От первого лица. Не вернулись

 (Рассказывает Клавдия Яковлевна Саманова).
У нас только что организовался колхоз «Заря». Председатель колхоза и другие, кто вошёл в него, говорили: «Разорим дядюшку Якова, разорим». И пришли описывать у нас имущество…

Отец торговал щепным товаром – чашки, ложки деревянные, солонки, грабли, сундуки… Товару только сколько взяли у нас. Мы с братом мал-мала меньше, мать больная… Август. У нас своя полоска была, хлеб только что обмолотили…

Раскулачили. Всё отобрали, отца забрали в тюрьму.

Отец много работал. Товар ездил за Волгу закупать, затем на базаре его продавал.  У него и в Константинове, и в Борисове складушки были. Ещё маленькой брал и меня с собой, чтобы я на базаре товар караулила. А потом уж у него патент отобрали. Как ему говорили: «Яков, брось патент, брось. Раскулачивание идёт». Нет, ему копейка нужна была.

Так вот, всё у нас отобрали, оставили одни стены, да и из этих стен выгнали. Днём за нами на лошади приехали. Мать под руки потащили, на телегу положили её, и нас с братишкой на телегу посадили, повезли на Кудьму. Нас было четверо детей, но сестра уже была выдана, брат женился, отделился от нас, ему дом построили. Они уж как бы не наши стали, их раскулачивание не коснулось.

На Кудьме сбор был, чтобы дальше всех раскулаченных вместе отправлять. Туда из Кстовского района привезли, из Павловского, и из нашего… Всех в большой барак поселили. Столько народу было, теснота, дети ревут. На другой день сюда же и отца пригнали. Он как увидел в дверях ещё, что мы тут: «Ох, дети, дети, а вы за что мучаетесь?» Мне десять годов только было, а братишке – семь.

Вошёл к нам какой-то мужчина и говорит: «Может, кто возьмёт несовершеннолетних детей, мы отпустим». А я заплакала: «Нет, я с мамой поеду». На третий день подали состав, поезд назывался «Максим Горький», нас всех погрузили, сорок человек  в вагоне телячьем было. С нами вместе семьи из Мирши, из Борисова ехали.

Увезли нас в Челябинск, за городом километров в пятнадцати станция Уфалейка – там высадили. Из вагонов нас скорее-скорее повыгоняли, так как поезд опаздывал.

Остались мы ночью в чистом поле, и были там до утра. Куда дальше повезут, не знаем. Дети плачут, голодные мы. Мать почти без сознанья, тоже с нами ревёт.

Утром приходят какие-то начальники и говорят: «Пойдёмте все за нами. И повели. Через лесок, в бараки. А они из фанеры сделанные. В них уже поселились хохлы. А у хохлов-то банки с маслом топлёным, всего полно… Мы идём, а они говорят: «Куда вас, гольтепу, пригнали? У нас гурты скотины были, фабрики. А вас за что сюда?»

Отцы стали делать комнатки в бараках, натаскали лесу, стены заплели. Тут и жили. Потом мужики стали землянки строить - одну на две семьи. С нами вместе семья из Инютина была.

Получили мы письмо от зятя. Он писал: «Клавдюшка, я тебя будто в няньки возьму на поруки». Недели через две приехал. Мать не хотела отпускать меня. А отец: «Нет-нет, поезжай, может, и мы как-нибудь отсюда выберемся».

А потом старший брат в Челябинск поехал, и малого, Сергея, забрал.

Решили мать с отцом ехать. Вроде украдкой. Им по пятьдесят лет было. А, видимо, там надо было до шестидесяти годов пробыть. И вот они наняли какого-то мужика с лошадью. Зашли проститься с земляком, кужутский там был, и поехали. И с тех пор нет их ни в живых, ни в мёртвых. Предполагают, что убил извозчик. Мама на дорогу-то одеяло продала да шубу плисовенькую… Там тоже базары были. Вот за эти деньги, может, и пропали.

Я жила у зятя, прислужничала. А братишку взял старший брат, хотя снохе-то он не нужен был. Уж, как мы намучались за жизнь-то! Кто покормит, кто напоит, кто на платье даст… Училась я всего четыре класса, некогда было. Сестра сказала, что надо с детьми сидеть. Братишка больше учился. В Борисово в седьмой класс в лаптях ходил, после в ФЗУ ушёл. Потом его женили, но он вскоре умер.

Я работала, куда пошлют: и косила, и пахала – всё делала. Зять рано научил меня и косить, и пахать.

Мой муж взял меня за себя сюда, в Кужутки, когда овдовел, двое детей осталось. На двоих вышла, да общих четверо родилось…

Глядь-ка, что сделали с нами. Чай, отец не воровал, своё торговал, копейки выторговывал… Хлебнули горюшка!