Болотник - часть пятая

    Через два дня после похода на болото, резко похолодало, пошёл сильный снег, который  не переставая шёл целые сутки и покрыл землю толстым, белым покрывалом.
   На селе только и было разговоров о необыкновенной клюкве и удивительном  городском певце с сестрой, о его объяснении в любви Глашке.  Все с нетерпением ждали обещаных Ильёй сватов. Фёдор с Александрой, наблюдая  переживания дочери, видя,  как  она осунулась и потеряла аппетит, пытались разговорить её, но та отмалчивалась или отвечала односложно. Сон её стал неспокойным, не глубоким. А как то,  Александра Фёдоровна, стоя ночью у дверей дочерней спаленки, отчётливо услышала жалобным голосом произносимые ею, сквозь сон,  слова: - Ильюша,  Ильюшенька! Люблю! Ой, как люблю то. Где же ты? Cердце разрывается на части. Моченьки нет!
    Мать поняла, что дочь страстно влюблена и от этого стала переживать за неё ещё больше, моля Господа за её благополучие.
 Старший сын нашёл долю свою на службе у царя батюшки, а остальные, женившись, отделились и жили своими семьями. Только младшенький   Пётр, не   нашедший   пока невесту   себе, да любимая дочка Глашенька, последышек их, жили вместе с ними. Фёдор так и не расстался со своей кузней, да ещё и Петьку приспособил к делам кузнечным. Увидев в нём талант, понимание и сообразительность, со всей тщательностью передавал ему своё мастерство. Дружок закадычный Гриша Лепнин, нашёл таки, тоже счастье своё, женившись на молодой вдове с ребёнком, дочкой. Своих детей нарожали ещё.  Троих справных сыновей,  да и дочку. После их удивительной находки двадцать лет назад, дом выстроил большой, хозяйством, как мечтал, обзавёлся. Мельницу построил, мельником стал. Кузницу, конечно, бросил, но дружба с Фёдором так и продолжалась.

     Воскресный день выдался удивительно ясным и спокойным. Солнце ярко сияло на безоблачном небе. Ядрёный морозец румянил щёки детворы, которая шумной гурьбой каталась на санках со склонов оврага, который не знамо как образовался посреди деревни. Вместе с детьми резвилась и молодёжь постарше.
     В домах топили печи и пекли воскресные хлеба. Дым из труб вертикально подымался вверх и таял, растворяясь высоко в небе. В воздухе витали запахи свежеиспечённого хлеба, жареного лука и крепких, кислых щей. Из церквушки на бугре доносился колокольный звон.
    Вдруг, вдали послышался серебристый звон колокольчика, который становился всё ближе и ближе. Веселье молодёжи приостановилось, все навострили уши, а потом шумной толпой высыпали на дорогу. Вдали, на краю деревни, показалась тройка, за ней другая.
   -Едут, едут, сваты едут! – завопили, загалдели все.
Всхрапнули кони, и передняя тройка лихо остановилась. В санях привстал рыжебородый,  одетый в овчинный тулуп молодой парень:
   -А где тут дом Глафиры Фёдоровны, молодые люди?
 Ребята и девчата загалдели, перебивая друг друга, замахали, показывая, руками.
   -Ничего не понимаю, - потряс головой парень.
Из толпы вырвалась Верка и подбежала к саням:
    -Давайкося я покажу, - и, не спрашивая, вскочила в сани: - здравствуй, Илья.
   -О-о, - заулыбался Илья, - это ты, Веруха. Ну, давай, показывай. Погоди-ка чуток.
   Он вытащил из-под сиденья мешок, развязал его и, щедрой рукой, стал разбрасывать конфеты: - Это вам,  ребятня.
Детвора и молодёжь с визгом бросились подбирать лакомства. Завязалась не шутейная борьба, местами переходящая в откровенную потасовку.
   -Поехали, - сказал Илья вознице, - я думаю и без нас разберутся. Ну, Веруня, направляй поначалу к вам во двор, за маманей твоей.
Следом за санями бросились десятка полтора разнокалиберной детворы. Как же без них то, разве можно пропустить событие такое.
