотя и в неполной редакции, тоже был в моем репертуаре.  Мое же пение было слышно под нашими окнами во дворе. 

Когда в конце учебного года я  сдавала в школе экзамены, а это был уже мой седьмой класс, то пошла  в парикмахерскую и подстриглась. Это как раз было между двумя экзаменами. Мама с бабушкой Настей обожали, когда у кого-нибудь, а особенно у нас с сестрой, была, как они радостно обе говорили «аккуратненькая головка». Под этим термином понималась совсем короткая стрижка. Я сколько живу, не могу понять этого их бзика.  И в тот раз они вдвоем на меня примерно поднажали, после чего я пошла в нашу парикмахерскую, чтобы уважить своих ближайших родственниц. Причем гвоздем всей этой программы было то, что парикмахер, женщина в годах,  так нежно мне пропела: «Сейчас мы девочку сделаем кра-си-вой!». Когда же я посмотрела на себя в зеркало после ее работы, то чуть не упала в глубокий обморок – меня нельзя было даже приблизительно узнать. Так можно было подстричь только человека, которого люто ненавидишь. Или, чтобы хотя бы временно вывести из строя самую злостную соперницу.  В общем, если бы можно было бы в те времена постричься  в монастырь, то это было бы как раз самое то. Тем более, что и подстригать уже мало,  чего осталось.

Вот так и ломаются судьбы людей. Как только после сдачи экзаменов в школе, во время которых все мы очень ответственно учили содержание школьных учебников, появилась возможность и время пообщаться, наши друзья снова вышли на связь. Возобновившиеся звонки все того же уже известного нам абонента были приняты во внимание, однако на люди показываться неделю мне пришлось воздержаться. Чтобы и себя не расстраивать и, людей, таких дорогих моему сердцу, не удивлять и не разочаровывать своим внешним видом. 
И вот, наконец, наступило то время, когда только что прошли выпускные экзамены в школах. Был конец июня. Ребята перешли в девятый класс, а я – в восьмой.

Пляжный сезон набрал уже свои обороты,  и мы с родителями поехали на Золотой пляж, расположенный недалеко от поселка Приморского. Это был самый популярный у отдыхающих «окультуренный» пляж города. Хотя, лично мне гораздо больше нравился дикий пляж. На нем было еще меньше людей, чем на Золотом, а вдоль берега в море важно и обстоятельно расположилась целая гряда громадных камней-валунов, покрытых кое-где зеленым налетом водорослей. Сидя на камнях, можно было в жаркую погоду отдохнуть и освежиться, а в холодную просто-напросто  -  простыть.   

Отдыхая в тот день на пляже, мы съели все продукты, которые взяли с собой, и, поэтому, меня, как наиболее мобильного члена нашей семейной команды, командировали в магазин, на другой  конец пляжа. Там  я должна была в небольшом магазинчике купить песочные коржики на всех, потому что на пляж мы приплыли на катере рано утром и провели на нем уже добрую половину этого дня.  А голод, как всем известно, не тетка. Для меня же пройти пешком километра два-три-четыре, что раньше, что теперь – ничего не стоит. Поэтому я успешно и кратчайшие сроки выполнила задание. И шла, как обычно, если не спортивной, то, по крайней мере, пружинистой и бодрой походкой. Вокруг было, как обычно летом, много отдыхающих. Кто-то, из тех, кто не был дружен с плаванием,  прыгал в море на волнах или играл с мячом, кто-то делал заплывы, причем, некоторые пловцы – довольно далеко от берега. Малыши же роились возле самой границы песчаной кромки пляжа и, находящейся в непрерывном движении непоседливой морской волны, выстраивая настоящие песочные города и замки. Но основная часть отдыхающих была все-таки на песчаной территории на топчанах, подстилках или просто на песке.

