Был поминальный день

Станичное кладбище гудело, как пчелиный рой. Там и тут между памятниками и крестами сидели и стояли родные и знакомые, вспоминали ушедших, обсуждали живущих, наливали и закусывали. Одних привела вера, другие отдавали дань традиции, третьи пользовались случаем выпить на законном основании. Цыганча попрошайничала, даже не пытаясь создать видимость сопричастности.
Маргарита не любила этот день, называя его праздником на костях. Ребенком ходила вместе со всеми, ничего толком не понимая. Вернувшись после института, категорически отказалась сопровождать мать.
– Не хочу видеть пьяные рожи на могиле отца! – решительно заявила она.
Мать возмутилась, попыталась вразумить:
– Что скажут люди?!
– Поменьше их слушай, здоровее будешь.
– Ах, ты… 
Рука, занесенная для подзатыльника, бессильно стукнула кулаком по столу.
Минуло двадцать лет. Мать по осени присоединилась к отцу. Маргарита осталась в доме одна.
Проснувшись еще затемно на девятый день после Пасхи, ощутила тоску неизъяснимую. Чтобы отвлечься от душевного томления развила деятельность бурную, не отдавая отчета в цели хлопот. Замесила тесто скорое. Пока оно поднималось, наварила яиц, потушила капусты. Налепила пирожков и с первыми лучами солнца поставила в печь. Оделась нарядно, уложила приготовленное в корзину, прикрыла салфеткой. Вздохнула тяжело и вышла на улицу.
– Куда? – полюбопытствовала соседка из-за забора.
– Не твое дело! – огрызнулась Маргарита и направилась по пыльной колее к печальному холму, видневшемуся вдалеке за домами.
По пути все пыталась понять, что же ее заставило изменить принципам? Выпить желания не имела. Да и если бы заимела, зачем для этого через всю станицу тащиться? Могла бы и дома накатить... Традиции решила соблюсти? Сомнительно. Разум еще не потеряла и не перестала считать пикник на кладбище чем-то противоестественным… Неужели верить в бога начала?! Сколько раз слышала, что люди в церковь с возрастом приходят. Интересно, сорок лет – это подходящий возраст, или нет?
Додумать мысль не успела, ступила на погост. Тут же была окликнута:
– Эй! Не проходи мимо, подай страждущим.
Оглянулась. У ограды на земле расположилась цыганка, широко раскинув пестрые юбки. Перед ней стояли полные коробки. Видимо, щедрых посетителей прошло немало. Да и детвора чумазая всегда между могилами сновала, собирала, что оставалось по обычаю. Маргарита брезгливо поморщилась:
– Это ты, что ли, страждущая?!
Цыганка за словом в карман не полезла:
– Не тебе судить.
– Стыда, совести нет!
– Зачем воздух зря сотрясаешь? Хочешь – подай, нет – проходи мимо.
– Была бы моя воля, выгнала бы вас всех!
Цыганка держалась невозмутимо:
– Хорошо, что воля не твоя, а Божья.
– Вот ведь саранча! – Маргарита недовольно топнула. – Ну, держись!
– Держусь, держусь… –  почти пропела цыганка и демонстративно отвернулась.
Маргарита плюнула в ее сторону, затем переступила с ноги на ногу, размышляя, чтобы еще предпринять. В голову ничего не приходило. Пришлось оставить все, как есть, и продолжить путь между каштанами и акациями.
За деревьями, справа и слева было людно. Почти все – знакомые, станичные. Издалека здоровались, приглашали подойти, протягивали бутерброды и стопки. Маргарита останавливалась, одаривала яичком да пирожком, брать чужое отказывалась. На спиртное косилась неприязненно, бурчала:
– Нашли место, пить… – И шла дальше.
Издалека заприметила бабу Раю. Не то теткой она ей приходилось двоюродной, не то брательницей какой. Сидела на лавочке возле фамильного склепа. Маргарита пристроилась рядом передохнуть.
– Как дела? – спросила для приличия.
Баба Рая брови домиком изогнула, плечами повела:
 – Да какие у меня дела?! Нет никаких дел. Жду, когда мой черед придет.
– Ну, зачем вы так? Хорошо выглядите. Вижу, даже бусы надели.
– Надела! Чтобы Коленьку порадовать. Очень он их любил… Приходил недавно ко мне. Сказал, чтобы готовилась, скоро свидимся.
– К-как это – приходил?! – опешила Маргарита и уставилась на бабу Раю, как на умалишенную.
– Не пужайся, милая, – улыбнулась та. – Умом я не торкнулась. Коленьку во сне видела. Во всем белом. 
Маргарита недоверчиво покачала головой:
– Неужели вы с ним взаправду встретиться хотите?
– А почему нет?
– Он же вас не любил?
– А вот и неправда! Любил меня Коленька, как ни на есть, любил.
– Но ведь бил! Я помню, мать рассказывала.
– Коленька, любя, руку прикладывал. И, что греха таить, сама повод подавала.
– Это какой же повод?
Баба Рая по-девичьи в ладошку прыснула:
– По молодости немало чудила.