    Бывшая деревня Отёшево, а теперь, спустя двадцать лет, разросшаяся до большого села в триста с лишечком дворов, размещалась на двух длиннющих улицах.  Одна из  них шла поперёк тракта и одним концом упиралась в реку, а другим в горушку, на верху которой стояла небольшая церковка. Прямо за горой начинался лес, который много верстовой полосой шёл вдоль дороги, на которой расположилось село. Он огромной подковой огибал гигантское болото, на которое и ходили за клюквой жители близ лежащих сёл и деревень.
     Река Вятка у деревни, своей излучиной так же походила на подкову, в верхней части которой и расположилось село. Справа и слева от излучины были посевные поля и пастбища. Через реку, на заливные, сенокосные луга, перебирались на лодках и с помощью парома.
    Каждый двор имел своё хозяйство, огороды, но не чужд был всем и рыболовный промысел. Соседи по дворам объединялись в малые рыболовецкие артели и обеспечивали себя разнообразной рыбой, в изобилии водящейся в реке.
   -Приехали, - сказала и,  соскочив с саней, бросилась в дом, крича на ходу: - Маманя, мама-анечка, собирайся-ка поскорее, Гланю сватать едем.
   На её крик, вытирая руки о разноцветный передник, выскочила в сенцы тётка Марфа , за нею Нюшка:
   -Ахти мне батюшки, ахти мне матушки, - засуетилась, запричитала - вот в врасплох от застали.  А я хлеб от не допекла, пол квашни ишшо. Как жа, теперича-то, быть? Ну, девки, засучайте рукава и с Богом. Вам печь, ваш ответ. Знаете как, не впервой со мной, но на сей раз раз - без меня. Пеките, а я наряжаться пойду. И каравай мне заверните в полотенце чистое, знаете, где взять. Солонку не забудьте.
   Верка выскочила на улицу: - Погодьте малость, маманька будет счас.
    Маманьку ждать пришлось изрядно, но появилась таки, в овчинной шубе, валенках, шерстяном платке и вышитом полотенце через плечо и поперёк груди – отличительный знак свахи. В руках завернутый в полотенце горячий каравай хлеба.
   -Здравствуй, свет Ильюшенька, здравствуй Лизонька. И вам здоровьичка и благополучия – отвесила поклон в направлении других саней, - Готовая я, поехали, што ль.
   -Здравствуй, тётка Марфа, - помог ей забраться в сани Илья. – Знаешь ли, что говорить-то надобно в таких  делах, не подведёшь?
   -Знаю, знаю  сокол, не впервой,  вона  туды правьте, - энергично помахала она рукой показывая направление: – Вона, забор зелёнай, да ворота увидите большие с петушками по краям.
   -Петушки то поют? – пошутил Илья.
   -Да как жа не петь та, поют, те, которы в сарае, поют.
   -Ага, понятно, - озабоченно произнёс парень, поглаживая свою бородку и явно волнуясь.
      Тройки остановились напротив ворот, у которых собралась изрядная толпа зевак. Все сошли на поутоптаный  уже снег, потягиваясь и разминаясь.
   Вместе с Ильёй выбралась из саней в изящной шапочке на голове, повязанной сверху пуховым платком,  закутанная в шубку Лиза. Из других саней вывалились тоже в шубах, дородная, круглолицая тётка и худой, как складной аршин, красноносый мужик, так же как и Марфа с расшитым, цветастым полотенцем через плечо.
    Собрались в кучку, чтобы решить, как действовать дальше.
-Знакомьтесь, - сказал Илья, - Авдотья Андреевна, тётка моя родная. А это – сват, Дормидонт Михайлович, большой спец в любовных делах. Полгорода переженил.
Тётка Марфа остолбенело уставилась на свата:
   -Дормидонтушка, свет ты мой ясный, ты ли это?   Да неужто в сам деле ты? Скоко ж мы с тобой, ласковый, не видались та? Лет, поди, 30 будет, кабы не более?
Красноносый склонил на бок голову:
   -Да уж, милая моя Марфуша, 32 годочка пролетело, как 32 денёчка. По восемнадцать нам с тобою было.  А как ты замуж-то вышла, так с тех пор и не виделись. В добром ли здравии поживаете, как  Поликарпыч твой?
   -Десять лет, как нет Поликарпыча на энтом то свете, - сморкнулась в плат Марфа, - осиротил нас бедных. Ну, да ладна, опосля поговорим, дело надо сделать.
     Перед ними распахнулась калитка. Из будки выскочил пёс и залился злобным лаем, прыгая и рвя цепь.