Пляж, на котором мы в тот день отдыхали, называется Золотым, потому что песок на нем золотистого цвета и мелкий. Он так и пересыпается между пальцами ваших ног. Таких пляжей нет, наверное, в Крыму больше нигде. Даже в Гурзуфе, на южной оконечности полуострова, хотя это сам по себе очень красивый, уютный и зеленый городок, пляж засыпан галькой, ходить по которой нелегко. Пока приспособишься ходить по нему – уже пора уезжать.
    
Я шла с гордым видом по пляжу, высоко подняв голову. Несмотря на то, что моя такая  неудачная прическа немного уже изменилась в лучшую сторону за неделю и, по моим понятиям,  на меня можно было, по крайней мере, смотреть, я все равно чувствовала себя еще не в своей тарелке. Это мне, как вы уже все поняли, вовсе не помешало и даже поспособствовало тому, чтобы принять самый гордый вид. Прохладная вода охлаждала мои ноги, которые только что прошлись по горячему рассыпчатому песку. И вдруг я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд, который мы никогда не пропускаем, когда на нас кто-то внимательно смотрит. Поднимаю глаза – смотрю, а это Игорь сидит в шезлонге, взятом напрокат тут же на пляже. Шезлонг весь полосатый, как матрас. Рядом с ним – его отец, тоже в шезлонге и еще какой-то парень, которого я в первый раз вижу с ними. Может быть, друг, а может быть, кто-то приехал к ним в гости, из родственников или знакомых. В курортных городах родственники и знакомые посещают вас часто. Во всяком случае, не забывают.

Игорь буквально сиял весь, когда я проходила мимо него. Чуть щурился на ярком солнечном свете, глядя на меня. Я хочу сказать, что он всегда по-хорошему смотрел на меня. Серьезно, приветливо и никогда - нагло. Очень часто по-хорошему улыбался. Я, конечно, не знаю, как он относился ко всем остальным, но ко мне – всегда хорошо. Я от него не слышала ни одного грубого, да даже просто некорректного слова. Вот сейчас я просто совершенно четко вижу его, каким он был в тот раз. Мне даже удивительно, как, после  стольких лет,  твоя память позволяет  совершенно четко видеть то, что было так давно. В тот раз мне так хотелось остановиться и поговорить с ним. Но, во-первых, тогда был очень популярен совершенно дурацкий кодекс, согласно которому девочке не положено было первой подходить к парню или заговаривать с ним. К тому же, он был не один. Тем более, с отцом. А, кроме того, что совсем немаловажно, в этот самый момент, когда я его увидела, во мне внезапно проснулось что-то, что называют в классической литературе духом противоречия. И я почему-то, ответив на его «Здравствуй», приняла еще более гордый вид, о котором можно сказать, как в известной всем нам песне только так: «прошла, как каравелла по волнам», и пошла дальше, не сказав ему больше ни одного слова.

Надо сказать, что южанки, живущие у моря, ходят совершенно не так, как остальные барышни. Они чувствуют себя, наверное, молодыми богинями моря, сиренами или хотя бы нимфами. А, может быть, чем-то, вроде морских русалок – дочерей всем нам известного бога морей и океанов - Нептуна. Наверное, сказывается окружающий простор и свобода. Хотя я как раз с детства вобрала в себя энергетику совершенно разных мест, находящихся на очень больших расстояниях друг от друга. К тому же на тот период времени большую часть своей жизни я, образно говоря, провела у морской волны. Я прошла мимо, как сама справедливость и независимость. И, наверное, само воплощение гордости.

 
Пока я шла до нашего импровизированного «стойбища», то есть места, где мы загорали, а это было совсем рядом от пристани, к которой каждые полчаса подплывали прогулочные катера, меня вдруг ни с того ни с сего стал бить озноб, причины которого я никак не могла понять. Наверное, я просто очень разволновалась. Да что там – внутри меня бушевала настоящая буря! Придя к месту, где мы расположились для отдыха, я взяла книгу и немного почитала. Потом чувствую – палящее южное солнце и легкий убаюкивающий ветерок склонили меня ко сну. Я расположилась на новом деревянном топчане удобней и задремала. Вдруг, кто-то бросил в меня маленький легкий камушек. Настолько легкий, что было ясно – он полетел в сторону объекта только для того, чтобы обратить внимание на автора его полета.