– А он что, ангелом был? – продолжала Маргарита. – Он же гулял напропалую. До сих пор по станице легенды ходят.
– Ну, так ведь ко мне всегда возвращался.
– Баба Рая, да неужто жизнь такая тебе мила была? Это же не любовь?
– А что такое любовь?
– Не знаю, – протянула неуверенно Маргарита. – Может, желание видеть ежечасно, забота, уважение…
– Терпение, деточка, терпение. Встретились, поженились, детей нарожали. Все! Доля твоя. Неси. – Баба Рая утомленно прикрыла глаза, затем спохватилась: – Ты у своих-то уже была?
– Нет еще.
– Ну, иди. Я еще тут. Можешь на обратном пути заглянуть.
Маргарита сперва хотела спор продолжить, но махнула рукой и побрела дальше. Огибая холмики и плиты гранитные, прокручивала в голове слова бабы Раи и не находила им отклика в своей душе. Никогда не мирилась с изменами. Потому и мужа выгнала через год после свадьбы, и больше уже не верила никому. А положа руку на сердце, признаться должна, что и желающих больше не находилось. Может, и права баба Рая, может, и надо было терпение проявить. Не осталась бы сейчас неприкаянной.
О том же самом и мать всегда говорила, что строга чересчур Маргарита к слабостям человеческим. Вот, хотя бы с тем же поминальным днем. Ну, повелось так в народе, в это время на кладбище идти со спиртным и закуской. Зачем упорствовать, поперек переть? Как будто можно всех под свою гребенку причесать. А вдруг, можно? Ведь и Христос когда-то устоями пренебрег. Разве это не пример?
Вопросы одолели, да ответить некому, хоть вой. А тут еще и собака какая-то  лохматая к ногам прибилась, в глаза жалобно заглядывает. Вознамерилась Маргарита по обыкновению псину прогнать, но передумала. Выудила пирожок из корзинки, на землю кинула. Сама себе усмехнулась:
– Этак и цыганам скоро подавать начну.
Родительская могила, не в пример некоторым соседним, выглядела ухоженной. Лишь паутинка кое-где образовалась с последнего посещения. Маргарита достала тряпочку, под скамейкой спрятанную, и смиренно взялась обмахивать. Увлеклась, шагов не услышала. Когда голос у самого уха раздался, с перепугу ойкнула.
– Маргоша! – удивленно продекламировал Василий, родители которого через дорожку были похоронены. – Я тебя не узнаю?!
– Черт окаянный! – выругалась Маргарита, придя в себя. – Чего тебе надо?
Тот присвистнул:
– Вот! Теперь узнаю. – И собрался уходить, но сделав два неуверенных шага, обернулся. – Ты, вообще, как?
Маргарита приготовилась обороняться:
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… – протянул Василий. – Одна одинешенька…
– И что?!
– По ласке, небось, соскучилась…
– Это по какой же такой ласке?!
– По мужской конечно.
– Ой, не смеши! – воскликнула Маргарита. – Мужики настоящие перевелись.
– А я по что?! – возмутился Василий. – Чем неугоден?!
– Ты?! Да ты на себя в зеркало смотрел? Пьян потрепанная.
– Это я только сейчас такой непризя… непризетна…тьфу, непрезентабельный. О!
Наблюдая за стараниями Василия хотя бы по слогам произнести мудреное слово, Маргарита еле сдерживала сарказм. А Василий продолжал себя нахваливать:
– Обычно-то я мужик дельный. Ты же знаешь, я водителем при администрации. Мне пить нельзя. Дорого выходит.
– Если ты такой дельный, почему от тебя жена ушла?
– Она бы и не ушла, – Василий скривился, – если бы я не помог. Надоело слухами кормиться, с кем она да где.
– Значит, ты ее не любил, – постановила Маргарита, вспомнив бабу Раю.
– А ты своего мужа любила?
– Получается, что нет…
Они помолчали, думая каждый о своем. Потом съели по яичку. Василий достал из-за пазухи початую бутылку, протянул Маргарите. Выпили по глотку. Еще немного посидели и двинулись к выходу. Возле бабы Раи остановились.
Та лежала бочком на скамейке. Одну руку положила под голову, другую вытянула на бедро. Возле ног ее, словно сторож, сидела лохматая собака.
Маргарита тихонько коснулась бабкиного плеча. Та продолжала лежать неподвижно. На ее побледневшем лице застыла улыбка, как будто она увидела кого-то очень знакомого и очень родного.
– С Коленькой встретилась, – ахнув, прошептала Маргарита и растерянно оглянулась.
Василий уже звал на помощь. Со всех сторон начали сбегаться станичники. Кто-то запричитал, кто-то посоветовал сделать искусственное дыхание. На фоне общей суеты блаженное спокойствие бабы Раи выглядело возмутительно. В унисон ему за спиной у собравшейся толпы раздался знакомый голос цыганки:
– Скорую пропустите!
С такой уверенностью это было сказано, что Маргарита невольно почувствовала уважение. Сердце кольнуло и она позволила себе разрыдаться первый раз за последние несколько месяцев.

июнь, 2011 г.