Глава седьмая. Зелёный орден

Старания молодых дворян привели к появлению Зелёного ордена. Название для него придумал Круд. Трое молодых дворян казались слаженной творческой троицей, хотя на самом деле то и дело принимались спорить. Мало кто из них уже вспоминал про Моргенштерна. Хотя Круд на поверку оказался самым настоящим витриолом, хотя и неопытным, но очень способным. Среди его крепостных натур было несколько очень похожих друг на друга весельчаков, которые постоянно придумывали весёлые шутки, сочиняли памфлеты и пьески и тут же разыгрывали их перед публикой. Правда, напившись, эти весельчаки могли так разойтись, что от шумной братии Круда сбегали в ужасе крепостные всех остальных, прячась за спины своих господ.

Гернегросс, когда закончилось его радиоактивное помутнение, вернулся к привычному для себя образу жизни. Он ездил с Зигой по просторам и окрестностям Краузштадта на ездовой драконице, которая бодро перебирала лапами по льдистым склонам и преодолевала долгие утомительные подъёмы там, где лошадям было не пройти.

Апартаменты Круда наполняла буйная и шумная жизнь. Цветы тут и там скрашивали вид, радуя глаз своей пестротой. Здесь были красные люгнеры, которые часто переплетались с огненными волюстигами, так что порой даже не отличить было их друг от друга. Троттель знал, как волюстиги любят женскую руку, и потому сразу спросил Круда, откуда у него столько рыжецветных растений. Тот лишь улыбнулся, пустив очередное колечко дыма, и сказал, что некоторые называют его Садовником.

Зелёный орден только зарождался. У троих молодых дворян находилось дело. Троттель наконец-то познакомился с другими крепостными Звездочёта, кроме его дряхлого писаря. Оказалось, что в его свите числились как минимум мастер-книжник и шут. Шут, правда, был печальным и в чём-то даже трагичным, но это придавало ему собственное, самобытное очарование. А вот книжник никак не мог ужиться с шумной свитой Круда, когда трое магистров собирались в его апартаментах. На витриольские замашки самого Князя интеллигентный натур лишь зло сверкал глазами, но возражать не осмеливался, а импровизированные сценки весельчаков, любивших поиздеваться над всеми и всяческими героями новелл, выводили натура из себя, и тот срывался, покрывая шутников словами, которые совсем не соответствовали его интеллигентному виду.

Однозначно все трое верили лишь в одно: крауз ржавеет. Они знали, что Гернегросс поддержит их в этом. Что он одним из первых двинет всех, кого сможет двинуть, на то, чтобы забрасывать крюки с кошками на вершины георсамитских церквей и опрокидывать краузы остриём вниз. Но сам Гернегросс предпочитал катать Зигу на драконице. Троттель, который в кругу новых друзей стал всё чаще зваться Колдуном, искал новые образы и идеи в глубинах астрала, туда же он выкрикивал бессмысленные и по-витриольски бесстыжие призывы, которые они придумывали втроём, опасаясь, что кто-то услышит, и в то же время втайне желая этого.

Но астрал оставался глух. Даже залы замка Гарн всякий раз оказывались почти пусты, когда Колдун приходил в них. Он вздыхал, выходил обратно, путешествовал по безвестным просторам астрала, хотя на самом деле сидел в своих апартаментах и покуривал кальян. Уголь шёл исправно.

Князь горных дорог предложил назвать их новый орден Зелёным. Конечно, это ни в коей мере не соответствовало изначальной идее: опрокинуть власть крауза и показать всем истинный белый свет Утренней звезды. Но, как объяснял после совещания со своим крепостным тамадой сам Круд, дворяне очень любят зелёный цвет. Зелёные цветы растут очень редко, в городском мире он вообще редкость. Винтернахт делает вид, что всячески отрицает зелень, даже больше, чем все остальные цвета. Однако втайне все стремятся именно к зелёному, на самом деле жёлтое сияние краузов давно надоело всем, равно как и равномерно залитые жёлтым светом вечерние проповеди георсамитов. В то же время всех утомляют лилово-ало-бирюзовые знамёна графа Штольца. Всем хочется чего-нибудь нового.

Говоря об этом, Круд с горьковатой улыбкой выдыхал дым от трубки на голубые соцветия траумов. Они росли у него постоянно и быстро умирали. Их было не жаль, потому что большую часть Круд вырастил сам, в одиночестве. Он говорил, что мало находится достойных людей, к тому же ещё и соображающих в цветоводстве или хотя бы имеющих достаточно нежные руки, чтобы выращивать траумы.

Перстень Колдуна теперь горел переливами жёлтого, зелёного и голубого, когда Круд вспоминал о нём. После этого почтовые духи обычно приносили его очередное послание — как всегда, своеобразное; как обычно, странное. Каким ещё быть письму Князя горных дорог, думал тогда Колдун.

Иной раз его перстень вспыхивал лиловым и красным. Тогда духи приносили письма от Звездочёта. С Гернегроссом Колдун общался уже не так часто, хотя тот и рождал, как и прежде, сумасбродные идеи по завоеванию власти в городе. Однако в свою избранность Моргенштерном он уже не верил, и с Люгнерин не общался. Зимними вечерами Колдун искал в волшебном зеркале Эрсте, тихо чахнущую в северной тайге, да слушал болтливый шёпот Зиги.

