Первый экзамен

Первый  экзамен

 …  Свердловск, начало семидесятых. Я поступил на философский факультет Уральского госуниверситета, хотя, вообще-то, собирался на исторический. Но, когда зашел в приемную комиссию, больше понравилась брюнетка за столом с табличкой «Философский факультет». Рядом сидел высокий лысый парень в очках, неестественно увеличивавших его глаза. Эта парочка производила странное впечатление, и меня, как обычно, потянуло к новому и неизвестному…Путая Фейербаха и Гегеля, я что-то там наплел про свою увлеченность философией, затем, отвечая на вопрос В.Маклакова (это был он,  мой первый преподаватель, которого зимой мне предстояло приятно поразить на экзамене по диамату), почему в моей характеристике из школы имеют место такие обороты, как «излишне ироничен по отношению к старшим»,  «берет на себя функции адвоката»  - я  взял ручку и обвел грамматические ошибки моей классной…Похоже, мы понравились друг другу, но окончательно меня добила фраза Ирины Кукуй (это была она), сказанная шепотом, пока Маклаков демонстративно оглядывался:  «и вообще, Игорь, наш факультет лет пять назад закончил  известный югославский ревизионист  -то ли Ивкович, то ли Бранкович (я уже и не помню),  который с самим Тито спорит». Судьба моя была решена, и,  сдав два экзамена на отлично, я  был зачислен на этот замечательный факультет…
 …Учудил в первую же сессию – ни черта не готовился, а поддавшись на уговоры одного, казавшегося «шибко» умным приятеля по-старше, в последний вечер перед  зачетом по диамату повел его в ресторан «Большой Урал» (или попросту «Буш»). Этот вечно голодный, но мудрено изъяснявшийся тип обещал мне за рюмкой водки рассказать все содержание абсолютно недоступной разумению нормального    18-летнего человека работы вождя всех угнетенных В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Было также обещано все разъяснения сделать на примере фантастических романов Хойла,  Лема,  Брэдбери, Азимова, высоко чтимых моим приятелем. Справедливо решив, что хрен редьки не слаще,  и за последнюю ночь перед экзаменом я все равно не смогу продраться через гущу ленинских проклятий в адрес всяких там Авенариусов, Махов, Юнгов и иже с ними, к подлинному смыслу Ленинского определения материи, постичь разницу между эмпириокритицизмом и эмпирио – же – монизмом, а так я хотя бы поужинаю, благо рубля три у меня все же было,- я отправился в ресторан…

Не прошло и получаса, как абсолютно ошалев от фантазий с детства мне почему-то неинтересных Азимова, Брэдбери и прочих, когда и сам Женька захмелел и окончательно запутался в сложных параллелях между Черным облаком, Мыслящей материей и к тому же еще и «данной нам в ощущениях, которая копируется, фотографируется» – и далее по тексту бессмертного бестселлера Ильича, мы незаметно переключились на куда более важное дело: стали перебрасываться хлебными мякишами с глазастыми девчатами из-за соседнего стола, причем они начали первые, явна заигрывая с интеллигентного вида парнями, увлеченно обсуждающими на тарабарском языке какую-то заумь типа «индетерминизм», «гносеология» и т.п. Окончательно девчат добил, видимо, с ленинским прищуром Женькин вопрос: «Уж не агностик  ли Вы, батенька?». Последовавшая затем затянувшаяся .пауза похоже, добавила мне очков: дамы начинали откровенно жалеть меня, такого молоденького и уже, как бишь его? –  агностика.  Дурак, я тогда чуть было не обиделся на приятеля за это словечко, но взял себя в руки, вспомнив, что Богданову доставалось от Ильича еще хлеще…
Между тем на сцену ресторана чинно выплыл  коллектив из пианиста, контрабасистски, барабанщика и усатой полной дамы лет шестидесяти, которая умудрялась неплохо исполнять романсы вперемешку с одесскими шлягерами, да еще подыгрывать себе на скрипочке, томно закатывая черные глаза под еще более черные кустистые брови…Короче, нас развезло,, и вождь мирового пролетариата с его матом и диаматом был забыт напрочь…
…А еще через час вся ресторанная публика бодро отплясывала под задорные «Мясоедовскую», «Созрели вишни в саду у дяди Вани» и «Москву златоглавую»…Немного странным мне показалось лишь то, что кто бы и что бы не танцевал, очень быстро сбивался на «Семь – сорок» (или, как шутили в те времена, «Без двадцати восемь»…).
…Потом мы провожали девчонок аж на  Уралмаш,   причем из этого мероприятия  ничего путного не вышло (и что они к нам приставали?), транспорт общественный внезапно иссяк, и назад мы добирались пешком…Зима, минус двадцать да с ветерком…Где-то часов в шесть утра приперлись мы трезвые, но замерзшие напрочь к главному входу в родимый Универ. Злая бабка-вахтерша нас  «помариновала»  на морозе еще с часок,  почему-то упорно  отказываясь признавать в нас усердных студентов – отличников, загодя явившихся на экзамен…
Вспоминать ту ахинею, которую я нес по поводу материи, Соляриса, Мыслящей субстанции, солипсизма стыдно и по сию пору…Заходил я раза три, но так и не сдал первый в своей жизни экзамен в Университете. Хотя, ближе к вечеру, согрелся…
А Женька, гад, сдал с первого захода, причем отвечал четко, классово-конректно, и никакой лабуды словесной из мира ненаучной фантастики в его ответах и близко не было.
Мораль: а нет никакой морали, кроме той, что в ресторане к экзаменам готовиться все-же не стоит…Тем более, за два дня до Нового года. Да еще если принимать этот экзамен у тебя будет твой будущий комиссар студенческого строительного отряда…