Прощай, оружие -2!

Прощай, оружие -2!
(Размышления над Уставом караульной службы)


Было это в 1974 году. После третьего курса нас отправили в военные лагеря под Свердловском, где  нам предстояло два месяца постигать суровые солдатские будни с тем, чтобы по выпуску стать офицерами запаса.
Было много чего интересного, веселого и не очень,  бывало и трудно, когда неумело обернутые портянки в кровь сбивали ноги во время восьмикилометрового марш-броска на стрельбище.  Бывало и страшно - особенно когда нас начали «обкатывать» танками.  Но все же веселого было больше -  хотя смеяться приходилось немного погодя…
Неделю мы зубрили Устав караульной службы. Все шло нормально, хотя была одна проблема, нас сильно смущавшая. Звали эту проблему, по-моему, Шафран, студент-историк. Как говорил его земляк из Нижнего Тагила А.Перцев, Шафран был золотым медалистом в их школе. Более не приспособленного к службе человека я не встречал: полный, неловкий, то кашу горячую на себя из котла выльет, то ноги в сапоги без портянок засунет, то еще что-нибудь учудит. Но это было его личное дело. Много хуже было другое: этот парень нас просто пугал, когда, отвечая на вопрос офицера о порядке действий в карауле, раз за разом говорил, что после команды «Стой! Кто идет!?», он, не дожидаясь ответа, «дает предупредительную очередь по ногам»! Нам стоило больших трудов уговорить ротного капитана Жуганова не выдавать оружие в карауле этому маньяку-киллеру, «чудиле из Нижнего Тагила».
И вот - мы заступаем в караул. Всем выдали по автоматному рожку с боевыми патронами, еще раз проинструктировали и - вперед.
Ночью я стоял на вышке,  охранял артиллерийский парк. Лил сильный дождь, было грязно, сыро и зябко.  Я с нетерпением ожидал смену… И вдруг, примерно за час до смены, я увидел две быстро приближающиеся фигуры.  Мало того, что эти фигуры перли прямо на меня, они еще громко …матерились!
Я заорал, как учили: «Стой! Кто идет?!» - В ответ отборный русский  мат с употребление моей фамилии в самых разных падежах… «Стой! Стрелять буду!» - кричу я и кубарем скатываюсь по хлипкой лестнице с вышки.  Двое - а я их уже узнал, мой сокурсник старшина Орехов и наш ротный командир от дивизии капитан Жуганов - стремительно, насколько позволяет грязная, расползающаяся под  ногами дорога  движутся ко мне.  Капитан, страшно вращая с сумасшедшинкой глазами,  орет мне почти в лицо: «Антонов, мать твою…Какого ….ты взял автомат курсанта Перцева, а свой куда-то продал, что-ли?» -  Я чувствую, что от такого обвинения у меня  сейчас «поедет крыша».  Не давая мне ни секунды передышки, капитан развивает наступление: «Твой автомат номер такой -то, а ты нагло спер автомат Перцева номер такой-то!  Так ты и Родину продашь! Дай свой автомат, покажи номер!» -  Возмущенный до глубины души я быстро поворачиваюсь боком к прожектору, смотрю на номер моего автомата, и, счастливый, протягиваю его Жуганову: «Мой автомат, ничего я не брал…» -  И что я слышу в ответ?  Капитан передергивает затвор, орет не своим голосом «Ложись!» и, тыкая меня стволом в позвоночник заставляет ползти назад, до вышки…А это - метров пятьдесят.  Старшина Орехов начинает заступаться, мол, он еще молодой, а так боец справный, старший автоматчик, может, хрен с ним, он уже все понял…Капитан неумолим, вновь клацает затвором, тычет в спину и зловеще сообщает: нич-чо, пусть поползает, наука будет, у меня один боец в Венгрии пять километров полз!».
И вот ползу я, весь в глине, мокрый, грязный, да тут еще этот ненормальный капитан (ходили слухи, что он в горячке спора отстрелил ухо какому-то майору, за что был разжалован и отозван из Венгрии) моим же автоматом меня и тычет в спину…Позор, как я покажусь ребятам в каптерке - ржать будут неделю…Ни на сантиметр не сократив дистанцию моего позора и унижения, капитан, наконец, орет: «Встать! Надо было учить Устав караульной службы, а не спать в аудитории! Держи свое ружье  и - никому, никогда, ни под каким предлогом не отдавай свое оружие. Понял?» - «Понял, товарищ капитан!» . Капитан, цедя сквозь зубы: «Что еще надо сказать?» - «Служу Советскому Союзу!»  пытаюсь иронизировать я.  «Антонов, не выпендривайся, а скажи спасибо товарищу капитану за науку» - подсказывает старшина Сергей Орехов.   Я говорю капитану искренние волшебные слова и с трудом вползаю по лестнице на вышку, на свой пост…
Когда пришел сменщик,  чуть - чуть поржали и я с тяжелым чувством поплелся в каптерку, где отдыхали мои товарищи…Что я им скажу,  как «отмажусь»?  Открываю дверь - и слышу гомерический хохот:  над  печкой с чайником натянута веревка, а на ней - штук пять мокрых,  в глине и траве плащ-палаток моих боевых товарищей по несчастью , студентов - философов и историков. В том числе - и старослужащих. Обидней всего показалось, что громче всех смеялся боец Шафран, чистый, в шерстяных носочках, так за сутки ни разу и не вылезший из караулки на улицу, под дождь и ветер…Мало того, что этот кочегар ржал надо мной, он еще и приговаривал: «Со мной бы этот номер не прошел. Сразу – предупредительный по ногам, как по Уставу, а потом и поговорили бы…». Вот и вся история….

Долго еще потом  «Че Геварра» (он же - студент С.Василенко), рассказывал в палатке на ночь: «И говорит тогда ему капитан Жуганов нечеловеческим голосом: Ползи, гад! Я тебя научу Родину любить..,.»    
И вот я сейчас думаю: не с тех ли пор у меня остеохондроз образовался?