Ивановка. Дядя Ваня. Черный Ворон. Грибы. 1937-39

   (мемуары моей мамы Петряковой/Умарбековой Галины Александровны)

   Не могу промолчать про то время, это было в 1937-38 г.г., когда очень часто слышали о "черном вороне". Это была машина с окном из решетки. И, она коснулась и нас. Тогда КГБ расправлялось со многими.
   Однажды маме привиделось буд-то крючок, закрывающий дверь изнутри, сам приподнялся, дверь открылась и человек во всем белом с головы до ног зашел в дом. Потом он прошел по дому и вышел, а крючок сам собой закрылся за ним. Маму от страха бросило в пот. Она рассказала отчиму, но он успокоил ее:"Да это тебе пригрезилось, спи спокойно, никого здесь не было."
   На другую ночь они только заснули, как раздался громкий стук в окно и команда:" Медведев, быстро одеться и в машину!" Это был "черный ворон" из КГБ. С тех пор мы Ивана Яковлевича два года не видели. За что, на каком основании, нам никто ничего не сказал. Такой авторитетный агитатор-пропагандист и вдруг решетка, тюрьма. Люди боялись вслух говорить о нем. Это было для всех тайной. И только через два года, когда его освободили, всем стала известна причина. Оказалось, в него была влюблена одна из тех девиц, которые голосисто пели под гармошку. Она хвасталась, что любит Ивана Яковлевича и выйдет за него замуж, только за него. Видно Иван Яковлевич ходил к ней до встречи с мамой. А тут он взял да и женился (хотя еще и неофициально), во-первых, на неграмотной женщине (1 класс в деревне проучилась и родители сказали "ты нам больше по хозяйству нужна"), во-вторых с двумя детьми. Это была наша мама. Девица не могла успокоиться, как это можно? Проигнорировал ее - молодую и без детей. Она решила отомстить ему. Она сказала представителю КГБ, что Иван Яковлевич в клубе хвалил Ежова и она это слышала. Здесь я могу ошибиться, то ли хвалил, то ли ругал. Ежов был причислен к врагам народа  по-моему позже, а тогда он был прислужник Сталина. Той же ночью Ивана Яковлевича забрали и отправили в тюрьму. Видно тюрьмы были переполнены и поэтому Сталинское правительство дало указание пересмотреть дела осужденных. На просьбы родных КГБ не реагировал.
  Вызвали на допрос ту девицу. Она уже забыла, что говорила в первый раз и вместо "в клубе" сказала, что это было "на конном дворе". Ее уличили во лжи. Дядю Ваню освободили. Но, за два года нас мама уже увезла в Ярославль. Там маме не понравилось и мы поехали на нашу родину, в чувашскую деревню Нижнее Колчурино в Татарстане. Хорошо помню дедушку Алексея. Он был для нас грамотным человеком. Он служил при царе Александре Третьем, который царствовал с 1881 по 1894 год, хвалил его за отцовское отношение к солдатам. Нам с Леной надо было с 1-го сентября уже учиться и мама решила увезти нас в город Фрунзе (ныне Бишкек), столицу Киргизии, где жила ее двоюродная сестра Шура, направленная туда после Московского Финансового Института. Муж Шуры умер. Она жила с сыном Вениамином  в большой однокомнатной квартире и работала в банке начальником отдела. Она нас приняла не очень радостно. Но Венька с Леной подружились, а на меня Венька смотрел, как на малышку. Тетя Шура предложила маме работать секретаршей у неё в банке, но мама не решилась, подумала, что не справится. Тогда тетя Шура дала рекомендации маме - в 15-ю среднюю школу требуется уборщица. Нам дали маленькую комнатку. Я пошла в 3-й класс, а Лена в 4-й. Но отдельно мы проучились одну четверть, а во 2-й четверти к нам в 3-й класс "Ж" привели мою сестру Лену, как неуспевающую, и посадили ее со мной за одну парту.( Сейчас я часто слышу "мы сидим на одной парте"- это же неправильно. Мы говорили "за одной партой".)