    В калитке  стоял, набычившись, и хмуро, исподлобья поглядывая на   гостей, годков двадцати пяти, широкоплечий детинушка, младший из четырёх братьёв Глашки.
   -Ну! – вызывающе произнёс он, - и чё надо?
Вперёд выступила тётка Марфа и грозно прокричала:
   -Ты энто што, Петька, тако гостей та встречаешь? Нешто не видишь полотенец наших. Сваты мы, и намерения наши известные! Ну к, пропусти-ка, ня стой столбом от.
С крылечка послышался голос:
   -Петюня! Пропусти гостей та дорогих! Замолчи, Дубок! На место, кому говорю, на место!
   Недовольно ворча, пёс залез в будку и тут же, высунув из неё свою большую, кудлатую голову, насторожённо и недоброжелательно, вздыхая и ворча, помаргивая белёсыми ресницами, уставился умными глазами на гостей.
   Кутаясь в шаль, на крыльце, кланяясь, стояла Александра, мать Глаши:
    -Милости просим, гостьюшки дорогия, милости просим, проходите в избу, проходите.
    -Проходите, проходите, - пророкотал бас появившегося за спиной хозяйки Фёдора. – В сенцах раздевайтеся и проходите в горницу. Пётр, а ты помоги гостям.


  …Гордо поставив ногу на первую ступеньку лестницы крылечка и глядя твёрдо на родителей Глаши, Марфа  торжественно произнесла:
    -Как нога моя стоит твёрдо и крепко, так слово моё будет твёрдо и лепко, твёрже камня, легче клею и серы сосновой, острее булатного ножа; что задумано, да исполниться!
     Перекрестясь и держа перед собою свёрток, поднялась по ступенькам крыльца, и первой вошла в растворённые перед ней Фёдором  двери. За ней последовал Дормидонт с Лизой и тётка Ильи, Авдотья Андреевна. Вместе с ними прошли и несколько односельчан из соседей. Сам Илья по обычаю и издревле заведённому порядку, прислонясь к столбушке, остался на крылечке, дожидаться, когда его позовут в дом.
    Войдя в просторную горницу, Марфа истово перекрестилась на образа в углу:
   -Благополучия в доме вашем и полных закромов хлеба.
К столу, стоящему под иконами, протолкались Александра с Фёдором и обернулись лицом к гостям, столпившимися у дверей.
   -С чем пожаловали гости дорогие? Какие дела у вас к нам?-соблюдая ритуал спросил хозяин дома.
Выступив вперёд, Дормидонт отвесил низкий поклон:
    -Да вот, сваты мы, али не сваты, а просто добрые люди, и примите вы от нас, добрых людей и от добра молодца Ильюши, не погнушайтесь, вот энтот хлеб да соль.
   Сделав шаг вперёд, Марфа  с поклоном протянула руки с караваем и солонкой на нём Фёдору. Фёдор, так же с поклоном принял хлеб и передал его хозяйке:
   -Вас то я, добрых людей,  ведаю, а где же ещё один добрый человек, Илья молодец?
 Авдотья Андреевна приоткрыла дверь в сенцы и позвала:
   -Свет Ильюшенька, сокол ясный, войди в домок–теремок, здесь все ждут тебя.
   Заскрипели половицы под тяжёлыми шагами Ильи.
Авдотья Андреевна наклонившись к Пете прошептала:
    -А ты, Петинька, будь добренький, сходи к санкам, да принеси сундучок там небольшенькой, с подарочками вам.
Петя метнулся в сенки, чуть не столкнувшись с Ильёй.
Войдя, тот склонился в низком поклоне и, как будто бы и не расставался только что со всеми на крыльце, произнёс:
   -Мира и благополучия в этом доме, здравствуйте все, а хозяин с хозяюшкой особо.
Фёдор с Александрой внимательно смотрели на Илью.
   Под изучающими взглядами хозяев, тот стоял в позе провинившегося большого ребёнка, низко склонив свою рыжую голову. Но вот он приподнял подбородок и встретился взглядом с глазами хозяев. Фёдор и Александра отчётливо почувствовали, как между ними и этим красивым городским парнем, что-то пробежало, заставив их слегка вздрогнуть. Это   незримое, но весьма осязаемое, мгновенно вторглось в них, окрепло и превратилось в мостик, крепко связавший их троих. Испытывая, по-видимому, одинаковые ощущения, хозяева несколько оторопело посмотрели друг на друга, пытаясь разобраться в своих чувствах. Возникла неловкая пауза, из которой их вывел голос Марфы:
   -А где же ваша птичка, птичка-соколичка? Не ведает, аль скучает, и гостей не встречает? И сокол наш совсем истомился, как бы с ног не свалился.