Посмотрела вокруг – вроде бы некому было его бросить. Кругом сидели, лежали, стояли все вроде бы люди серьезные, взрослые, они были заняты исключительно отдыхом и собой или друг другом. Кто-то читал, кто-то играл в карты или разгадывал кроссворды. И я уснула, что называется, покрепче. А именно – сном праведницы. Но перед этим я подумала про себя, что камушек бросил в мою сторону, скорее всего, Игорь. После этого я уснула спокойно и безмятежно. В этот момент я совсем не ожидала, какая весть ждет меня впереди, в ближайшее же время. И какие это будет иметь последствия и для меня, и для многих других людей, но прежде всего – для Игоря.

Я проснулась внезапно от какого-то неясного гула голосов. Открыла глаза – смотрю, вокруг толпа людей, а недалеко, ближе к дороге, стоит машина скорой помощи. А к ней два человека под руки ведут какого-то парня.  И я уже вижу только его спину. Вдруг я ясно понимаю, что это ведут Игоря. Поддерживают его отец и еще какой-то незнакомый мне мужчина. Первая мысль была: «Не может быть, чтобы с Игорем что-то случилось!».
Когда тебе всего четырнадцать, ты еще не веришь в то, что с твоими друзьями или родными может что-то случиться.  И я сначала не поняла, как он тут очутился – ведь час или два назад я видела его довольно далеко отсюда, совсем на другом конце пляжа, а это –  километра два от того места, где находились мы.   

Не может быть! Хотя, даже рубашка на парне похожа на его рубашку, такая же вишнево-коричневатого цвета в мелкий рисунок и с короткими рукавами. Это была его любимая рубашка. Она ему шла. И он почти все время ее надевал летом. Через несколько минут скорая уехала, а уже  из разговоров людей, ни о чем никого не спрашивая, я поняла, что случилось. Парень, которого сейчас вели, ныряя, прыгнул с пристани, и, не успев распрямить руки, в мелком месте, ударился головой о дно. Почувствовав сильную боль в спине, позвал отца  и, несмотря на боль, вышел из моря на берег сам.  Говорят, что такие вещи люди делают сгоряча. Хотя, с медицинской точки зрения, это, наверное, вообще не возможно. Ведь, у Игоря, как позже выяснилось, был поврежден позвоночник.

Когда мы недавно все это вспоминали, сестра Таня сказала мне, что перед тем, как случился этот несчастный случай, Игорь дня три смотрел на наши окна в бинокль. Господи, я об этом факте совсем забыла, а она мне напомнила. Меня зрение время от времени подводило тогда, сейчас же у меня нет причин на него жаловаться. Таня же, которая была в смысле зрения глазастей меня, мне сообщала об изменениях, которые происходили на том балконе, что был напротив, если я чего-то там не доглядела.   

Память с течением времени, может быть, искажает какие-то события. Наверное, это похоже на то, как если ты смотришь через нагретый воздух, на предметы, ты видишь их немного другими. Они меняют свою форму, иногда ты видишь их даже колеблющимися, как в каком-то мареве. Воспоминания о прошедших тогда событиях, оказались у нас сестрой немного разными. Она не помнит, чтобы Игоря вели к машине и скорую помощь. Но, с другой стороны, Таня, пока все это происходило, могла плавать в море. А, если это так, как говорит она, то  может быть, то, что видела я – результат какой-то телепатии?  Я совершенно ясно видела то, что Игоря уводят. И видела скорую помощь, которая вскоре отъехала. А может быть сработало мое внутреннее зрение? То зрение, которым что-то видишь ты один и никто кроме тебя. Так бывает. Хотя, с другой стороны и машина скорой помощи, могла, немного проехав, остановится по какой-то причине чуть в стороне. А там собраться толпа. Сестра запомнила так, что скорую помощь мы видели позже, когда шли уже на автобусную остановку. Но, как бы то, ни было, в любом случае, я не поверила тому, что увидела. То, что случилось, на самом деле было так несправедливо! На следующий день наш юный капитан на своем капитанском мостике уже не появился, как не появился уже потом никогда.

