Счастливые

Моя Лизавета сидела в кресле, поджав под себя ноги и мечтательно улыбалась, печатая письмо старой подруге. Я знал, что она пишет о нашем трогательном житейском счастье, о недавно купленном доме, где все пахнет свежим деревом и новизной.
-Максим, а ведь уже скоро три года как мы вместе, - тихо сказала Лиза и, покачав головой, вновь удалилась в переписку. И ведь вправду. А тогда, чуть больше трех лет назад, я считал себя несчастнейшим человеком, не зная еще, что обрету я случайно в городском парке.
-Лиз, я тут вспомнил, как мы познакомились, - это было немного сентиментально, и больше подходило бы ей, но я не смог удержаться и, подперев щеку кулаком, посмотрел на свою невесту.
Она отложила ноутбук и встала, на цыпочках подошла ко мне. Я посмотрел на нее снизу вверх и обнял за худые узкие бедра. В тот день я очень удивился этому странному явлению: по дороге шла высоченная худая девушка, скрывающая мечтательный будто обращенный в себя  взгляд под длинными светлыми волосами:
-Ты мне тогда показалась самым необычным существом на свете, - со смешком прокомментировал я.
-А я тебя совсем не заметила. Таких, как ты, фанатично качающих руки парней всегда было слишком много. Я даже едва ли запомнила бы тебя…
Я закончил:
-Если бы не моя совершенная бестактность.
Мы понимающе улыбнулись, вспоминая, как я посочувствовал ей:
-Тебе, наверное, обувь приходится в специализированных магазинах покупать.
У Лизы сорок шестой размер ноги. У меня – тридцать восьмой, и это такая же проблема: найти на меня качественные не подростковые, а вполне мужские туфли. Но тогда Лиза не подумала о том, что я мог понять ее проблему, и приняла мои слова за оскорбление.
-Ты как дурак до конца вечера за мной с извинениями ходил, а я не знала, как от тебя вежливо отделаться.
Я засмеялся и посадил любимую к себе на колени:
-И хорошо, что не послала.
Лиза поправила волосы, поглядевшись в зеркало.
-Ни за что не могла представить себе, что после столь обидных слов ты еще наберешься наглости звать меня на свидание! – она весело стрельнула взглядом из-под челки.
А я набрался, но как? - не помню совершенно. Кажется, само собой вышло. И было радостно колко в груди, когда она согласилась и даже дала номер телефона.
Наши трудности, обросшие комплексами души и тела не давали нам насладиться всеми прелестями первых встреч. Мы боялись: то себя, то друг друга, выглядели странно даже со стороны, а смотрелись, видимо, смешно. Я едва ли по плечо Лизе, когда она обувает любимые туфли на каблуках. А она не мыслит себя без красивой обуви, да и грех прятать ее ноги, их должно быть бесконечно много. Вот как теперь, когда мы сидим вдвоем на диванчике, и она вытягивает вперед свои длинные холеные ножки, критически разглядывая педикюр.
А я изначально субтильного телосложения, упорно ходивший в спортзал качать руки и живот. (меня смущает окончание, но понять не могу – почему? Может чуть перефразировать или снести на новое предложение?)  Я пил гормоны, надеялся на чудо, и за пару лет усердных ежедневных тренировок мог похвастаться сильными мужскими руками.
-Вспомнила вдруг, как ты пытался взять меня на руки и по-джентельменски перенести через лужу, - Лиза по-доброму засмеялась.
Да, мои руки со всеми своими мышцами не смогли все же поднять ее. Лиза никогда не подтрунивала над этим, тихо целовала в висок, а однажды вдруг сказала:
-Хочешь я тебя подниму?
Я засмеялся тогда. Девушка, на руках у которой болтается вполне себе жизнеспособный парень, - дико! Но она не обиделась, просто сказала, что это дурацкий стереотип.
И когда я защищал ее от хамов-гопников ночью в переулке, один против четверых, она вдруг доказала, что запросто поднимет меня. Я был избит и едва соображал, что происходит, просто заметил, как сильные знакомые руки подняли меня и куда-то бережно понесли.
Но самое страшное, самое большое смущение должно было произойти многим позже, когда мы с Лизой уже привыкли друг к другу, и я чувствовал, что не любил никогда и никого так сильно, как ее. Я желал ее душой, но мое ненавистное истерзанное тело не могло не захотеть того же. И Лиза, скромная, отзывчивая на ласки, была до странности неловкой, скрытной, когда доходило попыток окончательно сблизиться.
Я боялся заводить разговоры о причинах, потому что тогда мне самому пришлось бы многое открыть и объяснить. Я боялся стать противен любимой девушке и откладывал, откладывал, откладывал неизбежное.
-Лизавет, а ты помнишь, как мы объяснялись?
Она заулыбалась и потрепала меня по отросшим волосам:
-Ты все еще об этом думаешь? Ну, помню…
-Что ты тогда почувствовала?
Она задумалась, вспоминая кошмарный вечер, испорченное свидание и взлохмаченных нас, сидящих на большой разобранной постели на почтенном друг от друга расстоянии. Она была красива: в черном маленьком платье, пахла моими любимыми духами, а волосы ее растрепались в порыве нашей незапланированной, но давно рвавшейся наружу страсти. Щеки у Лизы чуть порозовели, но она не поднимала взгляд на меня.
-Мне было страшно. Казалось, еще одно слово, и все будет разрушено: ты возненавидишь меня, выгонишь из дома, обзовешь самыми гадкими словами и забудешь как страшный сон.
Я вздохнул и отозвался:
-Я думал о том же. Зачем тебе такой мужчина, как я?
-Ты ничего тогда не заметил?
-Смеешься! Я подумал, что ты разгадала меня!
О, это мучительное объяснение! Как мужчина я решил начать прежде, чем Лиза обвинит меня в обмане. Я собрался с духом сказать ей всю правду о себе. Я пытался подобрать слова, возможно бы смягчившие мой обман, но в итоге не придумал ничего лучше, чем просто взять и объявить. В эту самую секунду Лиза что-то решила для себя и открыла рот, чтобы вместе со мной хором сказать одни и те же слова:
-Я – транссексуал.