Глава восьмая. Сады расцветают

Радиоактивная зима миновала. Молодые дворяне вновь совершали прогулки по Краузштадту, и среди них трое магистров Зелёного ордена искали себе новые лица. Круд заявил, что нет никакого смысла выращивать воруртайля и кормить его людьми, люди и так слишком ценны и редки пока что. Куда уж лучше посулить людям отдых под зелёным знаменем, да ещё добавить сюда разговоры о цветоводстве. Кому, в конце концов, понравится, если его пригласят в орден, который выращивает воруртайля, если этих маленьких чудищ и так хватает, зачастую персональных, о чём каждый более или менее сообразительный дворянин, вообще-то, догадывается?

Колдун познакомил Князя горных дорог со знатной дворянкой, которую в свете знали под именем Кюхен. Она же сама часто называла себя Акробаткой, поскольку действительно занималась акробатикой уже несколько лет, хотя многие молодые дворяне презрительно морщили носы, считая, что акробатика не к лицу знатной девушке. Кюхен гордилась своими успехами. Она и ещё несколько знатных дворянок, которые под чутким наблюдением своих вышколенных слуг занимались акробатикой, называли себя «Кайнефюрхт». Колдун, в то ещё время, когда называл себя исключительно Троттелем, как-то предложил Акробатке называть себя «той, которая противостоит дэву Шмерцену». Но она только рассмеялась и сказала, что дэв Шмерцен — едва ли не её побратим, поскольку его адские слуги посещают её и её подруг каждый раз, когда они бросают вызов высоте и законам земного притяжения.

Впрочем, Троттель предлагал Акробатке много чего того, что Колдун никогда бы не предложил. Это было в то сравнительно далёкое уже время, когда они вместе собирали материал для хроник, которые потом зачитывал один из глашатаев. До чего причудливо свела их жизнь, думал потом Колдун. Правда, и он, и Акробатка рассорились с Хроникалистом, потому что тот писал исключительно в георсамитском духе, при этом умудряясь ещё каким-то образом всюду упоминать и титуловать графа Штольца, а заодно впаривать всем гостям своих апартаментов алхимические эссенции, привезённые из-за моря.

Поначалу Круд искал Акробатку в глубине волшебного зеркала и долго не мог найти. Затем он всё-таки нашёл её и отправил ей послание. Почтовые духи как раз расщедрились к весне, а многие молодые дворяне оправили свои кольца и перстни медью. Она была, конечно, не настолько ёмкой, как алюминий и сталь, но в этом было и своё преимущество: почтовые духи при всём желании не смогли бы высасывать много магической энергии из медной оправы — это было бы с их стороны крайней наглостью. А тратить золото на подзарядку перстней, конечно, никому не хотелось.

В один из сравнительно уже тёплых дней Колдун возвращался в апартаменты. Акробатку он встретил неожиданно для себя перед ступенями Храма знаний. В окнах многих домов уже распускались первые цветы — по-весеннему нежные, солнечные и небесно-голубые. Колдун видел среди кажущихся бесконечными знамён графа Штольца причудливо вышитые всеми цветами радуги стяги княгини Шонхайт. Почему, почему этой ясной весной, когда отступает волна радиации, когда тает снег и духи холода забиваются по углам — почему так мало вспоминают про Шонхайт? Только потому, что Краузштадт — не её персональное владение? Или потому, что она никогда не требует вешать свои знамёна в окнах и славить себя на площадях?

Площадь Альгемайн была выложена плиткой, которая со стороны могла показаться просто бессмысленным узором. Лишь с большой высоты можно было бы увидеть, что вся она — огромный, невообразимых размеров застывший мёртвый каменный флаг графа Штольца, по которому, как насекомые, ползают туда и сюда люди, придавая мёртвому камню видимость жизни. Как раз на это, должно быть, смотрели люди, стоявшие у перил самых верхних этажей Флатуленца, который высокомерной отшлифованной громадой возвышался поодаль. Храм знаний на фоне Флатуленца как-то мерк и становился невзрачным. Колдун знал, что мало кто сейчас жалует знания, всё больше людям интересна красота каменных залов и то море удовольствий, что обещают выбитые в камне буквы под огромным названием «Флатуленц».

От ступеней Храма знаний ещё тянули свои бесплотные руки духи холода. Акробатку окружала странная огненная аура, которую Колдун едва различал. Он поприветствовал её и поинтересовался, как обстоят дела в городе и в апартаментах.

Акробатка отвечала, что ожидает молодого благородного человека. Не успел Колдун поразмыслить над её словами, как вблизи уже показался Круд. Шёл он пешком, неторопливо, чуть позади свита вела под уздцы коня Айтелькайта, который иногда ржал и игриво брыкался. А вот сама свита хранила полнейшее молчание и лишь заулыбалась, увидев Колдуна и Акробатку.

Князь горных дорог изящно поцеловал Акробатке руку, после чего они втроём говорили ещё некоторое время, а затем Колдун отправился восвояси. Он уже тогда стал разочаровываться в Зелёном ордене. Оказалось, что вырастить воруртайля сложно. Однако не менее сложно оказалось привлечь людей. Хоть размахивай у них перед самым носом зелёным знаменем, хоть обещай умиротворение и радость — они будут слишком недоверчивы. Такое уже было — несколько молодых дворян отказались вступать в Зелёный орден, посчитав его слишком подозрительным. Мир испорчен подозрительностью и поисками подвоха. Даже цветы многие люди считают подделкой.

Колдун обернулся. Круд взмахнул рукой с перстнем, и перед ним в воздухе на мгновение возник силуэт огромного красно-оранжевого цветка, похожего на люгнер.

«Может быть, он предложит ей выращивать цветы вместе», — промелькнула мысль в голове Колдуна, когда он вспомнил, как много цветов было в апартаментах молодого Круда. Может быть, это и есть способ привлечь людей под Зелёное знамя. Но зачем?

Вокруг, тут и там, на балконах, медленно расцветали цветы весенних оттенков. Кое-где за ними угадывались ранние сады, но пока ещё мало, очень мало. Зима ещё не отступила. Когда Колдун предостерегал от её духов Акробатку, она сказала, что ей неважно, смогут ли её руки выращивать цветы и дальше. Пусть даже со временем сердце её замёрзнет, или мозг насквозь пропитается пагубой радиации — это будет неважно. Она жила сегодняшним днём. В это Колдун верил. Во все остальные её слова — не очень.

Сам он цветы не растил уже давно. Звездочёт тоже этого не делал, потому что смотрел только на звёзды. Зачем, зачем? Круд говорил, что нет смысла размахивать знаменем перед людьми. И не только потому, что это знамя может увидеть городская стража. Ещё и потому, что знамя должно быть тайным, покуда его следы не разлетелись по всему астралу. И пусть люди сами просят аудиенции у магистра и любуются знаменем, ведь негоже магистру бегать за каждым.

На то он и магистр.

Утренняя звезда светила с переменным успехом. По утрам наползали вечные, каждый год одинаковые весенние тучи. Белый свет то угасал, то вспыхивал с новой силой в медном перстне Колдуна. Оттенков, которыми светился камень, становилось всё больше. Всё разнообразнее были послания, которыми снабжали его почтовые духи. На своих ответах он ставил неизменную печать перстнем. От прежнего родового имени, Троттель, осталась только буква «Т». Теперь он звался Колдуном.