   -Гланюшка, - опомнившись, певуче произнесла Александра, продолжая держать в руках хлеб, - выдь-ка к нам, покажись гостям.
    Отворилась дверь и из своей комнаты выплыла белой лебёдушкой в новых, праздничных одеждах, сияя ослепительной своей красотой Глаша. И так она была хороша, что все невольно ахнули и зажмурились.  Как светом комнату залило. Молча, поклонившись, она подошла к матери.
   -Вот, доченька, добры люди и молодец Ильюша, принесли нам в подарок хлеб да соль. Что будем делать с ним? Примем его аль нет?
   Так же молча Глаша взяла из рук матери каравай, положила на стол и, взяв с него приготовленный заранее нож, разрезала хлеб на четыре части. Согласие на брак было дано. Она стала невестой.
    Теперь вперёд выступил Илья. Он, держа в одной руке небольшой футляр. Склонившись перед ней, как перед царицей, на одно колено, поцеловал край платья и открыл футляр. Среди гостей прошёл шепоток удивления на необычность совершаемого. Достав  из коробочки, золотой перстень с большим бриллиантом, и надев его на безымянный палец левой руки девушки, он произнёс своим звучным, завораживающим голосом:
   -Глаша, я прошу твоей руки. Будь моей женой!
Глаша, взяв его протянутую руку и задержав её в своей, слегка дрожащей, помедлив, прошептала:
   -Я согласна. Мама, отец, благословите нас, - и встала на колени  рядом с Ильёй.
   -Ну что ж, сладили, - произнёс Фёдор, залезая на скамейку и снимая образ. - Да будет так.
Держа икону Спасителя с обеих сторон вдвоём с Александрой, они благословили стоящих перед ними на коленях и склонивших головы Илью и Глашу.  После благословения и лобзаний, по традиции жених с невестой были отпущены в соседнюю комнату для выяснения отношений.
    Петр, всё это время стоявший за дверью, чтобы не мешать проводимому ритуалу, теперь, наконец, открыл дверь и, пыхтя, втащил порядочный сундучок.
   -Уважаемые хозяева, - раздался голос Авдотьи Андреевны, - не прогневайтесь, примите от свет Ильюши, подарочки.
    Сундук поставили посреди горницы и Фёдор, подняв крышку его, вынул новую сюртучную пару, белую рубашку-косоворотку.  За ними показались добротные яловые сапоги.
    -Ух ты, - восхищённо поцокал он языком, - о, то да. Благодарствуйте.
   Положив всё на скамейку, снова склонился над сундуком,  и достал синее шерстяное платье городского кроя, а за ним большую, голубую шёлковую шаль с длинными кистями.
   -Та-ак! Это тебе, мать. Наряжайся. Ну, прынцессой будешь! – сказал, наклоняясь к сундуку, и вынимая из него голубые сафьяновые сапожки.
   -Ой, ба-атюшки мои, - запела Александра рассматривая подарки.
-И впрямь прынцессой, аль королевной заморской стану. А вроде бы и впору как раз всё будет. Чудно. Как и угадал – та.
   -А вот тут, Петюня, похоже и для тебя чтой-то есть. На-ка, глянь. -подавая Петру красную, шёлковую, разукрашенную цветной вышивкой косоворотку, проговорил Фёдор. – А вот и штанцы те, с сапогами  в придачу. Ну-ну! Славный зятёк будет у меня! - не скрывая своего удовольствия, покашлял он и вытащил из необъятного нутра сундука, сверкающий боками ведёрный самовар и большой серебряный поднос. Гости одобрительно зашумели, закрякали, зашептались завидуя богатым подаркам: - Глянь-ка, ты токо глянь! Мильёнщик, ну точно мильёнщик!.
  И тут Фёдор окончательно сразил всех, достав большой, тяжеленный кошель.
   -А энто, што? Да никак деньги! Фю-ю-ю,– не веря своим глазам прсвистнул он, развязывая его. – Точно! Зо-о-лото! Вот так-так!