   В это время наша мама познакомилась с курсантом Егоровым Михаилом, который проходил курсы повышения квалификации. Он помогал Лене по арифметике. Что он врал маме, я не знаю. Но я его не полюбила. Однажды Лена написала письмо в Ивановку (под Тулу) своей подружке. А в это время, возвратившийся в Ивановку из тюрьмы дядя Ваня искал нас, узнал наш адрес и стремглав приехал к нам.
   Одна я была рада его приезду. Мама растерялась, а Лена бегом к своему дяде Мише. Но дядя Ваня сумел отвоевать маму. А Лена сказала:"Я останусь с дядей Мишей, он меня берет с собой, мы будем жить на квартире у одной узбечки." Дядя Ваня устроился на работу молотобойщиком в пяти километрах от г.Фрунзе, в Васильевском городке, забрал меня с собой и маму. Ему дали одну комнату, в которой было две кровати, стол и стулья. Мама недолго решала вопрос с кем остаться. Она выбрала дядю Ваню, не только потому, что он ей пригрозил зарезать если с ним не поедет, но я думаю и потому, что дядя Миша не серьезно к ней относился, а дядя Ваня приехал к нам в такую даль, из тулы в Киргизию. Когда я спросила:"Папа, а мы вернемся в Ивановку жить, или нет?" он ответил:"Нет, после тюрьмы меня больше не тянет туда, я не хочу там жить и с землей я порвал навсегда."
   Это был 1939-й год.  В этом Васильевском городке в Киргизии я закончила 3-й класс, с похвальной грамотой. Кроме похвальной грамоты мне подарили книгу "Снегирь", там было много стихов. Я их выучила наизусть и долго хранила эту книгу. А конфеты и печенье отличникам насыпали прямо из ящиков. Кульки делали из газет, а у меня не было газеты. Учитель спросил:"Куда тебе?" Я сказала:"Прямо в подол." Подняли фартук и весь зал грохнул со смеху. Я тоже хохотала, мне помогли спуститься со сцены по ступенькам в зал. Чтобы подол не мешал сидеть, я раздала конфеты другим девочкам, оставив себе в кармане фартука для мамы и дяди Вани.
   В этом Васильевском городке мне запомнился случай, чуть не закончившийся для меня смертельным исходом. Это было на каникулах, в начале июня. Я где-то игралась и проголодалась. Тогда еще не было холодильников. Готовили еду на один раз на примусе или на керосинке. Летом все прокисало. Кушать было нечего, мама работает в г. Фрунзе, прийдет только вечером, а дядя Ваня должен прийти в обед, чтобы со мной пообедать. Я стала его ждать и вдруг увидела на окне между рамами блюдце с грибами. Я обрадовалась, думая, что это оставлено для меня. Я любила грибы (до сих пор люблю) и с жадностью их съела. Потом был страшный бред. Мне мерещилось, буд-то машина везет вату, а я в этой вате тону. Я металась на кровати до прихода дяди Вани. Я потеряла сознание. Очнулась от свежего воздуха - это он держал меня на руках и быстро бежал к ближайшей поликлинике. Мне промыли желудок, дали лекарства и я стала поправляться. На мое счастье дядя Ваня принес в больницу клубнику, две тарелки; одну тарелку я съела сама. Потихоньку я стала кушать, что мне приносил дядя Ваня из ресторана: мои любимые, тонкие, как газета, блинчики. Мой отчим радовался, что я поправляюсь и рассказал, что грибы мухоморы он поставил на окно от мух и ругал сам себя, почему не догадался написать об этом записку. Дядя Ваня отпросился с работы, чтобы за мной ухаживать, как родной отец. А мамы так и не было несколько дней. Наверное, у нее сердце разрывалось, что одна дочка с Ваней, а другая с Мишей. Ей не легко было уговорить Лену, чтобы она согласилась с нами уехать из Киргизии в город Куйбышев, куда завербовались отчим с мамой, с июля 1940 г.. Летом 1940 г. я постриглась последний раз, под "польку", и больше никогда не стриглась до сих пор, до 75 лет. Мне было 10 лет тогда.