На первом этаже прямо под нами жила тетя Ляля, которая все знала о каждом из соседей, потому что на самом деле была настоящим Шерлоком Холмсом нашего двора, наблюдая из окна большой комнаты за тем, кто, куда и с кем пошел. И кто чем занимался.  Буквально на следующий день,  я услышала от нашей соседки, что Игорь повредил себе позвоночник. У него сдвинулись позвонки в шейном отделе, он лежит в больнице, к нему должен приехать из Симферополя профессор-нейрохирург для консультации. Так, все-таки, на пляже возле скорой помощи был Игорь!

Если честно сказать, то мне тогда очень хотелось, чтобы Игорь вспомнил обо мне, хотя ему в это время было очень плохо. Я никогда не была у них дома – ни у Толи, ни у Игоря. И к себе никогда не приглашала никого из них. Я чувствовала, что это вызвало бы не нужный на тот момент ажиотаж у моих родных.  Если бы мне только тогда услышать, что он хотел бы увидеть меня, я бы конечно, пришла. Но, у него все эти дни было такое тяжелое состояние, что об этом, даже и думать было нельзя.  А вскоре мы узнали, что  приехавший из областного центра профессор, Игорю помочь не смог. И, буквально на третий день после этого несчастного случая наш мальчик погиб. Кто мог знать, что он проживет всего несколько дней? Я думала тогда,  что он в такой момент вспоминает только о своей маме. Ему ведь было всего пятнадцать лет, он был совсем мальчишка! И, возможно, я ошибалась. И я  хорошо помню, что той ночью, когда все уже так неудачно и трагически определилось, я не спала и слышала, как в ночной тишине нашего двора всю ночь плакала мама Игоря. Не знаю, слышали ли это другие жители, но мне было хорошо слышно.  Ведь наши окна были как раз напротив. И даже на одной высоте.

Вся жизнь у Игоря была впереди, если бы ни эта непредвиденная травма, которая привела к таким трагическим последствиям. По скорости развития эти события были похожи на сход лавины в горах. Даже медики не помогли. Хотя, я иногда думаю о том, что если бы я взяла его за руку тогда так, как умею делать это сейчас, то может быть, он остался бы жить.  Но я тогда была всего лишь девочка, которая,  как и все, находилась под большим впечатлением, от всего, что случилось. И, я думаю,  гораздо более сильным впечатлением, чем все остальные. И уже тогда, в четырнадцать лет,  мне стало понятно, что жизнь человека – хрупкая, подобная хрустальному сосуду, вмещающему в себя его душу. По правде говоря, это была первая настоящая потеря в моей жизни. 

«Богом данная» Феодосия подарила мне Игоря, там я встретилась с ним, и наблюдала, как он из мальчика превращается в юношу, а Понт Эвксинский «гостеприимное море»  забрал его к себе. С отсрочкой в три дня. Ведь море знает все, что было, есть и будет. Оно – свидетель многих событий и хранит память о них. Но иногда и оно ошибается в своих решениях. И не всегда его решения справедливы. Поэтому, наверное, сейчас я очень люблю лес, который тоже много знает, и я просто вижу в нем историю нашего народа.  Мне кажется,  что именно в лесу переплетается многовековая история, в его корнях, стволах, ветвях и листьях. Именно он хранит в своей памяти все, что было, подобно морю. Эти многовековые стволы, эти ветви и зеленые листья тоже разговаривают с нами, только по-своему. И несут нам свою только им одним известную мудрость.  Ее нужно уметь услышать.