   -Не обессудь хозяин дорогой, - проговорила Авдотья Андреевна.- Большие хлопоты со свадьбой предстоят сейчас вам, поэтому, прими от чистого сердца, пятьсот червонцев на расходы, какие необходимы будут.
    -Во-от! Я ж точно вам сказала, ми-и-льёнщик он! – послышался восторженный шепоток соседки, тётки Фроси.
Ошарашенные гости, вытаращив глаза, наблюдали за происходящим. У Александры  не выдержали, подкосились ноги,  и  она  села на скамью.
    -Што жа, - повернувшись к Илье произнёс Фёдор, хотя и тоже несколько сомлевший, от таких неожиданно дорогих подарков, с достоинством произнёс, - благодарствуй, Ильюша!
И склонился в  поклоне в сторону Авдотьи Андреевны и Лизы:
 - И вам поклон, мои дорогие.
 - А в хозяйстве, я думаю, червончики т сгодятся, не пропаду-ут, нет, не пропадут! - скрывая некоторую возникшую неловкость, пошутил он.
  - Ну, што жа, гости дорогие! – несколько оправившись от шока, немного смущённо произнёс Фёдор. - Вы нас, как бы это, малость врасплох застали, но это мы сейчас справим. Хоть за пустой стол, вроде ба, и не сажают, но нам со свадьбой надо ба решить некоторы вопросы, поговорить о женихе и невесте. А супружница моя, на стол враз соберёт, нам не помешает, что Бог послал. Проходите, усаживайтесь.  Петюня, снеси-ка подарки та в спаленку.
     Гости опомнившись, но, ещё не придя в себя, переговариваясь, шумно стали рассаживаться вокруг большого стола на лавки. Набралось не много, но и не мало, а человек пятнадцать.
   -Давай мать, - сказал Фёдор, - снаряжай стол.
   -Я помогу ей, – подала голос Марфа, - мигом соберём. Вставай-ко, Шура, - потянула её с лавки. – Ну, Лександра, что есть в печи – всё на стол мечи. А ты уж, Дормидонтушка с Лизаветой и Авдотьей Андреевной решайте с хозяином вопросы.
   Они направились за перегородку на кухню к большой русской печи. Потрясённая Александра прикрыла лицо руками, пытаясь собраться с мыслями. Подняла голову:
   -Да  всё, что надобно есть, Марфуша, токо на стол собрать. Мы ведь ждали сватов от, подготовились мал-мала. Ну, давай кося, расстараемся. Спасибо те за помощь.
   -Да што там, суседи ведь. А вот как тебе показался женишок от?
   -Красивай, ох виднай парень, куды как хорош. Но боязно мне чтой-то стало, ой боязно и не по себе. Не знаем мы о ём ничо. Как-то касатушка моя с ним будет, не зна-аю. Не спокойно у меня на сердце-то стало. Да вишь, любит она его больно. Ночами не спит, всё о ём думает.
   -Ну, да будя те, вот раньше  времени, расстройствами-то заниматься, кака уж судьба, та и будет.
   -Ой-ой-оюшки, а денжищь та скоко! Умарёхнуться можно! Да уж, ладна, - сказала Александра, надевая на Марфу и на себя фартуки, - побежали.
   Как по щучьему велению на столе появились большой жареный гусь, только что вынутый из печи, солёные огурцы, выпотрошенная и нарезанная селёдочка с маслом льняным под луком, чугун с картошкой, хлеб нарезанный крупными ломтями, стопки и весь необходимый струмент. Посерёдке стола была водружена четвертная бутыль самогона. Застолье началось.
   За чаркой быстро время летит. Зимний день короток, засмеркалось. Пришлось лампу трёх линейку зажечь, свечи по углам, что бы мрак разогнать. Под образами, превратившись на время  в бессловесных существ, чинно сидели Илья с Глашей, не пили, не положено, и слушали, как подвыпившие бражники решали их судьбу.
   Встал из-за стола первым Дормидонт Михайлович. Покачиваясь и опершись на  стол, слегка заплетающимся языком изрёк:
   -Ну, будя! Поговорили, порешили, пора и честь знать. И нам в ночь ехать не больно-то хорошо. Будем собираться. Свадьба через две недели. Делов много. А жених через два-три денька свозит  невесту к мамане своей, познакомиться и благословение получить. Всё! Хзяевам - низкий поклон за гостеприимство!

                продолжение следует...