— Вот уж не подумал бы, что шёпот бывает болтливым, — жаловался он потом своим крепостным натурам.

Волшебное зеркало обретало всё больше отражений. Колдуну уже не надо было обращаться к магистрам. Он всерьёз поверил в свои силы, в то, что прикладная магия и астрал — это как раз то, с чем он сможет совладать и остаться собой. Хотя мастера гильдии колдунов и предупреждали, что чрезмерное увлечение магией и запредельем ведёт к вырождению истинной личности, а замок Гарн, который всё ширился и ширился, многие считали наихудшим сосредоточением зла, которое вообще может быть в бездне астрала. Они говорили, что это даже хуже астрального храма Митшулеров, который уже начал разрушаться. Все дальновидные люди утверждали, что Гарн ещё разрастётся, и не забывали заодно посещать его каждый день, вдыхая дым кальяна и развешивая очередные бездарные картины по своим бесконечным, благодаря дозволению фон Дусселя, галереям.

Зига прислала срочного почтового духа, когда на Краузштадт уже опустился вечер. Трое утверждённых великих магистров Зелёного ордена как раз сидели в апартаментах Круда. Воруртайлей они пока что не выращивали и не торопились.

Когда прилетел запыхавшийся дух, Колдун удивлённо воззрился на него, видя подпись Зиги, но дух только оскалился и протянул цепкую лапу. Колдун, поморщившись, вложил перстень в пальцы духа и почувствовал, как сила оправы ощутимо слабеет. Зига сообщала, что произошло что-то ужасное, и сейчас, как она настрочила в спешке, драконица Герни лежит вся в крови, а она, Гернегросс и его патрон, горных дел мастер, стоят рядом, ожидая помощи.

Князь горных дорог тут же поинтересовался, где произошло несчастье, хотя вокруг него уже заметались какие-то непонятные тени, так что Колдун даже не смог распознать, было это злорадство или желание поскорее попасть на место событий.

Целиком оправдывая своё второе имя, Круд сказал, что дорогу можно срезать через перевал. Вообще-то, перевалом это место не являлось, но лежало за пределами внутренней городской стены. По пологому склону холма трое магистров проскакали на лошадях быстрой рысью, оставив свиту далеко позади. По дороге они условились устроить «последнюю проверку» золотому краузу.

— Если приблизимся, все втроём хлопнем три раза в ладоши и скажем «Дункель», а Герни вспыхнет адским пламенем — значит, крауз и правда золотой, а потому ржаветь не может, — сказал Звездочёт, когда они уже спускались с холма на то место, откуда прислала весточку Зига.

Зелёный орден пришёл в полном составе, все трое магистров. Гернегросс был непривычно зол, это было видно даже на таком большом расстоянии. В зимней темноте его перстень горел густо-фиолетовым, отравляя белизну снега вокруг. Зига выглядела смущённой и растерянной. Бедняжка Герни лежала в луже крови. Она была жива, но явно сильно пострадала. Хотя драконы куда более живучи, чем люди, это известно всем.

— Раз, два, три, дункель! — хором сказали трое, хлопнув в ладоши. Ничего не произошло, только от пальцев рассыпались лёгкие голубые искры.

— Эх, ржавеет крауз, ржавеет, — вздохнул Князь горных дорог с притворным сожалением.

К ним вразвалку приблизился полный и пожилой мужчина. Это был патрон Гернегросса. Увидев на нём сразу несколько горняцких значков, Колдун невольно напрягся. Похоже, рана Герни мастера горных дел нисколько не волновала. Зато хотелось денег.

— Молодые благородные, — пробасил патрон. — Когда прибудут лекари со стражей, вас спросят, что тут случилось. А вы скажите, что вот тот, — указал он пальцем, — бестолковый торгаш во всём виноват, перегородил дорогу. Договорились? Вот и славно…

Он не дождался никакого ответа. Но спустя несколько минут подошла Зига и почти слово в слово повторила просьбу, при этом, правда, изрядно запинаясь.

Постояв поодаль и понаблюдав за мучениями драконицы, трое магистров Зелёного ордена решили всё же не ввязываться в эту историю. В конце концов, Гернегросс, как стало ясно, был виноват сам — гнать драконицу вниз по скользкому склону было не самой умной идеей.

Пока они шли обратно, предоставив горняка и его подопечных самим себе, снегопад закончился. Сквозь небо, не тронутое радиацией, проступал свет звёзд. Утренней звезды среди них, конечно, не было — её вдохновенное свечение приходит лишь по утрам. Всех троих одолевали сомнения, всем троим нужно было чего-то добиться. Созвать людей в новый орден, посулить им зелёное знамя, соблазнить приязнью и спокойствием? А потом отобрать из них, как семена для цветов, тех, кто сможет бесстрастно изжить все цвета и оставить лишь белый свет во имя Моргенштерна.

Дункель, Дункель, Винтернахт. Это будто слышалось в завывании ветра. Ордену беловолосых такое и не снилось. Креузфарта говорила, что очень симпатизирует Винтернахту, но сейчас, как и большинство дворян, нежилась в своих апартаментах под тёплым одеялом, скрываясь от дыхания зимы.

Да и вообще, вспомнилось Колдуну, она тоже носит крауз на запястье. Крауз, который ржавеет, как и те, что установлены на церквях. И почему никто больше этого не видит?