Если честно сказать, наверное, я каким-то образом объединяла наших друзей. Первым как-то незаметно словно растворился Мишка. Может быть, его отца перевели на новое место службы. Или, дали другую квартиру, но только он куда-то исчез из поля зрения. 
Толька же, наверное, после девятого или десятого класса поступил в музыкальное училище, по-моему, в Москве. А через год после этого, моя сестра видела его уже с малышом на руках.  Правда, не знаю – с его,  или старшего брата.  Я в эти вопросы не вникала.
Я же, пока жила в Феодосии,  часто чувствовала то, что Игоря нет. И это чувство у меня прошло, только тогда, когда я уехала в Донецк.

Разговаривая недавно с сестрой, мы опять вспомнили о трех наших соседях. А особенно, об Игоре, который не ленился в солнечную погоду ловить лучи солнца и посылать нам солнечных зайчиков – этих производных отражения  солнечных лучей с помощью обычного маленького зеркала.  Такая у него была фантазия. С помощью этого лучика он как бы проникал в наш дом и путешествовал по нему. Он так общался с нами на расстоянии. Прошло много лет, он так и остался молодым. Ему и теперь всего пятнадцать.  Тогда для меня он был таким взрослым. А сейчас – мальчик.

Память, по сути дела – великая и совершенно удивительная вещь. Ты возвращаешься в прошлое из настоящего, все события словно всплывают перед твоим внутренним взором. Ты видишь то, что было когда-то. Во всех подробностях, ты даже чувствуешь те запахи, ты видишь ту морскую воду. Тот песчаный пляж протянулся на несколько километров. Ты видишь и того мальчика, у которого даже улыбка была солнечной. И, наверное, она у него была такая потому, что он частенько ловил солнечные лучи, для того, чтобы их отдавать. И дарить нам.

А, может быть, память - это наш огромный мировой океан, собирающий в свою внутреннюю химическую или физическую структуру всю информацию о том, что когда-то было, есть или будет? Об этом сейчас пишут статьи не только экстрасенсы, к которым не знаешь, как и относится, но и многие современные ученные.
 
А возможно, ты просто перешагиваешь тот порог, который отделяет наше время от того, давно прошедшего, и путешествуешь в другом временном измерении. Если это так, то люди, с которыми ты общался, могут тебе помочь и сейчас. Оберегать тебя и что-то подсказывать. Может быть, это и есть твои ангелы-хранители. 

Игоря я время от времени вспоминаю. Сначала это было часто, с годами – реже.  Я даже в медицинский институт поступала, отчасти, наверное, благодаря этому случаю. Да это так и было! Хотя с детства у меня был игрушечный набор «Доктор Айболит», с которым я вечно возилась и лечила все свои игрушки. И не поступила в мединститут из-за раздела ядерной физики, который в последствие наделал столько бед всему миру, а особенно – нашей стране, показав, на что способен «мирный атом». Игорь всего этого уже не увидел.  А мне судьба приготовила другую работу, которой я очень довольна.

Но, иногда, даже сейчас, услышав красивую песню или музыку, я ловлю себя на мысли: «Как жалко, что Игорь не может услышать ее». Или  думаю о том, как обидно, что он не увидел  фильма, который стоит того, чтобы его посмотреть. И это случилось только потому, что они с ним как-то разошлись во времени. Но хорошо уже то, что на каком-то участке пространства и времени мы с ним встретились. Он залетел в мою жизнь, подобно небольшой шаровой молнии, всего на три года и, внезапно даже для себя самого, ушел из нее. Но он не обжог, а принес с собой тепло и до сих пор продолжает жить в моей памяти. И очень жаль, что он не встретил больше ни нежного  солнечного рассвета, уютно устроившегося на лазурном небе, ни огненно-оранжевого волнующего заката. И, не успел увидеть многого еще красивого и удивительного, из всего, что окружает нас в жизни. Но, о драконах – ни слова!